Что же так пугает Ставинского, что он так на все это реагирует?
И вот вроде бы мне должно быть все равно. Какая разница, что не дает покоя этому эгоисту? Меня это больше не касается. Да. Я так решила! Точка.
Но любопытство уже начинает пересиливать гнев, и я решаюсь найти Эдгара и попробовать разговорить его, чтобы… чтобы что? Ай, сама не знаю, что буду делать и зачем мне это нужно. Найду — и там посмотрим по обстоятельствам.
Глава 28. Не по плану
Я нахожу его на балконе библиотеки, отследив перемещение ауры. Эдгар опирается на перилла и смотрит куда-то в ночную даль. Луна сегодня светит особенно ярко, подчеркивая сгорбленный силуэт Ставинского. Замираю в дверном проходе, не зная, стоит ли мне подходить ближе.
Да, я зла на него безумно, но в то же время… в то же время чувствую невероятную горечь, исходящую сейчас от Ставинского. Она словно заполняет все вокруг, отравляет сам воздух, и становится труднее дышать.
Не придумав, что сказать и что сделать, просто подхожу ближе, встаю сбоку от Эдгара, тоже опираясь на балконные перилла и глядя вдаль. Сегодня удивительно теплая ночь. Тихо, только кузнечики стрекочут и неизвестная мне птичка заливается трелью где-то в саду. Так красиво, так хорошо и умиротворяюще… Если бы не все еще терзающая меня злость на Эдгара, смешанная напополам с тревогой за него же. Ох, как же все это нелепо…
— Каждый раз, когда засыпаю, я вижу один и тот же сон, — неожиданно говорит Эдгар. — Один и тот же вилхов сон о том, что я пытаюсь спасти нечто ценное из-под обломков рушащегося от пожара дома. Не знаю, что именно… Во сне у меня есть четкая мысль, что пламенем объят мой смысл жизни и мой… ребенок.
— Ребенок? — удивленно переспрашиваю я.
Эдгар кивает медленно, неотрывно глядя в одну точку в пространстве.
— Да… Во сне я совершенно точно пытаюсь спасти ребенка, именно своего ребёнка. И… наверное, его мать? Не знаю. Ни лица, ни имена в этом сне не фигурируют. Только страх, лютый страх потерять самое ценное. Я пытаюсь потушить огонь, разобрать завалы, но с каждой секундой отчаяние захлестывает с головой… Страх сковывает, затягивает так, что я не могу проснуться.
Он умолкает на некоторое время, прикрыв глаза, потом продолжает:
— В ту ночь, когда меня не смог разбудить Базилио, я видел во сне кое-что еще. Я провалился в сон так глубоко, что смог хорошо разглядеть обстановку вокруг. И выглядело все так, будто разваливалось именно мое поместье, этот замок. Весь в огне, пылающий, и я по-прежнему не могу спасти тех, кто погребен под завалами… и невыносимое чувство вины, как будто все это случилось только из-за меня. А тут Айвар заявляет, что этот сон может быть вещим. Чушь какая! Как это возможно?
— Что именно? — осторожно уточняю я. — Пожар… он ведь в самом деле может случиться, где угодно. Ты сам знаешь, что защитные чары порой не помогают.
— Да при чем тут пожар, — раздраженно отмахивается Эдгар. — Дело вообще не в нем…
— Тогда я не понимаю. В чем же?
— В ребенке.
Задумчиво смотрю на Эдгара, такого серьезного и тревожного сейчас.
— Айвар ничего не сказал по поводу временных рамок, скажем так, претворения в жизнь вещего сна. Если ты видишь какое-то далекое будущее, то почему в нем не может быть твоего ребенка?
— Да потому что я не могу иметь детей, Ариана, — вздыхает Эдгар. — Я же верховный маг.
— И что с того?
— Ты знаешь хоть одного верховного мага, у которого есть семья? Точнее не так. Жены есть у многих, а вот можешь ли ты вспомнить хоть одного, у кого есть дети?
Хотела бы я в ответ выдать длинный список таких магов, но нет. Никого не знаю. Пытаюсь вспомнить, но все они ведут обособленный образ жизни, я многого могу и не слышать.
— То-то же, — горько усмехается Эдгар. — Нет таких. Совсем.
— Нет, погоди, а как же супруги Белкрафт? — вспоминаю я. — И семейство Глоренов, и…
— У них у всех приемные дети. Я точно знаю. Удивлена? Не трудись вспоминать другие имена. Верховные маги бесплодны. Магия всех стихий полностью выжигает в верховниках способность иметь детей. Подчистую. Можешь мне поверить, я многократно это проверял. Так что слова доктора Айвара вводят меня в смятение. Я не могу ему не верить как специалисту, но и верить ему не могу. Понимаешь?
Ловлю себя на том, что не дышу уже, наверное, с минуту и нервно вцепилась в перилла.
У меня нет слов. Нет слов, чтобы передать все то, что я чувствую сейчас. Растерянность, удивление, шок, понимание, сочувствие, досада… Все смешалось и спуталось в крепкий эмоциональный коктейль.
Эдгар склоняет голову ниже, и сейчас его лицо полностью скрыто в темноте сгущающихся сумерек.
— Когда-то давно я мечтал, что однажды ты родишь мне сына… или дочь, — совсем тихо произносит он.
А потом добавляет еще тише, едва слышно:
— Не о такой жизни я мечтал…
Он встряхивает головой, резко выпрямляется и убирает руки за спину. Взгляд у Эдгара снова становится холодным, острым, на лице — дежурная безразличная маска.
— Но сейчас все это не имеет значения, — говорит он привычно стальным голосом. — Я верховный маг, и теперь у меня другая судьба. Я намерен изменить этот мир и… Ты чего?
Эдгар рассеянно смотрит на меня, повисшую у него на шее. Прильнувшую к его груди и крепко обнявшую — отчаянно, пылко.
— Спасибо, что рассказал мне об этом, — произношу тихо, уткнувшись ему в шею. — Я теперь… многое понимаю.
Эдгар медлит с минуту. Кажется, я действительно огорошила его своим поведением и ввела в ступор.
Прохладные пальцы, скольнувшие по коже шеи, ласково заставляют меня поднять голову. Темные глаза смотрят на меня с такой нежностью, что во мне окончательно испаряется вся злость.
— Люблю тебя, — выдыхает Эдгар мне в губы. — Возможно, как-то странно и неумело, но люблю… как могу.
Я сама тянусь к нему за поцелуем. Стремлюсь поделиться своим теплом, своей нежностью, которая сейчас заполняет меня до краёв. Упиваюсь чувственными ответными ласками и хочу растянуть это мгновение на вечность. Лишь бы нежные руки всегда обнимали меня с таким вожделением. Лишь бы эти губы целовали меня с таким наслаждением.
Не знаю, сколько мы так стоим, утопая друг в друге, потеряв счет времени. Даже мелко покрапывающий дождик не прогоняет нас с балкона, и мы еще долго стоим в обнимку. Мне не хочется нарушать это хрупкое