— Что вы хотите услышать?
— Все, что вы готовы рассказать. Поэтому и говорю с вами о цветах, — она снова устремила взгляд в окно. — Отвлеченные темы помогают расслабиться. Возможно, есть то, что вам интересно…
Интересно… Интереса он не испытывал. Разве что…
— Та девушка… Которую Икар принес на корабль. Она здесь?
— Да, — осторожный взгляд из-под ресниц, который он предпочел проигнорировать. — Вы хотите ее увидеть?
Вопрос оказался неожиданно сложным. Хотел ли он? Снова ошибиться, приняв ее за Талию? Помучить себя обманчивым сходством? Увидеть в глазах страх?
— Я… Я просто хочу знать, что с ней все в порядке. Я не хотел ей навредить. Или напугать. Мне жаль, что так вышло. Очень жаль…
— Я понимаю. И думаю, она тоже понимает. С ней все в порядке. Насколько это возможно, конечно.
По последней фразе стало ясно, что с гостьей явно что-то не так. И где-то внутри шевельнулось беспокойство, удивившее его самого. Заставившее нахмуриться. Почему посторонняя женщина вдруг вызывает такие эмоции?
— У нее травма после трагедии?
— Я не могу рассказать вам подробности, капитан, но поверьте, у нашей гостьи достаточно болезненных воспоминаний, которые во многом перевешивают последние события.
— Вы ей поможете?
Байон уже прямо смотрел в глаза жрицы и понимал, что происходящее как минимум странно. Ему важен был ответ. Определенный ответ в отношении определенной женщины.
— Я сделаю все от меня зависящее. Для нее и для вас. И для других подопечных.
— Да, я понимаю.
Однако дышать стало чуточку легче.
— Ваше беспокойство за нее объяснимо. Вы пережили тяжелое потрясение, и ваш разум находится в смятении. Образы двух женщин смешались, и теперь Александра для вас стала невольной заменой принцессы. Когда вы немного придете в себя и снова увидите ее, все встанет на свои места.
Пояснение успокоило. И напомнило о другом…
— Икар… коммандер Искарис не интересовался моим состоянием?
— Нет, коммандер пока не обращался в Храм.
Байон не удивился. Порой дружить с непробужденным сложно. Все же разный диапазон эмоций не позволяет обсуждать многие темы. Однако Икар всегда старался соблюдать правила и общественные нормы, которые предписывали проявлять заботу и заинтересованность в отношении близких. Тогда, на линкоре, он попытался поговорить очень вовремя. Едва не помешал. И продлись тот разговор дольше… осуществить задуманное оказалось бы сложнее. Странно, что теперь друг проявляет демонстративное равнодушие…
— Пока? Вы считаете, что он обратится?
Жрица помедлила с ответом, а затем очень аккуратно произнесла:
— Есть основания полагать, что коммандер отправит запрос на днях…
Капитан нахмурился, ощущая подвох и скрытый смысл в словах собеседницы. Но понять, что именно за ними спрятано, не удалось. Хотя интерес заставил апатию отступить.
— А дворец? Как… как себя чувствует императрица?
Маеджа Софрония относилась к нему тепло и всегда демонстрировала поддержку и благосклонность. Она никогда не говорила прямо о будущем, но давала понять, что одобряет их с Талией союз и возлагает на него большие надежды. Наверное, сейчас она очень страдает, переживая потерю дочери.
— Она готовится сделать заявление. Полагаю, вы понимаете, что теперь ситуация кардинально изменилась. Для всего Киориса.
Он понимал. Точнее раньше мужчине было глубоко безразлично, что изменилось для планеты. Куда важнее казалась его собственная боль, но теперь… Выводы оказалось сделать просто.
— Наследника нет. Вы ведь еще и поэтому держите меня здесь? Никто не должен знать до официального объявления?
Жрица не стала отрицать, и плавно кивнула.
— Это одна из причин. Команда линкора подписала документы о неразглашении, но вы… Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что с вами произошло нечто страшное. Простите, но пребывание в Храме для вас — вопрос политической безопасности Киориса.
— Почему же вы сразу не сказали?
В голосе прорезалась досада. Не столько на жриц, сколько на себя. Не будь он так зациклен на собственной боли, давно бы все понял.
— Потому что политика не дала бы вам повод жить дальше. Вы остались бы, но всего лишь ждали, когда вас отпустят, и не думали бы больше ни о чем, кроме реализации вашего плана.
И снова она права. Скорее всего, именно так он бы и поступил. Злости не осталось. Только безмерная усталость от того, что кто-то понимает и знает его лучше, чем он сам.
— Вы можете передать императрице мои соболезнования? И… что мне очень жаль. Я не хотел доставить ей лишние хлопоты.
— Вы и не доставили. Рапорт о произошедшем на линкоре отправился к главнокомандующему, а он не стал тревожить сестру.
Ну, конечно… Разделение власти и ответственности позволяло уберечь императрицу от некоторых неприятных подробностей. Талия тоже не раз пользовалась такими лазейками.
— Однако ваши соболезнования я передам. Или можете изложить их в послании. Когда руки заживут…
— Вы предлагаете мне написать письмо?
В цифровую эпоху письменность использовалась разве что для весеннего фестиваля искусств. Для придания достоверности происходящему на сцене. Но никак не для переписки.
— Полагаю, вы справитесь. К тому же это поможет вам разобраться в собственных чувствах и мыслях. Письменность очень недооценивают.
— Хорошо, я попытаюсь.
Не то чтобы он обрадовался перспективе сидеть над листом бумаги и выводить вежливые фразы, но почему бы и нет? Особенно,