командиру разведвзвода, выдали пистолет-пулемет Шпагина и «Наган». Стрелять прицельно из этого оружия было крайне сложно, но для ближнего боя и ППШ, и револьвер подходили неплохо.
— Ну, здравствуй, Нагулин — с довольной улыбкой ответил на мой доклад Щеглов, — Вот уж не ожидал, что так скоро свидимся. Честно скажу, рад тебе, как родному. Из моих людей, с кем войну начинал, остались только Игнатов и Никифоров. А как тебя в разведку-то занесло? Я уж думал тебе в ПВО дорога, а тут вон как вышло.
— Трудно сказать, товарищ капитан. Я-то думал, что это вы рапорт написали с просьбой меня к вам определить…
— Да кому мой рапорт нужен, Нагулин? — усмехнулся Щеглов, — стал бы меня кто-то слушать, как же.
— Со мной вместе к вам моих бойцов из расчета противотанкового ружья направили.
— Чежин и Шарков? — кивнул капитан, — Нормальные бойцы. Не разведчики, конечно, но такое прошли, что мы их быстро натаскаем. Пушку твою немецкую отобрали?
— Сказали, что не положено.
— Жаль. Хорошая штука была… Хотя на кой она разведчику?
— Я бы нашел ей применение.
— Не сомневаюсь. Ты, Нагулин, и морской мине в разведке дело найдешь — тебе только дай.
Я улыбнулся. Щеглов выглядел усталым, но собранным и деловым. Было видно, что его роту командование гоняет в хвост и в гриву, но руки капитан не опускает.
— Примешь второй взвод, — перешел к делу мой новый командир, — там пока Игнатов командует, но это не сержантская должность, хотя службу он знает.
— Есть!
— До вечера тебе время на раскачку, а дальше буду спрашивать по полной. Нам тут прохлаждаться не дают. Командование трясет постоянно и требует информацию о противнике. Немцы заняли Кременчуг, захватили плацдарм на нашем берегу Днепра и переправляют на него пехотные части. Наши пытались держать крупные острова, их тут хватает, но немцы нас быстро оттуда выбили. Скинуть их в реку мы не можем — сил маловато, так что только и остается, что немцев сдерживать. А из штаба армии в дивизию приказ пришел. Пленные им нужны, чтобы узнать, что на плацдарме творится, и планы немецкие вскрыть. Это как же их там припекло, если штаб армии такие приказы раздает? Не их это уровень. Я понимаю, если б штаб полка такой приказ прислал…
— Погоды нет, — пожал я плечами, — дожди сплошные и облачность. Авиация не летает, вот информации и нет, а в высоких штабах боятся, что немцы отсюда на север ударят — в тыл Юго-западному фронту.
— Ты-то откуда это знаешь, Нагулин? Или тебе сам командующий фронтом обстановку докладывает?
— Да не знаю я, товарищ капитан. Просто предполагаю, исходя из того, что вы рассказали.
— Все, младший лейтенант, свободен. Иди устраивайся и принимай взвод у Игнатова, а мне еще группу для вечернего выхода за «языком» готовить надо. В роте даже десятка опытных разведчиков не наберется. Остальные — обычная пехота. Их на такое задание не пошлешь.
— Разрешите мне с группой пойти, товарищ капитан?
— Еще находишься, Нагулин, не суетись.
— Немцы что-то затевают, я это чувствую. Потом может быть поздно.
— Чувствуешь, значит… — задумчиво произнес Щеглов, опускаясь на грубо сколоченный табурет. — Раньше говорил «слышу» или «вижу», и я верил. Вернее, поверил не сразу, но потом уже не сомневался. А теперь ты говоришь «чувствую», и мне опять хочется от этих твоих «чувств» отмахнуться. Но капитан Щеглов второй раз на те же грабли не наступает. Ладно, ты в группе. Я сам вас поведу — ты с местными условиями пока не знаком, так что тебе в первом выходе людей не доверю. Сбор здесь в двенадцать, выходим в час тридцать. Смотри, Нагулин, ты сам напросился.
— Разрешите идти принимать взвод и готовиться?
— Иди, младший лейтенант, хотя, постой. Знаешь, кого я встретил сегодня утром на позиции первого батальона?
Я молча ждал продолжения, с интересом глядя на капитана.
— Старшего сержанта Серову. Она даже спросила у меня, где найти комбата. Липович ее снайпером в третью роту определил. Просто день встреч какой-то, не находишь?
* * *
Погода нам благоприятствовала. Низкая облачность закрывала луну, а шелест моросящего дождя скрадывал звуки. Даже осветительные ракеты не слишком помогали противнику — их свет вяз в пелене дождя. Мокро, грязно, хорошо хоть не слишком холодно. Назвать линию немецкой обороны очаговой было бы преувеличением, но разрывы между окопами и опорными пунктами все же имелись. Противник постепенно расширял Кременчугский плацдарм, и оборудовать полноценные позиции немцы успевали не всегда. Ударить бы по ним сейчас парой танковых дивизий при поддержке тяжелой артиллерии, да где их взять? У Юго-западного фронта резервов почти нет, а то, что выделяет Ставка, уходит на контрудары во фланг наступающим танкам Гудериана.
— Сто тридцать метров вперед и пятнадцать метров влево пулеметная позиция противника, — доложил я Щеглову, давно переставшему удивляться подобным откровениям с моей стороны, — Обходить лучше слева. Справа — непрерывная линия окопов, и немцы там не спят.
— Понял, — кивнул капитан, меняя направление, и мы поползли дальше, припадая к земле при вспышках взлетающих в небо осветительных ракет.
Вокруг регулярно погромыхивало — немцы вели беспокоящий огонь по позициям трехсотой стрелковой дивизии. Наши старались отвечать, но снаряды явно экономили.
Поскольку приказ о захвате «языка» исходил непосредственно из штаба тридцать восьмой армии, задачу капитану Щеглову комдив поставил соответствующую. Абы кто начальству был не нужен. Рядовые солдаты или унтеры много знать не могут, хотя с этим можно и поспорить — исключения бывают, но вероятность наткнуться на такого осведомленного нижнего чина все же не слишком высока. Поэтому брать приказали офицера, а это усложняло задачу на порядок. Плацдарм — это вам не глубокий тыл немцев на западном берегу Днепра. Здесь офицеры в одиночку не разгуливают, да и найти их еще нужно посреди ночи в кромешной тьме, когда от каждой вспышки осветительной ракеты приходится тыкаться мордой в грязь.
На самом деле, в захвате какого-нибудь обычного пехотного лейтенанта почти наверняка тоже смысла не было, и я об этом сразу сказал Щеглову. Капитан поморщился, понимая, что я предлагаю ему рейд вглубь немецкого плацдарма, но в итоге согласился. Мне этот выход нужен был с двумя целями. Во-первых, я хотел оказаться на берегу Днепра, чтобы иметь возможность сказать капитану, что слышал и видел признаки подготовки к переправе на плацдарм тяжелой техники, а во-вторых, мне требовалась успешная операция для того, чтобы приобрести определенный авторитет в глазах комдива Кузнецова, иначе он просто не стал бы меня слушать.
Разрыв в немецких позициях объяснялся довольно просто. Их рассекал надвое поросший кустарником овраг, по дну