Читать интересную книгу Пучина - Хосе Ривера

Я молчал, мысленно перебирая доводы дона Рафо и отделяя истину от преувеличений. «Дон Рафо, — сказал я ему, — я смотрю на вещи с другой стороны. Ваши выводы вполне основательны, но не они занимают меня в эту минуту. Эти вопросы встанут передо мной, но до них еще далеко. Главное в моих отношениях с Алисией — это я сам. Не будучи влюблен в нее, я притворяюсь влюбленным, честность заменяет мне недостающую нежность, и я внутренне убежден, что благородство моего характера толкнет меня даже на самопожертвование ради чуждой мне дамы сердца, ради любви, которой я не испытываю.

Привычка к притворству помогла мне приобрести среди женщин репутацию пылкого любовника, но я всегда чувствовал себя одиноким. Я старался рассеять тоску, искренне желал обновить свою жизнь, бежать от разврата, но, куда бы я ни устремлял с надеждой свой взор, я всюду находил жалкую пустоту, прикрашенную фантазией и сулящую разочарование. Обманывая себя мною же самим выдуманными истинами, я изведал все страсти, пресытился и бесцельно иду, сам не зная куда, искажая свой идеал, чтобы уверить себя в близости искупления. Химера, за которой я гонюсь, имеет человеческий облик, и я знаю, что от нее ведут дороги к успеху, любви и счастью. Но дни идут, молодость проходит, а моя мечта не видит верного пути; среди простых женщин я не встречаю простоты, среди любящих — любви, среди верящих — веры. Сердце мое — как камень, поросший мхом; в нем никогда не иссякают слезы. Вы видели: сегодня я плакал, не от душевной слабости — я слишком ожесточен против жизни, я оплакивал обманутые надежды, утраченные мечты, то, чем я никогда не был, то, чем я никогда не буду...»

Я постепенно повышал голос и вдруг заметил, что Алисия не спит. Я осторожно подошел и увидел, что она подслушивает наш разговор.

— Ты что? — спросил я.

Ее молчание смутило меня.

Дон Рафо решил продолжать путь до ближайшего моричаля.[12] Оставаться в лесу было крайне опасно: на много лиг[13] вокруг не было воды, и сюда сходились на водопой животные, а к ночи появлялись и хищные звери. Шаг за шагом, при первых вечерних шорохах, мы выбрались оттуда. Заря уже угасала, когда мы начали готовиться к ночлегу. Пока дон Рафо разжигал костер, я вывел лошадей на луг и стреножил их. Потянуло вечерней свежестью, и внезапно, с неровными интервалами, до моего слуха донеслись звуки, похожие на плач. Я инстинктивно подумал об Алисии, а она приблизилась ко мне и спросила:

— Что с тобой? Что с тобой?

Долго еще, собравшись вместе, мы прислушивались к этим стонам, повернувшись в ту сторону, откуда они исходили, но не могли разгадать их причину. Это пальма маканилья, тонкая, как кисть художника, плакала в сумерках, покорная ветру.

Неделю спустя мы заметили вдали ранчо Мапорита. Заводь близ корралей[14] золотилась на солнце. Огромные псы выбежали нам навстречу с громким лаем и разогнали наших лошадей. У передних ворот, где сушился на солнце красный байетон,[15] дон Рафо, поднявшись на стременах, крикнул:

— Хвала господу!

— ...и его пресвятой матери! — ответил женский голос.

— Велите кому-нибудь отогнать собак!

— Сейчас.

— А где нинья Грисельда?

— На реке.

Мы с удовольствием оглядывали чистенький двор, усаженный бальзамином, бессмертниками, табаком, маками и другими цветами. В саду манили в тень бананы, шурша резными листьями из-за бамбукового палисадника, окружавшего дом, на коньке которого распустил свой яркий хвост павлин.

Наконец, в дверях кухни, вытирая руки о подол нижней юбки, показалась старая мулатка.

— Киш вы! — крикнула она, швыряя скорлупой в копошившихся на грядках кур. — Проходите, нинья Грисельда ушла купаться. Собак не бойтесь, они не кусаются.

И она занялась своими делами.

Мы расположились в служившей залой комнате, обстановку которой составляли два гамака, раскладной столик, две скамейки, три сундука и швейная машина «Зингер». Алисия, тяжело дыша, присела отдохнуть на гамак. Вошла Грисельда, босая, с купальным костюмом на плече, с гребенкой в волосах и мылом в тазике из выдолбленной тыквы.

— Простите, пожалуйста, — сказали мы ей.

— Ранчо и его хозяйка всегда к вашим услугам. А! И дон Рафаэль здесь! Зачем пожаловали?

И, выйдя во двор, она фамильярно пожурила его:

— Беспамятный, опять забыли журнал? Я на вас зла, как ягуар. Не перечьте мне, а то поссоримся.

Это была смуглая крепкая женщина среднего роста, с круглым лицом и приятными глазами. Она смеялась, показывая широкие белые зубы, и ловким движением руки выжимала воду из волос на расстегнутый корсаж платья. Вернувшись к нам, она спросила:

— Вам еще не подали кофе?

— Пожалуйста, не хлопочите...

— Тьяна, Бастьяна, что же ты?..

И, сев на гамак рядом с Алисией, Грисельда принялась расспрашивать, настоящие ли бриллианты в ее серьгах и нет ли у нее других для продажи.

— Если они вам нравятся, сеньора...

— Я за них дам эту машину.

— Вечная любительница меняться, — любезно произнес дон Рафо.

— Нет! Просто мы все распродаем потому, что уезжаем отсюда.

И с жаром Грисельда принялась рассказывать, что приехал некий Баррера и вербует людей на каучуковые разработки на реке Вичаде.

— Вот случай поправить наши дела: там дают еду и пять песо[16] в день. Я так и сказала Франко.

— А кто такой этот Баррера? — спросил дон Рафо.

— Нарсисо Баррера, вербовщик, он привез товары и моррокоты,[17] чтобы раздавать их и угощать.

— И вы верите в эту аферу?

— Молчали бы уж, дон Рафо! И не вздумайте отговаривать Фиделя. Ему предлагают верные деньги, а он не решается бросить усадьбу. Он больше любит коров, чем жену! А кроме того, мы обвенчаемся в Порэ, потому что до сих пор жили по-граждански.

Алисия бросила на меня косой взгляд и улыбнулась.

— Этот переезд может принести убытки, нинья Грисельда.

— Дон Рафо, кто не рискует, тот всегда в проигрыше. Скажите сами, разве не стоит завербоваться, когда все у нас об этом только и говорят? В Ато Гранде, усадьбе Субьеты, почти никого не осталось. Старик Субьета еле упросил вакеро помочь ему загнать стада. Люди не хотят ничего делать. А по ночам пляшут хоропо!..[18] Нет, вы подумайте: среди них Кларита... Я запретила Фиделю оставаться там, а он не слушается. С понедельника уехал. Завтра ждем его.

— Вы говорите, Баррера привез много товаров? И дешево продает?

— Да, дон Рафо. Вам не стоит даже развязывать тюки. Все уже накупили всякой всячины. А почему вы не привезли мне модных журналов? Они мне так нужны. Я хочу одеваться по последней моде.

— Вот, привез один.

— Ну, спасибо!

Старая Себастьяна, седая, со сморщенным, точно винная ягода, лицом, дрожащими руками протянула нам несколько чашек горького кофе, которого не могли заставить себя выпить ни Алисия, ни я; дон Рафо пил его с блюдечка. Грисельда поспешила принести темную патоку в кувшине и предложила нам подсластить кофе.

— Спасибо, сеньора.

— А эта красавица — ваша жена? Вы — зять дона Рафо?

— Не зять, а ближе зятя.

— А вы тоже из Толимы?

— Я из департамента Толима; Алисия — из Боготы.

— Она словно на танцы вырядилась! Какая модница! Что за ботинки! А платье какое хорошенькое! Вы его сами скроили?

— Нет, сеньора. Но я кое-что понимаю в шитье. Я три года училась этому в школе.

— Вы научите меня? Правда, научите? Я для этого и купила машину. Посмотрите, какие у меня шикарные отрезы. Мне их подарил Баррера, когда приезжал к нам. Тьяне он тоже подарил материю. Где она у тебя, Тьяна?

— Убрала к себе. Сейчас принесу.

И старуха вышла.

Грисельда, в восторге оттого, что Алисия согласилась обучить ее шитью, сняла с пояса ключи и, открыв сундук, показала нам яркие ткани.

— Да это же обыкновенный сатин!

— Что вы, дон Рафо, — это чистый шелк. Баррера щедрый. А вот, смотрите, виды фабрик на Вичаде, куда он нас собирается взять. Скажите по совести, разве это не великолепные здания, разве это не шикарные фотографии? Баррера их повсюду раздавал. Смотрите, сколько я их наклеила в сундуке.

Это были цветные открытки с изображением двухэтажных зданий, расположенных на высоком берегу реки; на верандах домов стояли люди; в небольшой гавани дымили паровые катера.

— Там живет больше тысячи человек народу, и все зарабатывают по фунту в день. Я буду вести хозяйство в бараках. Подумайте, какие деньги я сразу загребу! Да сколько еще Фидель заработает! Смотрите — вот это каучуковые леса. Баррера правильно говорит: больше такого случая не представится.

— Жалко, я стара стала, а то бы и я поехала с сынком, — сказала старуха, снова появляясь на пороге. — Вот материя, — прибавила она, развертывая красную бумажную ткань.

— Ты в ней будешь похожа на горящую головешку.

— Подумаешь, — ответила старуха, — хуже, когда человек ни на что не похож.

— Поди, — приказала ей Грисельда, — достань дону Рафо спелых бананов для лошадей. Но сначала скажи Мигелю, чтобы перестал валяться в гамаке, потому что лихорадка у него все равно от этого не пройдет. Пусть вычерпает воду из лодки и осмотрит крючки, не объели ли карибе[19] наживу. Может, попался багре.[20] И дай нам чего-нибудь закусить, гости приехали издалека. Пойдемте сюда, нинья Алисия, переоденьтесь с дороги. В этой комнате мы будем жить вдвоем.