Читать интересную книгу Обольщение Евы Фольк - Дэвид Бейкер

Воскресенье 2 июля 1939 года стало для Евы, наверное, самым тяжелым днем в ее жизни. С Гюнтером и Линди Ландес с одной стороны и Гансом Бибером и Оскаром Оффенбахером с другой она стояла перед алтарем церкви с маленьким Германом на руках. Пока отец молился над одетым в красивую рубашечку ребенком, Ева крепко прижимала младенца к себе. Она могла представить, о чем перешептываются у нее за спиной люди. Ева знала, что все вытягивают шеи, чтобы взглянуть на ребенка-монстра, о котором все только и говорили. Хорошо, хоть Вольфа не было рядом.

Прочитав отрывок из Писания, пастор спросил Еву, намерены ли они с мужем воспитывать своего сына в учении Евангелия Ева ответила решительным «да». Затем преподобный Фольк обратился к общине с просьбой приобщиться к христианскому воспитанию Германа. Собрание ответило нерешительным согласием.

Но все эти перешептывания за спиной ничего не значили для Евы, чего нельзя было сказать о ее матери. Герда притворилась, что заболела, поскольку все это действо казалось ей слишком позорным. Имея определенный вес в Лиге женщин, она даже получила письма от некоторых товарищей по партии, в которых они выражали свое недовольство расовой непригодностью ее внука.

Ева передала сына своему отцу, который со слезами на глазах осторожно убрал с лица Германа одеяльце и снял с головы младенца шапочку. По залу пронесся шепот. Ева расправила плечи.

Пастор, наклонив старый оловянный кувшин, слегка плеснул водой на голову внука со словами:

— Крещу тебя, Герман Кайзер, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Ребенок захныкал, и его дедушка быстро вытер с крошечного личика воду. Затем, наклонившись, Пауль поцеловал внука в щечку и с молитвой благословения вернул его дочери.

Осознание того, что теперь над ее сыном — Божье благоволение, укрепило Еву. Чувствуя поддержку стоящих рядом друзей, она смело развернулась лицом к залу, улыбаясь, с гордостью пронесла Германа по проходу и вышла на залитую ярким солнцем улицу.

* * *

Три недели спустя, Ева стояла с каменным лицом на крыльце своего дома, наблюдая за мужем, который медленно поднимался вверх по склону холма в своей летней униформе. Ему пришлось проделать долгий путь на поезде из Дрездена, расположенного на востоке Германии у самой границы с Чехословакией, и даже издалека было заметно, что он устал. Войдя в дом, Ева приколола серебряную брошь, подаренную ей Вольфом во время свадебного путешествия, в надежде, что для него это что-то значит. Взяв на руки сына, она стала у входа в гостиную.

Войдя в дом, двадцатитрехлетний солдат опустил свой вещмешок на пол и, не глядя на жену, вытер потное лицо носовым платком. Затем, сняв с головы фуражку, он провел ладонью по мокрым волосам.

— Привет, Вольф.

Подойдя к Еве, он безо всяких эмоций поцеловал ее.

— Дай мне холодного пива.

Ева протянула к нему ребенка.

— Ты не хочешь взглянуть на своего сына?

Вольф неохотно наклонился к малышу. Хотя его и предупредили о состоянии ребенка, к увиденному он готов не был. Герман немного подрос, из-за чего его дефект стал еще более заметным. Первоначальный диагноз, поставленный доктором Кребелем, подтвердился специалистом в Кельне. Вольф, отпрянув назад, выругался.

— Что бы это ни было — это не мое. Дай мне пива.

Ева прижала ребенка к груди.

— Нет, это твой сын, Вольф. Наш сын.

Вольф злобно посмотрел на жену.

— Он выглядит так, как будто ему кто-то вмазал в лицо прикладом.

— Как тебе не стыдно! — Ева гневно развернулась, чтобы уйти, но Вольф схватил ее за локоть.

— Мы его сдадим в приют. Он — позор для семьи.

Лицо Евы побагровело от ярости.

— Убери от меня свои руки. Это ты — позор для семьи.

Еще крепче вцепившись в руку жены, Вольф начал выкрикивать в ее адрес ужасные ругательства. Во рту Евы пересохло, но она решила не отступать.

— Веди себя, как мужчина. Посмотри на своего сына, — она развернула Германа лицом к мужу. — Смотри, Вольф, смотри на него! Он нуждается в твоей любви и в твоей помощи. Кребель говорит, что в Швеции…

— Ну уж нет, — оборвал Еву Вольф, выпуская ее руку. Войдя на кухню, он налил себе пива и, осушив стакан, налил еще одну порцию. Наконец, вытерев с верхней губы пену, он повернулся к Еве. — Я не намерен жить в одном доме с этим… Когда я в следующий раз приеду в отпуск, его здесь быть не должно.

Круто развернувшись, Ева отнесла Германа в гостиную и положила его в сделанную Бибером колыбель. Закутав сына дрожащими пальцами в одеяльце, она вернулась на кухню.

— Этого не будет. Я не откажусь от своего ребенка.

Повернувшись к Еве спиной, Вольф уперся руками в кухонный стол. Его плечи напряглись, а пальцы сжались в кулаки.

— Я требую, чтобы ты избавилась от этого урода.

— Нет.

Вольф резко развернулся. Его лицо было перекошено от ярости.

— Или ты сама избавишься от него, или я это сделаю за тебя.

Еву затрясло от гнева.

— Этого не будет, — выдавила она из себя дрожащими губами.

Ничего не говоря, Вольф швырнул в стену свой стакан с пивом и наотмашь ударил Еву по лицу. Попятившись, Ева рухнула на пол. Подскочив к ней, Вольф опять ударил ее по лицу.

— Нет, ты это сделаешь!

Ева, вскочив на ноги, с яростным криком бросилась на Вольфа с кулаками. Без труда уклонившись от ее атаки, он схватил ее за плечи и, грубо прижав к стене, начал душить. Выкатив глаза, Ева судорожно открывала рот, тщетно пытаясь вдохнуть воздух. Она отчаянно вцепилась в лицо Вольфа ногтями.

Выругавшись, он отпустил ее, схватившись за свое лицо.

— Это не мой сын, — прорычал он. — Не знаю, с кем ты спала, но это — не мой сын. Ты поняла меня?

Задыхающаяся Ева кивнула. Сорвав с ее платья брошь, Вольф развернулся и, войдя в гостиную, выхватил ребенка из колыбели.

— Сначала выкидыш, а теперь — вот это. Ты меня недостойна!

* * *

На протяжении следующих нескольких недель Ева неистово разыскивала своего сына по всем медицинским учреждениям региона. Доктор Кребель настаивал, что ни ей, ни кому-либо из его коллег в Кобленце найти младенца не удастся, однако Ева была непреклонна. Она составила список всех известных клиник и приютов от Ваинхаузена до Дрездена, предполагая, что Вольф мог тайно подбросить ребенка в один из них на обратном пути в свой батальон. Потратив целое состояние на звонки с отцовского телефона, к середине августа Ева потеряла всякую надежду найти сына.

Доведенная до отчаяния, она попросила свою мать связаться с агентом Гестапо Фрицем Шиллером. Последний в ходе расследования даже отправился в Дрезден, чтобы допросить Вольфа в его воинской части. Вольф утверждал, что о предполагаемом похищении ребенка ничего не знает. Учитывая его безупречную репутацию, из-за чего его даже недавно повысили в звании, дело на Вольфа открыто не было. Вместо этого Гестапо обратило взгляд на саму Еву.

Конечно же, у полиции и военных были и другие дела, поважнее поисков ребенка из какой-то отдаленной деревни с берегов Мозеля. Английское правительство недавно ввело воинскую повинность и сформировало союз против Германии с Польшей, Францией, Грецией и Румынией — шаг, воспринятый Гитлером как провокация.

Впрочем, Еву все это мало волновало. Ее больше не интересовала Польша Вокруг только и было разговоров, что об отвержении поляками справедливого мирного договора, но Еву всеобщее возмущение ничуть не трогало. Ее соседи говорили, что Фюрер хотел только защитить живущих в Польше этнических немцев, вернуть Германии город Гданьск, который до сих пор находился под контролем Лиги Наций, и получить доступ к отрезанной от остальной части страны Восточной Пруссии. Многие уже ощущали пугающее дыхание скорой войны. Но Еве было все равно. Она вела собственную войну, написав несколько писем Вольфу, в которых умоляла его рассказать, что он сделал с Германом. Она клялась памятью своего брата Даниэля, что никому об этом не расскажет. «Даже если ты убил его, я просто хочу знать», — писала Ева. Но все ее письма оставались без ответа.

Преподобный Фольк тоже написал Вольфу, и Бибер, и даже Гюнтер, но единственный ответ получил только последний. В своем колком письме Вольф сообщил Гюнтеру об истинном происхождении дочери Линди, родившейся от насильника- негра.

* * *

— Мне так жаль, Линди, — всхлипывала Ева. _ Откуда он узнал? Это ты рассказала ему?

— Нет, клянусь тебе. Наверное, он каким-то образом пронюхал. Кроме нас, об этом знал только Оффенбахер, но он поклялся на Библии, что никому не выдаст эту тайну. Я ему верю.

— Но откуда же он мог узнать?

Ева задумалась.

— Возможно, он знаком с кем-то из больницы.

Вдруг, ее озарила мысль: «А что, если этот человек знает о Германе?» Ева перевела разговор на другое.

— Гюнтер считает, что твое тело навечно испорчено африканцем? — спросила она.