Я взял газету, которая считалась самой читаемой в стране. Как я и ожидал, на первой странице красовались три фотографии. На большой, находящейся сверху, прокурор в своей неподражаемой манере клеймил нас позором. Моя фотография и фотография Петерсона были поменьше и взяты, очевидно, из личных дел. Я удивился, какой я был на ней молодой, а ведь прошло совсем немного времени, меньше года.
Петерсон выглядел очень презентабельно, этакий научный монстр, которых боялись неуспевающие студенты. Трудно было представить, что мы могли совместно провести подобную преступную акцию, но то, что было написано в обзоре, показывало какие мы ассы в организации преступлений. Роль организатора отводилась, конечно же, Петерсону, как более опытному и искушенному в научных делах. Автор статьи особенно упирал на то, что авторитет его в научных кругах был очень высок, хотя он и находился в тени своего директора. Упоминался и сам директор, этакий ангел во плоти, пригревший на своей груди гремучую змею. Директор остался на своем посту, открестившись от своего зама. Его свидетельские показания были краткими и лаконичными. Мол, Петерсон был отличным хозяйственником и посредственным ученым. Своим учеником Петерсона он не считал. Хотя это и выглядело не очень красиво, но научный мир тоже был не без греха.
Труд учеников нещадно эксплуатировался и в открытую присваивался в обмен на принадлежность к «школе». Поэтому все поняли и сделали вид, что так оно и надо. Мало ли на свете недобросовестных людей, так что теперь, страдать авторитетам?
Со мной дело было сложнее. По материалам, помещенным в газете, я представал как изменник, предавший за тридцать серебряников честь и совесть, изменивший своему долгу в угоду своему ненасытному чреву. Если во всем, что касалось Петерсона, были в основном факты и свидетельства, то уж на мне автор отыгрался от души, показав, на что он способен. Сказалось, наверное, и отсутствие моей известности. Всегда легче оклеветать человека, не пользующегося ничьей поддержкой, а мои новые «шефы», естественно, не ударили пальцем о палец, сохраняя все в полной секретности и не забывая при этом о своей репутации и репутации своего ведомства.
Вот только с одним автор не справился. Он прыгал из одной крайности в другую. То я у него проходил как молодой и неопытный штурман, получивший некое туманное задание, то как пронырливый шпион, который с большой смекалкой обнаруживает ученых, прятавших свои разработки. Получалась этакая смесь совершенно разноречивых и противоречащих друг другу качеств. Акцент на одном из них делался тогда, когда это было нужно. Любой мало-мальски соображающий психолог сразу же обнаружил полное несоответствие действительности. Ну, никак не склеивался этот портрет!
Я вспомнил за Джозефа. Ну, конечно, он знал эту информацию и понял ее правильно. Выводы он собирался сделать сам, после моего лечения. Этим, наверное, и объясняется тот факт, что он прислушался к моим словам и стал действовать без промедления. Трудно представить себе, что произошло бы, будь на его месте доктор, либо не читающий газет, либо мало что понимающий в своей работе.
Я продолжил рассматривать статью. За шерифа упоминалось только в небольшом абзаце. Он представал перед читателями этаким чудовищем, способным сломить кого угодно, не только бедных ученых, истощенных и морально и физически. В заключении автор высказался в том смысле, что в нашей стране, даже на такой отдаленной территории, все равно побеждает закон в лице таких проницательных и решительных людей, как прокурор. Имени начальника полиции не упоминалось вообще.
Эта статья, очевидно, была одна из первых, так как отклики на нее еще не печатались. Чтобы не возвращаться к ней, я просмотрел ее почти всю, с наслаждением вдыхая запах типографской краски. Нравился, скорее всего, не сам по себе этот запах, а так «пахли» повести, новая информация.
Следующие выпуски возмутили меня своей бесцеремонностью. Издатели копались в нашем грязном белье, выискивая факты и превращая их в предпосылки, перешедшие в саму возможность совершенного преступления. Факты искажались и передергивались в угоду тем или иным «теориям». И самое, что интересное в этой вакханалии, то, что я прочитал о Петерсоне и шерифе, возмущало меня до глубины души. Я вместе с авторами разоблачал и клеймил их, начиная практически с их несознательного возраста. Да, такие «молодцы» не могли не прийти к такому финалу. И как только проморгали те службы, которые отвечали за их правильное воспитание? Значит, деньги налогоплательщиков тратятся зря?
Зато, когда я добрался до собственных «разборок», то не мог согласиться ни с одним фактом или выводом, сделанными газетчиками. Я получался с их помощью отвратительным дегенератом, выросшим в неблагополучной семье и с детства имевшим все эти недостатки. Но я стоически перенес и это. Пусть им! Но, когда пошли отклики обычных людей, я ужаснулся. Люди боялись маньяков, убийц, с опаской относились к ворам, но меня они презирали. Люди требовали возврата к смертной казни, призывали избавляться от подобных мне насильственным путем. Некоторые грозили неуплатой налогов в знак протеста, если меня будут содержать на их территории. Короче говоря, газетчики сделали меня изгоем, а люди с готовностью приняли эту грязную клевету за чистую монету. Я недоумевал, как можно с такой легкостью верить в эту галиматью? Я сам, прежде чем судить кого-либо, изначально отношусь к человеку с доверием и, только после того, как увижу своими глазами, что был не прав, выношу какое-то суждение. Да и то, осудив, я пытаюсь найти объяснение его поведению, как-то даже оправдать его. А здесь – полная готовность осуждать, клеймить и изгонять. Господа, да ведь это уже походит на болезнь, причем в тяжкой форме.
И тут я понял, что могли иметь в виду те, кто не пускал нас в открытый космос. Представить невозможно, за кого они нас считают и какую опасность в нас они видели. Мы действительно больны, и лечение должно быть незамедлительным и кардинальным. Это же додуматься надо – хотеть, чтобы тебя обманывали, лишь бы не лишиться своего собственного спокойствия!
Итак, из меня сделали козла отпущения перед стадом баранов. А я пытаюсь это стадо спасти. Собственно говоря, а почему я должен для них стараться? Я рискую жизнью, а они меня поносят. Я сам не раз находился на грани помешательства, а им подавай спокойствие. Я представил себе, как в тысячах семей люди сидят за чашкой кофе и промывают мне косточки, возмущаясь моими проступками и используя этот отрицательный пример при воспитании своих чад. Меня передернуло. Это значит, что они могут не узнать, что происходит вокруг них и продолжать также спокойненько ждать нового предмета для своих упражнений для спинного мозга? Ну, уж нет, господа, не бывать этому. Вы на своей шкуре прочувствуете весь этот кошмар, только тогда вы поймете, чего стоит это ваше пресловутое спокойствие! Вы сами породили эту сеть служб, охраняющих вас от излишних потрясений и не считающихся с отдельными людьми, предавая их и обрекая на мучительную жизнь. Никаких поблажек, действовать нужно так, чтобы они все, испугавшись, приняли важное для себя решение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});