Особенно тяжело отвечать на вопросы Тимофея. Мы с Артёмом объяснили ему, что папе с мамой придётся пожить отдельно. Что всё так же любим его и у него будут целых два дома и в два раза большее количество игрушек. Но Тим, хотя и привык засыпать и просыпаться без отца уже давно, тоскует по привычным ему вещам, соседям, друзьям во дворе.
Каждую минуту я веду внутренний разговор с Артёмом. В своих мыслях я кричу на него, швыряю в него вещи, царапаю лицо, рву любимые рубашки, выкидываю костюмы с балкона.
— Посмотри на меня! Я раньше бегала марафон, а теперь не могу дойти до туалета! Мои мышцы превратились в желе, я с трудом вытаскиваю нашего сына из ванны. Волосы грязные, я не расчёсывалась уже неделю, а ведь раньше ты так любил зарыться носом в мою макушку. Почему ты так со мной поступил?! Если разлюбил меня, почему не сказал прямо?! Разве мы не обещали друг другу быть честными?! Что с тобой произошло?!
Я всё время думаю, где мы свернули не туда. Почему Артём стал таким? И стал ли? Может, это просто я изменилась и увидела его по-настоящему?
Сколько хороших поступков нужно совершить человеку, чтобы понять, что он хороший? Я вспоминаю, как однажды вечером мы ехали в машине по какому-то проулку. И вдруг он остановился прямо на дороге, вышел и стал свистеть, глядя куда-то назад. Я обернулась на своём сиденье и увидела, что в нашу сторону быстрым шагом идёт девушка. Артём дождался, чтобы она вошла в подъезд, сел на своё место, молча улыбнулся мне и поехал дальше. Чуть позже меня догнала картинка — когда мы проезжали мимо девушки, за локоть ей цеплялся какой-то мужчина.
С тех пор, когда мне казалось, что Артём делает злые вещи, я всегда вспоминала тот момент на дороге. Каждое проявление его заботы и участия я бережно сохраняла у себя на стеллаже памяти. Доставала время от времени, любовалась, порой даже мысленно хвасталась перед другими женщинами. Я уверила себя в его непогрешимости и мудрости. А может быть, зря? Может быть, Артём не был хорошим человеком? Не был добрым, справедливым и лишь влюблённая я возвела его на пьедестал и не хотела видеть, что он из пыли и дыма?
Каждую ночь мне снится наше прошлое. Вот мы едем на велосипедах по тропинке через лес. Вот Артём на руках переносит меня через порог квартиры. Ночь, когда мы зачали нашего сына — он сжимает мои плечи, смотрит в глаза. И каждый сон заканчивается одинаково. Артём улыбается, я улыбаюсь в ответ, но радость прерывает резкая боль. Я смотрю на свой живот, а в нём — нож, и кровь стекает на пальцы моего мужа.
Глава пятая
Однажды утром я слышу дверной звонок. Не знаю, кто это может быть, наверное, ошиблись адресом. Но звенят настойчиво, периодически переходя на стук.
Открываю дверь. За порогом стоит очень высокий, очень бородатый мужчина. Он передаёт мне телефон.
— Что? Вы кто? — но всё же беру трубку. В ней раздаются Анины крики и плач.
— Надейка, слава богу! Я чуть с ума не сошла! Пришлось звонить Нилову! Почему не отвечаешь?! Я родила, ты, сволочь! Так бы приехала тебя за шкирку вытаскивать, небось, хандришь там, как коза последняя!
— Анюта, прости меня, дуру несчастную! Я хотела тебя поздравить, но не было сил ни с кем…
— Так, ты мне ещё отработаешь! Срочно собирайся, нужна помощь! Зоина группа приехала на конкурс, номер под музыку из «В мире животных»! Надо на лицах морды зверей нарисовать! Спасай детей! Гримёрша сломала ногу прямо перед вылетом! Все краски у моей мамы, она уже там.
— Ань, я поеду, а куда?
— Максим всё знает, он тебя отвезёт! — Мужчина в дверях кивает и поднимает большой палец вверх. Я пристально смотрю в его лицо и с трудом узнаю Анькиного старшего брата.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В раздевалке Дома культуры множество детей. Все они в движении: прыгают, повторяют какие-то па, напевают. Родители, в основном мамы и бабушки, зачёсывают девочкам волосы, обильно поливают причёски лаком, ругаются на мальчишек, которые затеяли в этой тесноте футбол.
Я иду за Максимом к нашей группе. Откуда-то сбоку ко мне подскакивает ребёнок и обнимает так, что хрустят рёбра.
— Тётя Надейка! Ура! Как дела у Тима? Он придёт? У меня каникулы! Я буду в Москве с ба и дядей Максом! У меня только одна четвёрка, а то мама сказала, что не пустит на танцы! Я лев! Раскрась меня первую!
— Смеясь, к нам подходит с распростёртыми объятиями тётя Геля, Анина мама.
— Тише, Зоя, уронишь! Наденька, как я рада тебя видеть! — Я замечаю в её глазах участие и понимаю, что она в курсе всего. — Ничего, ничего, милая, всякое в жизни бывает. И это пройдёт, поверь мне. У тебя сыночек, надо держаться.
— Спасибо, тёть Гель. — Я шмыгаю, но стараюсь сконцентрироваться на главном. — Где грим и кисти?
Следующие два часа я изображаю на лицах детей мордочки зверят. Стараюсь аккуратно повторить рисунок на фотографиях, которые мне показывает хореограф. Это не всегда легко, — детям щекотно, они быстро устают от неподвижного сидения. Чтобы сэкономить время, я рисую только лица, а шеи и руки поручаю широкими мазками разрисовывать другим мамам.
Суета вокруг, смех детей, тёти Гелины мягкие похлопывания по спине успокаивают и на меня нисходит вдохновение. Когда кто-то угощает меня чаем, а следом и сладким пончиком, я с удовольствием приканчиваю и то и другое. Потом оглядываюсь — нельзя ли добавки? И Максим сует мне в руки целую коробку.
Закончив с работой, я, наконец, выпрямляю спину и понимаю, что уже некоторое время у меня в кармане вибрирует телефон. Звонят из садика Тимофея.
— Надежда Сергеевна, слава тебе господи! — голос директрисы срывается от волнения. — Ради бога, простите! На прогулке к детям забрела кошка, видимо, потерялась. Дети её гладили, а Тимофей так и вовсе на руки взял и тискал…
— У него начался приступ? Вы сделали впрыск из его ингалятора?
— В том и дело, Надежда Сергеевна! В группе была педагог на замене, она молодая, с таким не сталкивалась, не знает, как пользоваться, сломала его, господи боже мой… — женщина ещё что-то пытается сказать, но я кричу в трубку, что срочно выезжаю и бегу одеваться.
Тётя Геля хватает меня за руку:
— Наденька, что-то с Тимошей? Тебя Максим отвезёт! — Тот кивает. Он уже надел свою куртку и протягивает мне пуховик и сумку.
Мы бежим на парковку и я, задыхаясь от ужаса, говорю адрес.
Едва прибыв к детсаду, даже не дожидаясь полной остановки машины, я открываю дверь и несусь в группу. Мой мальчик бьётся в истерике на полу. Он мечется, царапает горло, кашляет, хрипит и заливается слезами. Возле него скрючилась воспитательница, пытаясь удерживать голову от ударов. Директриса подбегает ко мне и пытается что-то сказать. Я выхватываю из сумки баллончик, падаю на колени, рывком поднимаю Тима и разворачиваю к себе спиной. Левой рукой зажимаю нос, а правой сую ему наконечник ингалятора в рот, командуя сомкнуть губы и пшикаю несколько раз, пока кашель, наконец, не ослабевает. Тим начинает делать судорожные глубокие вздохи самостоятельно.