— С полгода, может, больше. Моя жена и я поощряем ее в этом.
— Что привело ее к психоаналитику?
— Бессонница.
— Многие страдают бессонницей, — отмел мой довод Томасси.
— Но не такой, как у нее. Бывало, за несколько недель она не могла ни разу выспаться. У нее ввалились глаза. Двух-трехчасовой сон в сутки приводит человека в отчаяние. Что с ней и произошло. Она не меньше месяца принимала по три таблетки «секонала» на ночь, прежде чем мы с Принсиллой узнали об этом.
— Кто ее врач?
— Таблетки она получала без рецепта. Ей продавал их кто-то из сотрудников ООН. В любом случае, эти таблетки не устраняли причину, а лишь временно заглушали болезнь. Мы уговорили ее пойти к доктору Коху, чтобы выявить, чем обусловлена ее бессонница.
— Она и ребенком была такой?
— Отнюдь. Все началось после колледжа. Джордж, вы расспрашиваете меня, словно психоаналитик.
— Любого психоаналитика, задающего подобные вопросы, надо немедленно увольнять. Вы никогда не присутствовали на слушании дела об изнасиловании?
— Нет.
— И не читали стенограмму такого процесса?
— Нет.
— На свет божий вытаскивается все.
Я ненавидел те мерзкие подробности, что обычно выуживаются адвокатами из свидетелей противной стороны. По моему разумению, это полоскание грязного белья есть нарушение права человека на уединение.
— Нед, в подобных процессах, если дело и дойдет до суда, вашу дочь и, соответственно, вас, могут ждать всякие сюрпризы. А вы сюрпризов не любите.
— Я рад, что вы это понимаете, — чуть улыбнулся я.
— Вы уверены, что хотите двигаться дальше?
— Я всего лишь посыльный, — я пожал плечами. — Выбор сделан не мною.
— Вы знаете Канхэма?
— Только по фамилии.
— Его интересуют только те дела, что попадают на первые полосы газет.
— Я не хочу, чтобы об этом писали газеты.
Указательный палец правой руки Томасси прошелся по ободу его бокала.
— Канхэму подавай дело о коррупции или массовое убийство. Изнасилование для него мелочевка.
— Не могли бы вы переговорить с кем-то из молодых помощников окружного прокурора? Из тех, кто способен посочувствовать женщине? У меня в прокуратуре знакомых нет.
Во взгляде Томасси читалась грусть. В тех из нас, кто не знался с окружным прокурором, он, похоже, видел не адвокатов, а бизнесменов. Он откинулся на спинку стула, так что я наклонился вперед, дабы сохранить дистанцию.
— Вы попытаетесь ей помочь?
— Если поверю тому, что расскажет мне ваша дочь.
Я бы никогда не сказал такое в лицо клиенту.
— Почему бы ей не переехать в другой дом, а в будущем вести себя более осмотрительно?
— Такое не для Франсины.
— Расскажите мне о ней.
— Она принадлежит к новому поколению, Джордж.
— И что это означает?
— Она не живет по нашим нормам. Джордж, вы же знаете, что такое семьи стопроцентных американцев.[3] Мы смотрим на людей, но никогда не высказываем своего мнения. Франсина высказывает.
Томасси улыбнулся.
— Говорить то, что думаешь, расценивается как предательство нашего мира, — пояснил я. — Я мирюсь с ее мятежом лишь потому, что продлится он недолго. Ее дети вернутся на путь истинный.
— Она может выйти замуж за сицилийца.
Теперь пришел мой черед улыбаться.
— Я не верю, что дело может зайти так далеко. Хотя должен признать, что она пыталась уйти из Рэдклиффа,[4] не доучившись последний семестр, протестуя против необходимости получать диплом. Я до сих пор стыжусь того довода, с помощью которого заставил ее остаться. Я сказал, в какую сумму уже обошелся мне этот диплом. Она высмеяла меня, но учебу не бросила. А вот если бы бросила, то не смогла бы получить нынешнюю работу.
— Где?
— В ООН.
Томасси ничего не записывал, и меня это нервировало. На первой встрече с клиентом я всегда клал перед собой блокнот, в котором постоянно делал пометки. Тем самым гарантировалось, что ничего не будет упущено. Неужели Томасси мог все запомнить? Или необходимости в этом не было?
— Ухажеры? — спросил он.
— Бывают время от времени.
Томасси рассмеялся.
— Я удивлен, что вы до сих пор не выдали ее замуж.
— В наши дни молодые женщины не рвутся замуж, Джордж. Если судить по ее подругам, большинство из них предпочитает свободу. С мужчинами живут, но без брачных контрактов.
— Какой удар по адвокатам. Я хочу сказать, таким, как вы.
Я мог бы ему ответить, но мне не хотелось уводить разговор в сторону. Я пообещал Франсине найти адвоката, который посоветует, как добиться осуждения насильника. Но роль посредника приводила меня в ужас. Я хотел, чтобы Томасси встретился с Франсиной, а не допрашивал меня.
Принесли еду. Томасси проявил милосердие. Позволил нам поесть, прежде чем попросил рассказать об изнасиловании.
— Джордж, я бы хотел, чтобы об этом вы спросили ее.
— Я спрашиваю вас.
— Она лишь сказала, что ее изнасиловал мужчина, живущий этажом выше.
— Никаких подробностей?
— Я же ее отец.
— Если у нее нет постоянного дружка, кому еще она могла рассказать подробности?
— Никому. Даже сестрам. Она такая.
— Подробности важны.
— Я понимаю.
— Ей придется рассказать мне обо всем.
Я кивнул.
— Она может солгать?
— Франсина говорит правду, даже когда людям легче услышать ложь. Настоящая дикая утка, — тут мне пришло в голову, что Томасси мог и не читать Ибсена.
— «Дикая утка»…[5] — начал я.
— Я знаю, — прервал меня Томасси. — Кто будет платить?
— Я же сказал, что она работает в ООН.
— Возможно, затраты превысят те средства, которыми располагает молоденькая секретарша.
Мне представился случай уколоть его, чем я незамедлительно воспользовался.
— Франсина — помощник посла Соединенных Штатов по информационному обеспечению. И жалованье у нее не такое уж маленькое. Девушка она умная. И я всегда готов оплатить ее счет. Если потребуется.
Томасси кивнул, что означало, что такие условия его устраивают. Мне осталось лишь облегченно вздохнуть: я-таки передал ему эстафетную палочку. За двадцать лет адвокатской практики мне не приходилось слышать, чтобы с женой или с дочерью кого-либо из моих клиентов случалось нечто подобное. Это тема, которую они не считали возможным затронуть? Или я своим видом лишал их такой возможности?
Комментарий Принсиллы Грейвз Уидмер, выпускницы колледжа Смита одна тысяча девятьсот сорокового годаЕго полное имя Арчибальд Эдуард Уидмер Третий. Никому и в голову не придет обратиться к нему Арчи или Эдди, Эдуард звучит, как герцог Виндзорский, поэтому в нашем кругу все зовут его Нед.