Читать интересную книгу Солнце любви - Инна Булгакова

- Что ж, я был потрясен видом мертвого, ситуацией в целом, поэтому стопроцентно доверять своим воспоминаниям не рискну.

- Слышу разумную речь. Надеюсь, вы мне поможете и с мотивом.

- Я ничего не знаю.

- Но соседа своего с детства знаете. Вот я упомянул, что жертве нанесено три удара по темени. «Бутылкой?» — сразу спросили вы. Подземельный был алкоголик?

- Пьяница, скорее. Если вы понимаете разницу.

- Понимаю. Поэтому одинок?

- Кажется, у бывшей жены другая семья.

- Проверим. Он был склочным, агрессивным, буйным?

- Вовсе нет. Человек несколько опустившийся, но себе на уме, хитер, неглуп, балагур в народном, так сказать, стиле. Как пьющий — врун, хвастун. Но с проблесками добродушия, участия: от помощи соседям, как врач, не отказывался. Бескорыстно, но и «мзду» принимал, если давали.

- У вас не было причин относиться к Подземельному неприязненно?

- Ни малейших.

- Когда вы его видели в последний раз?

- В четверг вечером. Он пришел ко мне с фляжкой спирта помянуть моего отца, умершего девять лет назад от сердечной недостаточности.

- Подземельный его лечил?

- Нет. Папа лежал в больнице, но в день смерти вернулся домой. Внезапно ему стало хуже, я позвал соседа, помочь он уже не смог.

- Видимо, к вашему отцу он был привязан?

- По-настоящему Иван Ильич был привязан только к фляжке.

- Однако помянуть пришел, со своим спиртом, что для пьющего не совсем характерно. Или у вас с ним было так заведено?

- Это случилось в первый раз.

- За девять лет?

- За девять лет.

- Странно. О чем шла речь?

- Он просидел полчаса. Об автомобильной катастрофе в Словесном переулке, только что случившейся на наших глазах.

- Вы очень литературно формулируете свои высказывания, — заметил следователь.

- Я учитель, лектор.

- Ну да, доктор философии. Разбился наркоман под сильной дозой. Еще о чем?

- О новой соседке, которая поселилась в квартире дяди.

- Что именно?

- Что ее перевез сюда Ангелевич, медик рассказал.

- Понятно. Медик всегда был в курсе событий.

- Пожалуй, любопытство не было ему чуждо.

- Дядя, как я понимаю, отец Ипполита?

- Да. Много лет назад они переехали отсюда к тестю. Квартира побольше, тут рядом, на бульваре. Естественно, дядя знал Подземельного, а с Ангелевичем они приятели.

- Ну и последний ваш сосед по лестничной клетке — Ямщиков. Как мне сказали, они с женой заняты восстановлением храма в подмосковном селе Завидеево.

- Да, архитекторы. Но он приехал, я его видел сегодня вечером. То есть уже вчера.

- Приехал и сразу уехал?

- Не знаю. Мы столкнулись на лестнице, почти не разговаривали. Вот уж кого последнего я заподозрил бы в убийстве.

- Ангел, что ль?

- Почти. Тип русского мечтателя, нашедшего наконец своего Бога.

- Своего? Сектант?

- Да нет. у каждого свой. Простите, я не совсем понимаю цели вашего допроса. Если вы поверили в мою «слуховую галлюцинацию», преступника логично искать среди запьянцовских дружков Подземельного, по-моему.

- Они меня не минуют, если эпизод «пьяный», так сказать. Но на первый взгляд не похоже. впрочем, вся эта путаница с голосами, квартирами, балконами, признаться, несколько сбивает с толку. Ладно, на сегодня с вас достаточно, можете идти. — Следователь кивнул, уткнулся в свой блокнот; однако успел проявить наблюдательность, заметив вслед:

- Отчего вы прихрамываете?

Ведь почти незаметно!

- Ударился во сне щиколоткой о ножку качалки.

- Вы спите в качалке?

- Просто задремал. Это случилось в четверг, хромающим меня уже видели.

- Кто?

Петр Романович разозлился (бандитов ловите, а не блох!), но отозвался сдержанно:

- Мои родственники. Дядя, например.

5

Дядю он и увидел, выйдя из квартиры Подземельного: опершись о перила, адвокат и Ангелевич что-то обсуждали — тихо, как заговорщики.

- Все в порядке? — Евгений Алексеевич сжал руку племянника.

- А что у меня может быть не в порядке?

- Петр, не заносись, дело непростое. Я к тебе попозже зайду.

Дядя устремился к следователю; сосед проговорил, глядя на пол, на очерченный абрис — графический «астрал» мертвого тела.

- Собутыльники водочку не поделили, а, как вы думаете?

Петр удивился: за девять лет Ангелевич чуть ли не впервые заговорил с ним — и на «вы»! Приятель и ровесник дяди — пятьдесят три года — не являлся забубенным представителем «новых антирусских» (так называл это свирепое племя философ): математик- аналитик и впрямь был русский, жил сравнительно скромно, не пил, не гулял, не безобразничал, а голый, без поросли, продолговатый череп его и наглядно подтверждал интеллектуальное превосходство «яйцеголового».

- Может, и собутыльник долбанул, — согласился Петр отстраненно, подумав: «Все-таки я слышал другой голос! — окинув взглядом просторную, по-старинному, лестничную клетку. —

Нет, спрятаться негде, сбежать невозможно.» — и двинулся к своей двери.

- Почему вы хромаете?

Еще один наблюдательный! Петр Романович — не в первый и, должно быть, не в последний раз — объяснил.

- Валерий Витальевич, вы подтвердили алиби Варвары?

- Я. — Ангелевич достал из кармана пиджака «паркер» и принялся вертеть, перебирать блестящую штучку длинными пальцами. — А что? Вы подозреваете девочку в убийстве Подземельного?

Оба собеседника коротко рассмеялись.

- Вы встретили Варю у отца?

- У какого отца?

- У ее, у какого.

- Это вам кто сказал?

- Варя, вечером: что едет к отцу, вашему приятелю.

- Так оно и было. — Ангелевич с угрюмой пытливостью вгляделся в лицо соседа. — У вас с ней такие короткие отношения?

- Пока нет, — отрезал Петр с невольным вызовом в тоне: такие вот отношения, с нервическим подтекстом, установились у соседей с незапамятных времен. По замысловатой ассоциации вдруг вспомнилось: — Между прочим, за день до смерти покойник интересовался судьбой вашей жены.

- И что вы ответили?

- Что я ничего о ней не знаю.

В дверях уже бывшей квартиры бедняги Подземельного (чей труп почивал в морге) возник дядя и разлучил собеседников.

- Что мне с ним делать? — простонал адвокат, по-свойски располагаясь на кухне, и отхлебнул из кружки холодного вчерашнего чаю.

- С Полем? — угадал Петр.

- Ведь он на редкость умный парень, а?

- Вундеркиндер.

- Не иронизируй. Ведь умный? Но вечно ляпается в истории.

Племянник перебил:

- У него нюх на зло, он, как ищейка, его выявляет.

- Ну, будь благодарен: на этот раз вовремя подоспел, хоть тебя выручит. Сидим, по обыкновению, за шахматами. знаешь, иногда он меня обыгрывает.

- Знаю я тебя: поддаешься.

- Уже нет. Вдруг — ни с того, ни с сего — «пойду пройдусь».

- Во сколько? Во сколько Поль ушел?

- Около двенадцати. Что вызывает законное недоумение у следователя. А я как раз очень прочно задумался над ходом. Через час, наверное, звонит: убийство и тра-та-та…

- Не будет у него никаких неприятностей, дядя Жень, он действительно прискакал после меня.

- Не сомневаюсь. Меня тревожит сама тенденция, линия его жизни. Долгие годы он был болен…

- Эпилепсия — «священная болезнь», может, Поль — гений.

- Избави Бог. Я боюсь не криминального расследования, а возвращения болезни. Что это за девица такая роковая, что из-за нее он в полночь.

- Господи, да нормально парень влюбился.

- Как ты посоветуешь: ее оставить, не вмешиваться в «нормальный процесс», так сказать, или выселить?

После паузы Петр Романович сказал:

- Оставить.

- Ну смотри, на тебя полагаюсь.

- И я, как преданная старая нянька, буду пестовать их любовь и тебя информировать.

- Петруш, ты-то чего дергаешься? Какое вы с братом имеете отношение к этому ужасу?

- С братом? — переспросил Петр, словно чего-то испугавшись.

- С Полем.

Они помолчали.

- Меня подозревают в убийстве Подземельного.

- Антон Антонович кажется неглупым, объективным и добросовестным.

- Ты про кого?

- Про следователя.

- Ты его знаешь?

- Только что познакомились, но у меня глаз наметан. Недоверие к тебе, конечно, есть.

- А, заметил?

- Ну, что связывало покойного Романа с медиком, засек? Мотив ищет.

- Я рассказал ему, что Иван Ильич приходил накануне помянуть отца.

- Вот что: впредь будешь с ним общаться в моем присутствии, я устрою.

- У меня нет денег на адвоката.

- Петька, не до шуток! Доказать они ничего не смогут, потому что доказывать нечего, а нервы потреплют.

— Дядя похлопал по карманам в поисках портсигара, пожал плечами — забыл, мол — достал зажигалку и машинально высек остроугольное пламя, прошептал:

- Одного погубили, тебя я не отдам.

- Тот кошмар я давно выкинул из памяти.

- Ты философ, а я не могу. — Адвокат напоминал влюбленному в старую Россию племяннику со вкусом одетого, дородного, породистого помещика, на глазах которого внезапно выступили слезы. — Что по правде было нужно Подземельному?