Когда Джеймс в конце концов спустился к завтраку, Верити уже была там. Как он и ожидал, выглядела она так, словно всю ночь не спала. Ее вид вызвал в нем новую волну отчаяния и такой глубокой ненависти к себе, какой он еще никогда не испытывал. Агнес тоже была здесь. Когда Джеймс сел напротив нее, та сердито глянула на него.
– Ужасно выглядишь! – бросила она. – Наверное, опять всю ночь пьянствовал?
– Доброе утро, Агнес, – сказал Джеймс. – Доброе утро, Верити.
Агнес фыркнула, а Верити кивнула, пытаясь выдавить подобие улыбки. Агнес разразилась речью о вреде пьянства и о том, что этим Джеймс вбивает еще один гвоздь в свой гроб с грехами.
Джеймс старался не слушать слова Агнес и позволил громыхающей у него в голове камнедробилке заглушить ее визгливый голос.
Съев полкусочка хлеба и выпив несколько глотков кофе, он встал, прервав Агнес на полуслове, и извинился. Перед тем как уйти, он повернулся к Верити.
– Мне надо с вами кое-что обсудить, – сказал он. – Не могли бы вы прийти в библиотеку, когда вам будет удобно?
Он чуть не прикусил себе язык. В библиотеку! Каким же чудовищем она будет его считать, если он заставит ее вернуться туда, где только вчера вечером она пережила катастрофу? Не успела Верити ответить, как Джеймс изменил просьбу:
– Нет, не в библиотеку. В старую гостиную. Я скажу Томасу, чтобы он затопил камин. Вы придете туда?
– Конечно, милорд, – ответила Верити без малейшего следа неловкости или колебания.
Впрочем, он никогда не видел, чтобы Верити прилюдно теряла самообладание.
– Скажем, через полчаса, хорошо? – спросила она.
– Как вам угодно.
Когда Томас растопил камин, Джеймс начал ходить взад и вперед по маленькой комнате. Старой гостиной пользовались редко, поэтому он обоснованно мог рассчитывать на уединение. Комната располагалась на втором этаже крыла с башней, к ней вела старая каменная лестница, ступени которой за минувшие столетия были выбиты посередине. Гостиная находилась в старой части дома, построенной в пятнадцатом веке, и в ее обстановке сохранилось много мебели эпохи Тюдоров.
Два ряда окон в северной и восточной стенах давали достаточно света во второй половине дня, но в это хмурое утро в комнате было темно и безрадостно. И холодно. Наверное, было ошибкой назначить здесь встречу с Верити.
Приход Томаса отвлек Джеймса от его мыслей.
– Здесь страшно холодно, и я принес побольше сухих дров для камина.
Джеймс повернулся спиной к камину, пока Томас занимался своим делом. Он не хотел провоцировать повторение приступа видом вспыхивающей лучины, но слышал потрескивание пламени и чувствовал тепло спиной. Когда рыжий юноша ушел, Джеймс снова начал мерить комнату шагами и бороться с искушением вытащить карманные часы.
Услышав наконец, что Верити идет, Джеймс перестал вышагивать и остановился спиной к огню, так что когда Верити вошла, он стоял к ней лицом.
Верити задержалась в дверях.
– Входи, пожалуйста, – сказал Джеймс, потом выдвинул один из стоящих у стены стульев с прямыми деревянными спинками и поставил его перед камином. – Садись к огню. В старых комнатах бывает холодно в это время года.
Верити посмотрела на стул, но ничего не сказала и не двинулась от двери. Проклятие! Надо было выбрать более подходящую комнату. Здесь не только холодно и темно, еще и мебель старинная и неудобная.
Верити сделала неуверенный шаг вперед и кивнула на стул.
– Вы присоединитесь ко мне? – спросила она. – Или собираетесь стоять? Мне было бы удобнее, если б мы оба сидели.
– Конечно, – сказал Джеймс.
Она не хотела, чтобы он нависал над ней.
Джеймс взял еще один стул и поставил его напротив первого.
Верити прошла к первому стулу и повернула его так, что он оказался спинкой к огню.
– Садитесь на этот, – сказала она. Затем подвинула второй сиденьем к огню в нескольких футах от первого и села.
Ее движение почти парализовало Джеймса. Он не сразу смог сесть, еще дольше готовился заговорить. Верити не дала повиснуть в воздухе неловкому молчанию.
– Я никогда не была в этой комнате, наверное, она очень старая. Только один раз я видела такие панели, обитые льном, в одном старом доме времен Тюдоров в Линкольншире. Он выгодно подчеркивает гобелены, не правда ли? У вас очень красивый дом, лорд Харкнесс.
«Хорошо, что она начала разговор с банальности».
– Ты действительно так думаешь? Тебе он не кажется темным и зловещим?
– Сначала казался, – улыбнулась Верити. – То же самое я думала и о вас.
Джеймс прижался к спинке стула. «Для вежливой болтовни это, пожалуй, слишком».
– Но с тех пор я обнаружила, – продолжала Верити, – что Пендурган не такой темный и зловещий, каким кажется. Точно так же, как и его хозяин.
– Верити... – недоверчиво покачал головой, затем поднялся со стула, слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте.
Он опять начал расхаживать взад-вперед и ломать руки.
«Она делает его извинение еще труднее».
– Как ты можешь говорить такие вещи после того, что случилось вчера вечером?
Джеймс остановился перед Верити.
– Не могу передать, насколько я сожалею о своем поведении. – Он почувствовал, что нависает над ней, и снова сел. – Это непростительно. Смогу ли я когда-нибудь...
– Прошу вас, милорд. – Верити подняла руку, чтобы заставить Джеймса замолчать. – Не стоит утруждать себя извинениями зато, что произошло. Кроме того, это я должна извиняться.
– Ты? С какой стати тебе передо мной извиняться, если это я...
– Вам нужно было только утешение, а я не смогла вас утешить.
В ее глазах появилась то ли досада, то ли печаль.
– Я хотела бы сделать это, но вы, должно быть, поняли, что это невозможно. Мне очень жаль.
«Боже правый! Верити действительно перед ним извинялась, и это после того, как он практически изнасиловал ее вчера вечером. Это было выше его сил».
Джеймс опять вскочил на ноги, слишком взволнованный, чтобы сидеть спокойно.
– Верити, вчера я обошелся с тобой мерзко. Я... я причинил тебе боль.
Верити опустила глаза:
– Я сама виновата.
«Сама виновата? О чем она говорит? Может быть, она винит себя в том, что не предупредила его о своей девственности? Но она же, несмотря на всю очевидность, отрицала, что до этого вечера была девственницей».
– Ничего не понимаю!
– Не важно. – Верити снова подняла глаза. – Может быть, нам попробовать стать просто друзьями?
Джеймс не поверил своим ушам.
– Ты хочешь быть моим другом? После того, что я с тобой сделал? И после всего, что ты узнала – а ты не могла этого не узнать – о моем прошлом?
– Да, конечно, – ответила Верити, как будто это было самое обычное дело.