Фритцхен перевел мне странный текст, у которого по смыслу было следующее звучание:
Звезда вдали,
Вдали звезда.
Мне нравится
Далекая звезда…»
Привыкший, если я что-то не мог постичь сразу, искать причину в себе самом, в моих недостаточных знаниях, я долго ломал голову над скрытым смыслом строфы. Бесполезно, я не мог вникнуть в смысл.
Конечно не только ее отчужденность по отношению ко мне была виной тому, что я постепенно становился нервозным и раздраженным. В осознании бессмысленности бытия по моей собственной воле мои нервы были подвержены возрастающим нагрузкам. Таинственный Ме тоже не давал о себе знать. Во мне все больше усиливалось подозрение, что этого призрачного коменданта вообще не было, что он существовал только лишь в воображении, как фикция.
Я позволил и дальше уговаривать себя играть в скат с Фритцхеном и стариком. Было почти невозможно не уступить его ораторскому искусству, потому что в старике проснулась натура игрока. Он пренебрегал в пользу игры своей работой в саду, его можно было очень редко увидеть в гончарной мастерской.
Я играл без удовольствия, проигрывал миллион за миллионом, в своих мыслях то и дело был с фиолетовыми. Однажды я больше не выдержал этого. Ауль не показывалась на глаза уже несколько дней. Она находилась в контрольной рубке, где она проводила какие-то расчеты. Я бросил карты на стол, отказался играть дальше. Старик вопил, что нечестно заканчивать игру без предупреждения.
— Я больше не могу, отец, — устало сказал я, — она мне надоела.
— Еще хотя бы один раунд, — попрошайничал он, — скажем так, маленький мальчик сдается…
— Нет! — крикнул я. — С меня хватит! Разложил был лучше пасьянс, или попроси Ме вернуть тебя на Землю, там еще достаточно любителей ската.
Я оставил его ругающимся и направился в центральную рубку.
Ауль стояла перед проекционным экраном и взволнованно дебатировала с роботом.
— Я чувствую себя покинутым, — сдержанно сказал я, — почему ты надолго убегаешь от меня?
Она сделала невинное лицо. «Я убегаю от тебя? Как это тебе только в голову пришло, мой лунатик? Я думала, будет лучше, если ты поиграешь в карты с отцом. Ме поставил перед маленькими интересные задачи. Подумай только, мы поймали эхо вашего Млечного пути. Это позволяет сделать интересные выводы о различных двигательных процессах во Вселенной. Это ужасно волнующе, мы как раз спорим о зеркальном эффекте — тебе, наверное, известно, что мир асимметричен…»
— Мне известно только то, что этот мир действует мне на нервы, — со злобой сказал я. — Значит, вы спорите. Прекрасно, я тоже хочу спорить, но с тобой.
— Ты хочешь спорить со мной? — растерянно спросила она.
— Конечно, я начинаю приспосабливаться. Спорить в данном случае, конечно, в кавычках…
— Только для того, чтобы приблизиться к истине. Без расхождения мнений и взглядов легко попасть в тупик.
Робот квакнул что-то, Ауль ответила, снова дебатировала с ним. Она больше не замечала меня.
У меня вдруг появилось такое чувство, что моя жизнь уже была позади и теперь я тупо переживал ее раз. На мгновение я подумал: Зачем волноваться? Еще несколько дней назад она была такой отчаянной, словно ее хотели растянуть на лошадях, сейчас же она спорит со стекляшкой об эхо Млечного пути…
— Ауль, я должен с тобой поговорить.
— Подожди, пожалуйста, часок, — любезно ответила она, — мы скоро разрешим проблему.
Я не понимал ее поведение. Со злостью я крикнул:
— Я тебе сейчас задницу надеру! С меня хватит. Я схватил ее за локоть. — Ты сейчас пойдешь со мной.
— Ты делаешь мне больно, — крикнула она.
— Это хорошо. Пусть компьютеры вычисляют и спорят.
Я потянул ее прочь оттуда. Позади нас снова затараторил робот.
— Ты профессиональная идиотка, — ворчал я, — но я не позволю отстранять меня, когда тебе вздумается. Выбирай, или я, или стекляшки. Вот, что я тебе скажу: Дамского угодника из меня ты не сделаешь.
— Кто такой дамский угодник? — с интересом осведомилась она.
— Не спрашивай такие глупые вещи!
Я делал такие большие шаги, что она с трудом поспевала за мной.
— Почему ты так груб со мной? Я не могу понять, мы ведь просто производили расчеты. Может быть ты ревнуешь меня?
— К кому? — развеселившись спросил я. — С тех пор ты избегаешь меня, торчишь в контрольной рубке, либо напеваешь бессмыслицу. Я хочу сейчас, наконец, узнать, какое это имело отношение к пропавшему роботу.
Мы дошли до куста в нашем саду. Ауль стала серьезной после моего вопроса. Мы присели. Примиряюще, я сказал: «Ауль, я беспокоюсь о тебе. Почему ты оставляешь меня в неведении? То, что недавно произошло в туннеле, не было мелочью. Я видел, как ты страдала из-за этого и знаю, что это и сейчас занимает тебя. Почему ты не доверяешь мне? Это такая страшная тайна?» Она повесила голову, молчала.
— Извини, если я прежде был груб с тобой, я этого не хотел. Ты думаешь, для меня было бы проще, если буду вынужден остаться жить здесь? Чтобы выносить такую жизнь, нужно иметь либо библейский возраст твоего отца, либо твои познания в области физики. Поэтому ты нужна мне, и я думаю, что я тоже нужен тебе.
Ауль прильнула ко мне.
— Да, ты нужен мне, — прошептала она. — Я просто неправильно вела себя…
На мгновение стало тихо. Я хотел облегчить ей исповедь, сказал: «Если жить для себя одного, можно многого достичь. Но если два человека любят друг друга, если они — одно целое, если каждый откажется от своего «Я», тогда из обоих разовьется новая, более высокая единица. Богатство их мыслей станет больше и глубже, их объединенные возможности, их сила и любовь выйдут далеко за горизонт индивидуальности…
Она засмеялась. «Ты это очень хорошо сказал».
Но еще не так хорошо, как хотелось бы, подумал я. Через кусты я видел отца. Он кормил куриц. Его «гули-гули, гули» разносилось повсюду. Вальди сидел на траве и наблюдал за этим. Он освоился.
— Ты прав, — сказала Ауль, — между нами не должно быть тайн. Я расскажу тебе, что кроется за этой историей с роботом.
Она освободилась из наших объятий, пригладила свои волосы. Ее взгляд растерянно пробивался сквозь кусты.
— За несколько месяцев до того, как ты появился у нас, я входила в состав исследовательской группы, которая проводила измерения вблизи Юпитера. В этом участвовали избранные роботы, в высшей степени разумные, прежде всего с развитой логикой. Мы провели пять дней в открытом космосе. Когда наша работа завершилась, я взяла одного из них с собой в центр управления, чтобы проверить измерения. Ему, как и всем, был присвоен номер, но я дала ему имя, я назвала его Симон. С Симоном я могла говорить о многих вещах, которые были чужды представителям его вида. Его разум был выше среднего. Однажды я узнала из его дополнительной памяти о необычном случае. Задолго до того, как я ступила на борт, Симон и второй робот подверглись излучению выбросом света, который проистекал от Солнца, подвергнулся влиянию дозы коротких лучей. Несколько дней спустя произошло нечто странное. Их электронные мозги получили дополнительное количество энергии и образовали новые клетки. Это привело сразу к совершенно непонятному сближению обоих. Они гармонировали друг с другом, общались на своевольно генерируемых частотах. Как только они приближались друг к другу, между ними происходил неконтролируемый обмен информацией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});