Читать интересную книгу Хрангелы - Инга Леви

– Красинда, – осторожно спросила Мудрица, – ты что, стенографировать умеешь?

– Ну да! – ответила Красинда. – И даже очень замечательно... Ты что, стену рядом с Валерианом не видела? Все, между прочим, восхищаются.

После длительного молчания трубка наконец очнулась.

– А стенографировать – это, по-твоему, как?

– Ну ты даешь! Нашла что сейчас спросить! – всхлипнула Красинда.

– Не реви, отвечай, – непреклонно сказала трубка.

– Стенографировать – это рисовать на стенах граффити. Ну что за вопросы!

– Ктотебе это сказал?! – ошарашенно спросила Мудрица.

Красинда даже ногой притопнула от нетерпения.

– Чем выяснять то, что знают даже дети, могла бы мне хотя бы посочувствовать, если не собираешься помогать.

– Красинда, ты что, указала это в «особых навыках»?

– Ну да, ты же знаешь, какие у меня замечательные рисунки получаются, но какое это сейчас имеет значение!

– Дело в том, что стенография – это быстрая запись устной речи с помощью особых символов.

Красинда онемела.

– Не-е-ет, – еле слышно выдохнула она.

– Да, – вздохнула Мудрица.

От безысходности у Красинды защипало в носу. Мудрица, которая хорошо знала подругу и поняла, что та сейчас по-настоящему расплачется, затараторила в телефон:

– Красинда, держись! Ты, самое главное, не плачь, деваться некуда – ты все равно там единственный стенографист, вернее, все так думают, так что придется как-то выкручиваться.

– Вся надежда на тебя, – прошелестела Красинда. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, но те все равно капали на мантию, на блокнот, на пол...

               

Мудрица лихорадочно соображала, как спасти эту незадачливую рисовальщицу на стенах. И вдруг ее озарило.

– Слушай внимательно: ты будешь не записывать, что говорят старейшины, а зарисовывать.

– Как – зарисовывать?

– Быстро! Будешь рисовать образы и символы, которые придут тебе на ум, а потом, после совета, все тщательно опишешь.

По мере того как Мудрица говорила, Красинда успокаивалась. То, что предложила подруга, могло сработать – рисовала Красинда и правда хорошо. А по картинке вспомнить смысл сказанного легче, чем по каким-то крючкам и загогулинкам.

– Спасибо, – пискнула она в телефон, – я пошла творить.

– Ты, главное, художества свои не показывай никому, отдашь только расшифровку. Клаус Фрост, конечно, воплощение доброты, но мало ли что! Доводить до скандала не надо.

С уже сухими глазами Красинда вошла в Багряный зал. И очень вовремя! Через тридцать секунд почти все старейшины были на своих местах, и совет начался.

***

Пока ничего еще не надо было записывать (вернее, зарисовывать), и Красинда во все глаза смотрела на старейшин. Она, конечно, видела их на всяких торжествах, но так близко – никогда. Честно говоря, на это созвездие выдающихся хрангелов стоило посмотреть. Они были воплощением силы и мудрости, в зале царила энергия и мощь спокойного, несокрушимого, непобедимого Добра! Красинду стало даже познабливать от волнения и восхищения.

Глава Совета произнес краткую вступительную речь о цели заседания и передал слово Клаусу Фросту, который описал ситуацию. Старался сделать это спокойно, а вышло – не очень. Старейшины внимательно слушая его, одновременно изучали цифры и графики, делали пометки. После того как Клаус закончил, воцарилась плотная, напряженная тишина. Первой ее нарушила Глория, седая и                

величественная как королева.

– Это похоже на эпидемию – как будто распространяется какой-то вирус, не правда ли?

Большинство старейшин закивали головами.

– Стратегия темных продумана идеально: внедрять зло в сердца и души людей они пытаются давно, но начать с детей – это впервые. Ведь в природе человеческой – опекать, оберегать детенышей, бесконечно прощать, а не бороться с ними. Вот и получается, что сейчас в опасности не только дети, зараженные (и даже – не зараженные) вирусом зла, но и взрослые.

– Знаете, есть странная закономерность – в городах, особенно крупных, ситуация гораздо хуже, чем в поселках, маленьких городках, деревнях. Там, где почти нет цивилизации, эмоциональное состояние детей вообще не изменилось, – сказал Клаус.

– Вот еще одно подтверждение версии о вирусе, – задумчиво проговорил Сенсор.

– Значит, нужно искать антивирус, – тут же отозвалась Готта. Она была младшей из старейшин. Иногда ее ужасно раздражали неторопливые обсуждения в Совете. По ее мнению, решения нужно принимать быстро. Ну, а уж следовать им – еще быстрее! Сколько раз Генимыслей убеждал Готту – от этих решений зависит слишком многое, и нужно все тщательно взвешивать, но...

Да только, похоже, что в этот раз с Готтой согласны все. И старейшины принялись обсуждать пути поиска антивируса. Дискуссия становилась все жарче и жарче, Красинда еле успевала рисовать в своем блокноте все, что предстояло потом расшифровывать. Но даже в этом плотном ритме она заметила – один из старейшин, Марвей, не проронил ни слова. Как только Красинда об этом подумала, он заговорил. Все головы повернулись к нему.

– Друзья, я не разделяю вашей уверенности в том что это именно вирус. До сих пор не было ни одного случая вирусной болезни, которая вызывала бы злость, жестокость и агрессию, и обостряла бы худшие черты характера... Масштабы беды таковы, что нельзя терять                

время на проверку версий, которые могут оказаться ошибочными. Мне кажется, нам не обойтись без Фьючерона.

Марвей умолк. В звенящей тишине карандаш Красинды застыл над блокнотом. Ничего не понимая, она чувствовала – происходит что-то важное и ... страшное. Клаус опустил веки. Ума, наоборот, не отрываясь, смотрела на своего директора. В отличие от Красинды, она знала, о чем говорит Марвей.

Во все времена, в любой стране людям хочется узнать: а что там – в будущем? Что впереди? И тысячи гадалок по всему миру раскидывают карты. И цистерны кофе выпиты ради оставшейся гущи, которая «предскажет судьбу». И армия ясновидящих вещает доверчивым и любопытным, какие радости и горести их ожидают. Только все это – сказки, обман и спектакль. Будущее меняется и лепится ежесекундно. Каждым человеком и всеми шестью миллиардами вместе. Но есть на земле одна сила, одно место, где оченьстарый и оченьсильный хрангел может почувствовать, «как может быть». Называется это место – Фьючерон. Над Фьючероном сходятся силы Земли и силы Космоса, и Великий Разум нашептывает Достойному, что должно случиться при условии, что этому ничто не помешает, изменив сложенную мозаику.

Плата за такое знание, за услышанный голос–вся сила, вся энергия хрангела, и тот, кто идет слушать, знает: никогда уже ему не присутствовать на советах. Единственное, на что хватит последних минут его жизни – рассказать об услышанном...

Значит, Марвей предлагает пожертвовать кем-то из старейшин, чтобы остановить Зло.

Напряженную тишину прервал Огманд.

– Тебе не кажется, что ты преувеличиваешь, Марвей, и у нас еще есть время?

Марвей выразительно покачал головой: нет, не кажется.

Генимыслей решил, что теперь самое время вмешаться.

– Как старейшина я согласен с Марвеем – медлить нельзя. Как глава Совета я должен разрешить обратиться к Фьючерону, но все вы                

мне бесконечно дороги, и я не могу представить, что надо кем-то пожертвовать... Its impossible... Но это необходимо, и раз другого пути нет, на Фьючерон пойду я.

Как только он произнес последние слова, старейшины заговорили все разом. Из этого гула голосов было ясно – никто не согласен отпускать на Фьючерон Генимыслея, каждый предлагает себя. Красинда совсем растерялась: что же теперь рисовать? Ей и без того было нелегко, а тут еще такое!

– Стоп! – властно сказал Генимыслей. – Давайте не обсуждать окончательное и, по-моему, правильное решение.

– Это – по-твоему, – возразил Сенсор, наверное, единственный, кто смел возражать Генимыслею. – Мой возраст дает мне право с тобой не соглашаться. Ты, конечно, глава Совета, но меня, старика, тебе придется выслушать. Я думаю, что самое правильное сейчас – жребий.

Все поддержали его. Генимыслей молча обвел взглядом Совет. Их не переубедить, это ясно.

– Хорошо, жребий так жребий.

– Готта не участвует, – подал голос Огманд.

– Почему это, интересно? – взвилась Готта.

– Огманд прав, – сказал Клаус Фрост, – ты, Готта, самая молодая из старейшин, у тебя может не хватить силы, а рисковать дважды мы не можем.

Готта еле сдерживала ярость, но понимала, что оба правы – она может не расслышать. Генимыслей смотрел на своих друзей и молился, чтобы жребий пал на него.

– Перерыв. После перерыва тянем жребий, – сказал он устало.

***

Получасовой перерыв пролетел очень быстро. В зале царила тишина – каждый внутренне готовился к предстоящему, понимая, что тот, на кого падет жребий, отдаст свою жизнь. Каждый надеялся, что это будет он – ведь обречь товарища на неминуемую гибель тяжелее,