Читать интересную книгу Парус (сборник) - Владимир Шапко

Однако Боря книгу читать не стал, тем более что Митя сразу с порога заявил, что он умеет читать… эту книгу. Боря полистал «Чудо-дерево» и попросил Митю прочесть… ну, хотя бы вот эту страницу.

С готовностью попугая Митька отбарабанил всю страницу от начала и до конца. Да ещё пальцем по строкам вёл, как бы показывая, где он в данный момент читает. Чтобы Боре было легче следить.

Боря удивился. Однако с проницательностью истинного исследователя попросил прочесть ещё раз… нет, нет, эту же страницу, только с другого места – с середины, и отчеркнул это место ногтем. Чтобы Мите было видно, откуда начинать.

Ученик, как утопающий с соломинкой, начал бубнить весь текст опять от начала страницы. Пальцем, однако, вёл от указанного Борей места, то есть с середины, и палец этот его всё замедлялся и замедлялся, пока не остановился совсем внизу страницы – всё «прочёл» палец. А продолжающийся замирающий Митькин голосок уже зачитывал ему, этому чёртову пальцу, окончательный приговор. И куда только спрятать его от стыда, этот палец?

«Так, так! – довольно потёр руки Боря и, заглянув Митьке в опущенное лицо, весело и участливо спросил: – Ничего не знаем, да, Митя?»

Митька ещё ниже склонил голову. А ведь так учила его читать очень красивая девочка Лена. У неё ещё был упругий красивый бант на голове и такое же, как бант, упругое прозрачное платьице. И была она от этого красивая и упругая, как стрекоза. В деревне это было. Перед самым отъездом сюда, в город. На дне рождения. Они сидели рядом на диване, и Лена так читала. Митька тогда сразу научился. А выходит, он и не умеет читать…

«Ну, ну, не плачь! Твоё дело поправимо. У тебя отличная память. Я быстро научу тебя читать».

И действительно: не прошло и двух месяцев, как Митька свободно читал. А заодно и до сотни считать выучился.

«Ну, Боря! Ну-у, Боря!» – восхищённо мотал головой Дмитрий Егорович, когда Боря, собрав всех Виноградских и Колосковых в одной комнате, начал демонстрировать Митькины, и свои, разумеется, как педагога, успехи. «Забили ли партячейки хозяйств в этой крайней ситуации тревогу? – вопрошал у дедушки, развернув его газету, пятилетний Митька. – Нет! Не забили! Партийные собрания и заседания у них шли своим чередом…» – чирикал по-русски Митька, не понимая половины слов. Сражённые успехом педагога и ученика, сёстры взмахивали руками: «Какая прелесть! Какая прелесть!» А Дмитрий Егорович всё гудел, никак в себя прийти не мог: «Ну, Митька! Ну-у, Боря!»

…Начальная школа им. Ушинского, куда держал путь Митька, была известна ему давно и преотлично. Ещё с той зимы, когда Боря учил его читать. В хорошую погоду Митька, держа Борю за руку, шагал с ним в эту школу. За плечами у Митьки горбатился Борин ранец. Если не тяжёлый был, не полностью набитый учебниками. Когда же Боря сам нёс ранец – Митьке давал чернильницу-непроливашку, закутанную в тёплый, стянутый сверху верёвочкой, мешочек. И хотя чернильница называлась «непроливашкой», Митька нёс её не раскачивая и не болтая, держа руку чуть впереди себя.

У дверей в свой класс Боря принимал чернильницу, благодарил Митю и говорил, чтобы тот шёл теперь домой. Митькины глаза сразу наполнялись слезами. «Ну, опять!» – Боря возводил взгляд к потолку. «Ведь договорились!.. Ну, хорошо, хорошо, не плачь! Но только один урок! Только один! Слышишь?» Митька кивал: он слышит. Тут же радостно плескался звонок, ребятишки с шумом кидались из коридора в класс, и Боря, подхваченный ими как наводнением, крутил головой, пытаясь что-то ещё сказать Митьке, но дверь захлопывалась. А по коридору уже шли учителя. К Бориному классу подходила высокая красивая учительница с длинной чёрной косой. Останавливалась. С улыбкой смотрела на Митьку. Митька опускал голову. В руках у него была шапка и рукавички-мохнашки. Учительница гладила Митькину стриженую голову и уходила в класс. Потом уборщица, тётя Зина, выносила табуретку: «Садись, Митя!»

В расстёгнутом полушубке сидел Митька в середине коридора и, скосолапив ноги в катанках под табуретку, дымно парился в солнце, которое ласково заступило ему на спину из окна. С катанок на пол стаивал снег. А справа и слева из полуоткрытых дверей классов, как из дрессированных ульев, летело солнечно, сильно:

…Ма-ша лю-бит ка-шу!..

…пятью пять – двадцать пять!

пятью шесть – три-идцать!..

Блаженно улыбаясь, Митька шептал себе: «Это школа…»

…В учительской за столом сидела совсем незнакомая Митьке тётенька. Она что-то быстро писала длинной ученической ручкой. «А где же учительницы!» – подумал было Митька, но тут же уставился на ручку тётеньки, на перо. Перо шустрым сверчком бегало и пело на бумагу… Ловко! Так даже Боря не смог бы, наверное…

Тётенька вздрогнула:

– Фу ты! Как напугал!.. Чего тебе?

Митька бодро поздоровался и сказал, что пришёл записываться в школу. В первый класс.

– Так… – удивлённо разглядывала его тётенька. – И сколько же тебе лет?

– Мне сейчас шесть, но скоро будет семь. У меня и метрики есть, тётенька! – Митька поставил атлас к ноге, расстегнул капитанку. Протянул тётеньке метрики. Снова взял атлас под мышку.

Тётенька повертела в руках метрики и, не найдя ни на одной из их сторон того, чего искала, протянула Митьке обратно, сказав, что рано. Не дорос. На следующий год.

– Тётенька, я… – Митька хотел сказать, что он уже и…

– На следующий год! – строго посмотрела тётенька. – Иди!

Митька пошёл.

– Стой!.. Что это у тебя?..

– Это атлас, атлас! – кинулся назад к столу Митька. – Географический! Мне Боря его подарил! Насовсем!

– Он не нужен будет тебе. До пятого класса…

– Это же интересно, интересно, тётенька! Вот смотрите, смотрите, это Австралия, а тут уже Новая Зеландия, а это…

– Не надо! Не показывай! – нахмурилась тётенька. – Иди домой. Придёшь через год… Иди, иди! – видя, что Митька стоит, заотмахивала она ему.

– Это же интересно… тётенька…

Как вышел из школы – Митька не помнил.

Наткнулась на него во дворе Оксана Тарасовна, бывшая Борина учительница. Спросила, что он тут делает…

– Да что с тобой?!

– Не при-и-иняли!! – отчаяньем и тоской прорвалось из Митьки.

У Оксаны Тарасовны сузились тёмные глаза. Постояла. Решительно закинула косу на спину и, схватив Митьку за руку, потащила за собой.

Митька стоял со своим атласом в учительской и ковырял ногтем краску на двери. От стола смазанно доносились тихие слова: «…я не знаю, Оксана Тарасовна, какая до меня была завуч, но у меня порядок будет!..» – «…но, Мария Ивановна… два года ходит, читает, считает…» – «… распоряжение гороно, только 37‑ой год… школа переполнена… своих в Ленинку… Игорь Николаевич…» – «…так знает, знает Игорь Николаевич!.. ещё весной!..» – «…под вашу ответственность… под вашу… я умываю…»

И вот, наконец, Митька был подозван к столу, и Оксана Тарасовна, взяв у него метрики, светло и торжественно объявила ему, что он принят в первый класс «Б» и пусть завтра приведёт в школу маму или дедушку.

Митька бросился было к двери, но Оксана Тарасовна со смехом остановила его и попросила прочесть им какое-нибудь стихотворение. На прощанье.

– Какое? Я много знаю…

– Ну… самое любимое. Атлас пока можешь положить.

– Не-е, с атласом лучше, Оксана Тарасовна. – Митька откашлялся и начал.

Звёзды меркнут и гаснут. В огне облака.Белый пар по лугам расстилается.По зеркальной воде, по кудрям лознякаОт зари алый свет разливается…

Красный от слёз и радости Митька звенел, как колокольчик. Покачивая головой, шевелила за ним губами Оксана Тарасовна. «Тётенька» сидела испуганно-прямо и во все очки таращилась на маленького восторженного карапета с атласом под мышкой…

…Едет пахарь с сохой, едет – песню поёт;По плечу молодцу всё тяжёлое!..Не боли ты, душа! Отдохни от забот!Здравствуй, солнце да утро весёлое!

5

– Рубцовка! Рубцовка! – испуганно бежал по вагону потный выпученный мужичонка. – Рубцовка! Чего сидите-то! Рубцовка!

Все разом вскочили, всполошённо засуетились, полетели в проход вагона мешки, узлы, чемоданы. Взвизги женщин, рёв детей.

Катя металась по закутку, быстро собирала посуду, остатки еды. В узелок всё засовывала, в сумку. Митьку подгоняла: «Одевайся, Митя! Быстрей!» Тут же пыхтел с сидором Панкрат Никитич – уминал в него здоровущие кирзовые сапоги, которые вёз в подарок «зетю» Кольше и которыми только что хвалился Кате. Но теперь вот чёртовы сапоги не лезли обратно в сидор, хоть тресни! Старуха маялась, глядя. Не выдержала, выхватила сидор, сама запыхтела. «Ничего не могёт! Ничего! Только б болтать! Только б болтать!.. На, держи!» Панкрат Никитич виновато подхватил сидор, но, обхлёстывая верёвкой его горловину, ещё и Митьке успел подмигнуть: дескать, ну строгая – беда! Митька быстро улыбнулся в ответ: он понимает и сочувствует дедушке. Однако сам торопливенько застёгивал пуговки капитанки.