— Без рук, — услышала она Вейрона.
— Недотрога ты моя кареокая, — пропел красхитанец, даже не подозревая, как близок к смерти, — я примчусь за тобой, громко цокая! На кобыле ретивой породистой, по земле вашей болотистой, и крикну тебе: «Постой!». Дальше еще не придумал.
— И слава святым, я считаю, — буркнул Вейрон, покосившись в сторону остальных невест. Те притихли и с интересом рассматривали романтическую сцену. — Скажи-ка мне, Мордиш, отчего тебя так заклинило? Неужели в вашей Красхитании мало женщин? Взять вот хотя бы эту Кандиду, что приехала с посольством…
— Ни в одной женщине нет столько силы, как в тебе!
— Кандида тоже кажется сильной. Такая тонкая, но крепкая, как сталь.
— Ты права, — согласился Мордиш. — Поэтому, в общем, ее и отправили на переговоры.
— Я думала, главный посол — Наглер, — сказал Вейрон, убирая руку рыжего со своего колена.
— Главный тут я, кошечка моя. Смотри-ка, рифма! Надо запомнить.
— А Кандида тогда зачем? — не унимался Вейрон.
— Ты ревнуешь, — промурлыкал рыжий. — Не надо! Ты моя единственная. Кандида… она… у нее своя роль.
— И какая же? Она маг?
— Она заноза в заднице, — выругался он. — Давай лучше поговорим о тебе. Прогуляемся? — решительно предложил неунывающий Мордиш, мельком глянув на Эмму, которая тут же почувствовала себя третьей лишней.
— Нет, — ответил Дорн.
— Только ты и я, и твои два буя… — он уставился на грудь леди Дракхайн.
— Бригитта! — Эмма вскочила, заметив, как налились кровью белки глаз Вейрона. — Ты говорила, что плохо себя чувствуешь. Сейчас уже легче?
— Нет, — мотнул головой Вейрон. — Мне очень плохо.
— Ты заболела, козочка моя? — всерьез обеспокоился красхитанец.
Подавшись вперед, он протянул руку ко лбу Вейрона, но Эмма быстро села на лавку между ним и Ястребом.
— Леди Дракхайн не любит, когда ее трогают посторонние, — сурово хмурясь, заявила она. — Она бережет себя для единственного. Уверена, вы понимаете.
— Как никто! — кивнул Мордиш. — И одобряю. Такая горячая женщина должна принадлежать лишь одному, но не менее горячему мужчине, способному удерживать ее огонь, чтоб не погасить, но и не позволить превратиться в пожар!
Эмма забыла, что собиралась сказать, так поразилась.
— Да вы поэт, — с одобрением заметила она.
— Немного, — Мордиш пригладил густую рыжую бороду и, бросив взгляд поверх головы Эммы, чмокнул губами воздух. Вроде как послал поцелуй...Ястребу Ярости.
— Ну, нам пора! — мгновенно опомнилась Эмма, хватая Дорна за руку. — Налью тебе успокаивающего отвара и уложу отдохнуть. Ты сегодня сама не своя, Бригитта.
— О, постойте! — всполошился вдруг Мордиш и вскочил с лавки вслед за ними: — Я же хотел предложить прогуляться вечером в саду. Все чинно, благородно, романтично. Я сочиню новый стих.
Он поиграл бровями и осклабился, демонстрируя крупные белые зубы.
— Боюсь, леди Дракхайн нужно готовиться к новому этапу конкурса, — категорично отказала Эмма, уже и сама поражаясь, как у Вейрона хватило терпения не прибить приставучего кавалера на том выступлении.
— Забудьте про этапы, — враз посерьезнел Мордиш. — К чему это, если между нами все очевидно?
— Что очевидно? — переспросил Вейрон из-за спины Эммы.
— Любовь! Ты покорила меня, я тебя, связь нерушима, как горы Сизого пика.
— Меня пригласили на этот отбор в качестве невесты принца, — отчеканил Вейрон.
— С королем и твоим отцом я договорюсь, — отмахнулся Мордиш, — будет тебе муж даже лучше, чем этот малец. Я стану тем самым, единственным
— Хватит! — Вейрон попытался обойти Эмму, но она заступила ему путь.
— Бригитта не может обсуждать подобное с вами. Здесь. При всех, — зашептала Эмма, красноречиво покосившись на остальных невест.
Мордиш снова расцвел.
— Понимаю. Подождем более подходящего момента. Простите, леди Дракхайн, что причинил вам столько неудобств, позвольте откланяться, — он удивительно грациозно поклонился и ушел, насвистывая себе под нос веселую мелодию.
— Зачем ты дала ему надежду? — тихо спросил Вейрон, стоило Эмме повернуться к нему. — Мстишь мне? Думаешь, это смешно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Во-первых, говори тише, — ответила она, вновь хватая его за руку и уводя из сада. — А во-вторых, ты сам говорил, что тебе нужна информация, которой обладает красхитанец. Нельзя же вот так рубить с плеча, как бы неприятно тебе ни было. Задание — есть задание.
Некоторое время они шли молча, пока Вейрон не буркнул тихо:
— Спасибо. Наверное.
— Пожалуйста, — отозвалась она, бросив на него вопросительный взгляд.
— Что? — не понял он.
— Как ты его выдерживал все это время? — спросила она. — Поведение красхитанца просто ужасно. И твоя ситуация...
— Согласен.
— И невесты тебя терпеть не могут, — добавила она задумчиво.
— Есть такое.
— Еще и я все время заставляла быть женственнее.
Он промолчал, а потом погладил ее пальцы и сжал ладонь в своей руке чуть сильнее, и Эмма вдруг почувствовала волнение от этого простого, в общем-то, жеста.
— А еще ты невероятно соблазнительная, но я ни разу не позволил себе лишнего, — добавил Вейрон тихо, явно пытаясь прибавить себе баллов в ее глазах.
— Ты меня поцеловал, а потом заставил поверить, что все было сном, — напомнила она, отнимая руку.
— Всего один раз, Эмма. А хотелось сделать это десяток. Или сотни раз. А может и тысячи.
— Хватит, — попросила она.
— Ладно. Будешь и дальше обижаться и бегать от меня?
— Нет. Я буду тебе помогать, — твердо заявила она. — Но не потому, что хочу за тебя замуж.
— Чего же ты хочешь?
— Награду от короля, — честно ответила она. — Самостоятельности. Оплаты долгов за учебу своими силами. Открытия своего дела. Мне — единственной из семьи — достался магический дар, и я верю, что это не просто так. Тебе не понять. Ты родился сильным магом, стал воином, занимаешься любимым делом, и ты мужчина...
— Эмма, я стою перед тобой в цветохроне, а пять минут назад мне читал стихи собственного сочинения враг королевства, недвусмысленно предлагая выйти за него замуж. И если принц узнает о моем маскараде, мне не сносить головы, как раз потому что я мужчина. Я совсем не всегда делаю то, что хочу, и многое могу понять. Только говори со мной, а не убегай с обидой в глазах. Перемирие?
Он подал ей руку.
— Что ж, — она прикусила губу и задумчиво кивнула, вложив свою ладонь в его. По ее спине пробежали мурашки удовольствия, и она неловко улыбнулась, произнося: — Мир.
В покоях Эмма, почувствовав неловкость от вынужденного сожительства с мужчиной, сбежала в свою спальню, но любопытство вскоре вытолкнуло ее наружу.
Ястреб сидел в гостиной и что-то читал. Капюшон цветохрона, обычно скрывающий лицо, он откинул назад, и большая грудь леди Дракхайн куда-то подевалась. Эмма посмотрела на входную дверь и увидела комод, придвинутый к ней. Усмехнувшись, она присела в кресло напротив, разглядывая черты мужчины, с которым жила под одной крышей все это время.
— Досье на невест, — сказал Вейрон, кивнув на стопку и неверно расценив ее интерес. — Но я все чаще думаю, что толку от этого никакого.
— Ты прав, — согласилась с ним Эмма. — Благородные девушки из знатных семей не станут замышлять против короны. У них и так все есть.
— Не у всех, — возразил Вейрон. — Семья Амалии разорена.
— Думаешь, Амалия стала бы строить козни против Вилли? Ради денег?
— Вряд ли, — вздохнул он. — Мне кажется, он ей и правда нравится.
— Милаша вообще безобидная, — сказала Эмма, откидываясь на спинку кресла.
Она машинально потянулась к пуговкам на груди, чтобы расстегнуть слишком тесное платье, но, опомнившись, одернула руку. Взгляд Вейрона тут же потемнел, но он снова уткнулся в досье, сделав вид, что ничего не произошло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— А вдруг она лишь играет роль глупышки, — предположил Вейрон. — А на самом деле под личиной безобидной овечки скрывается хитрая лиса.