так не везет последнее время с девушками? То ложкой по спине получаю, то водой ледяной обливают, то обзываются… Неужели этой вредине трудно было объяснить все подробно? Разжевать, показать, проконтролировать? Я ведь не виноват, что не в теме. Да! Я тупой в этом деле, и это нужно учитывать! А то забросили неизвестно куда бедного Васю, наделили всякими возможностями, а инструкции по пользованию не дали! Я, обиженно бухтя, опустился возле девочки на колени, положил ей на лоб ладонь и представил, как ее окутывает золотая божественная энергия. Ничего лучшего мне в голову не пришло.
– Офигеть… – прошипел Белочка.
Ребенок засветился, словно золотая статуэтка на ярком солнце.
– Хватит! Ты ее сожжешь!
Мое тело отбросило от жертвы божественного лечения в другой угол комнаты. Разъяренная альва мелькнула перед лицом, на ходу припечатав меня кулачком по лбу, и исчезла. Я глянул на ребенка. Мля… перебор. Вы видели картины, на которых изображены веселые, пухлые, курчавые херувимчики? Один из них, улыбаясь, сидел на руках ошарашенной матери и светился.
– Нам пора, – пробормотал я и пулей вылетел из дома.
На улице ко мне присоединился Тавр и еще пять мужиков. Я вручил каждому по батону и по фляге с березовым соком. Сам же с удовольствием потягивал пиво из жестяной банки. Не кровь, конечно, но тоже вкусно. Кстати, стоило мне выйти во двор, как бурлящая божественная энергия исчезла.
– Далеко идти?
– Да нет, недалеше шдешь, – пережевывая кусок батона, сообщил мне один из сопровождающих.
– Я думаю, что там сокровища зарыты. Огромные! Тут что главное? Главное, чтоб о них никто не узнал! Особенно этот эльф, Задира который. Знаешь, как я переживаю, что мы кассу солнцевиков у него в подвале сгрузили? Попомнишь мои слова, этот древний эльф обязательно что-нибудь стырит и оставит нас нищими! – разглагольствовал Белочка, пока мы двигались в сторону гор. – Сокровища нужно прибрать к рукам.
Через час мы вышли к невысокой сторожевой башне, сложенной из темного камня. Рядом с башней ютился маленький добротный домик под соломенной крышей, здесь раньше жила охрана. Вдали, посреди растрескавшегося поля, возвышался высокий, метров тридцать, четырехгранный обелиск, покрытый слегка светящимися синим цветом символами.
– Мы тута подождем, – постоянно оглядываясь, сказал Тавр, – боязно дальше идти.
– Угу. – Меня тошнило, болела голова и уже давно не покидало чувство пристального недоброго взгляда в спину. Но, сколько ни оглядывался, я никого не видел. Да и спрятаться в этом пустом месте было негде. – Можете не ждать. Если у меня ничего сегодня не получится, вернусь завтра после консультаций со специалистами. Главное, молитесь посильнее, чтоб я услышал.
Мужики только и ждали этих слов: поклонившись, они бегом припустили в сторону деревни. Я же направился к столбу. Чем ближе я к нему подходил, тем сильнее болела голова и мучительно хотелось опустошить желудок, что я и сделал, не доходя нескольких метров до обелиска. Вблизи от столба я почувствовал себя настолько отвратительно, что едва не упал.
– Валить нужно. – В голосе Белочки сквозила паника. – Здесь что-то не так! Быстро перерисуй несколько картинок, и ходу!
Я полез в карман за блокнотом и карандашом.
– Успеем.
Перед глазами все плыло, руки дрожали, но я упрямо пытался перерисовать символы, выбитые на каменной поверхности. Покажу их Лису и Мастеру, может, что подскажут. На седьмом символе меня скрутило в бараний рог, по телу прошла волна судорог, я упал на колени, и меня вырвало кровью. Я лежал, скрючившись, на земле, а в животе словно образовалась воронка, сквозь которую уходила жизненная энергия. Мелькнуло и пропало встревоженное лицо Амбец, и вдруг все прошло. Я еще немного полежал, прислушиваясь к себе, затем медленно поднялся. Отличное самочувствие. И что же это было? Может, гамбургером отравился?
– Амбец, – тихо позвал я, протягивая руку, чтобы провести пальцами по обелиску в том месте, где символы сияли особенно ярко. Рука мягко легла на ледяную поверхность и… намертво прилипла к ней, словно ее намазали суперклеем. Я испуганно дернулся – и тут же вернулась боль.
– НЕТ!
Голоса Белочки и Амбец слились в один. Меня будто током шибануло, уже теряя сознание, почувствовал, как некая сила яростно отрывает мое тело от обелиска и, словно легкое перышко, отшвыривает на несколько километров под стену храма, в котором я не так давно появился.
Очнулся я от боли и воплей Белочки. Руки горели. Я опустил глаза, пытаясь рассмотреть, что же там со мною происходит, и заорал: мои предплечья выглядели ужасно, кожа до локтя потемнела, татуировки словно растрескались, и сквозь открытые раны я видел, как по контуру рисунка вместо крови струится обжигающая лава, принося нестерпимую боль. Я, зажмурившись, завыл, прислонившись к стене храма. Плюх! Кто-то добрый окатил меня водой. Открыл глаза – от рук поднимался пар, татушки больше не светились, опять приняв первоначальный вид. Рядом с пустым ведром в руках стоял жрец, встревоженно наблюдая, как я корчусь.
– Спасибо.
– Ты ведь не простой демон, – утвердительно сообщил он, присаживаясь рядом.
– Я черт.
– Это кто?
– Это круче демона.
– Почему?
– Потому что русский!
– Узнал что-нибудь?
– Угу. То, что все очень хреново.
– Амбец! Любовь моя! – неожиданно заверещал змей. – Соль, спаси ее!
Я подскочил, озираясь. Маленькое тельце я нашел возле входа в храм. Альва, словно кукла, лежала, вытянувшись в струнку, с закрытыми глазами и не дышала. Ее эбонитовая кожа потускнела, всегда уложенные в сложную прическу волосы растрепались и рассыпались вокруг головы, белая туника была покрыта пятнами сажи. Я осторожно поднял малютку на руки и попытался влить в нее божественной энергии, но у меня ничего не получилось. Я был пуст. Абсолютно! Я заскочил в храм и пожелал оказаться в офисе, но ничего не произошло.
Не паниковать.
Сосредоточился еще раз, пытаясь отыскать хоть каплю той бурлящей силы, что наполняла меня после встречи со жрицей. Пусто. Еще раз. Ничего.
– Оно вытянуло из тебя все силы, – просипел змей. – Когда ты дотронулся до столба, словно включился пылесос. Хорошо, что в тебе была сила бога, иначе он бы выпил тебя. Амбец успела перерезать поток, но сама попала под удар. Она перенесла тебя сюда, но сама… сама погибла… И еще я слышал, как кто-то хихикал. Старческий такой противный голос.
Я смотрел на альву, не сознавая, что ее больше нет. Амбец лежала в моих ладонях тихая, спокойная, умиротворенная, а