А дальше еще хуже – автор пишет: «В языке и в народе известно, что волк смотрит в лес, как его ни корми». Что же «волчьего» было в бывшем друге С. Куняева? Его национальность? Это имея в виду автор, говоря «так скитайся, как вечная тень»? Ведь «в языке и в народе известно, что скитался «вечный жид» – Агасфер. Это, что ли, имел в виду взбешенный автор? Понимает ли С. Куняев, что он оскорбил сравнением всех советских людей еврейской национальности и вооружил всех антисемитов? Ежели же этого не понял С. Куняев, то кажется странным, что ему не объяснил этого редактор, сдавший материал в набор.
Я написала письмо под свежим впечатлением, около месяца тому назад, не послала его сразу и раздумала было его посылать. Но вчера произошел такой эпизод. Возле дома, где живу, я, возвращаясь с работы, услышала отборный мат пьяного гражданина, прогуливавшего свою овчарку.
Направлен мат был по адресу рабочих аварийной машины. Невдалеке гуляли старушки-пенсионерки.
Когда я попросила его прекратить ругань, он обозвал меня, в полном соответствии с «поэзией» С.Куняева, «старой сукой» и посоветовал «ехать в свой Израиль».
Я решила после этого все-таки послать это письмо и спросить у С. Куняева, хорошо ли он подумал, прежде чем разрешил печатать свой «Разговор».
Если я не получу ответа на свое письмо, то буду считать это молчание знаком согласия со всем, что написала.
С уважением Авербух Бася Израилевна, ветеран Великой Отечественной войны, москвичка со дня рождения и, надеюсь, до самой смерти, экономист, старший научный сотрудник.
Русско-еврейская тема с каждым годом все глубже, все сильнее, как клин, раздваивала общественное сознание, и все чаще и чаще я стал получать письма от читателей, негодующих на то, что поэт нарушает негласное табу и прикасается к взрывоопасному вопросу.
Многие из писем такого рода были неумными, хотя и искренними, не то что серьезное письмо (наконец-то я дошел до него!), полученное мной в 1981 году из Владивостока от Вассермана.
Станислав Юрьевич!
Третий день сижу над Вашими «Солнечными ночами», книгой очень талантливой, лучшей из всего, что Вы написали. Впрочем, после первых же Ваших стихов я понял, что Вы настоящий поэт. Но разговор сейчас не только об этом. Я третий день перечитываю одно Ваше стихотворение, как будто растравляю рану. Причем, хочу предупредить, я не знаю, кто из нас прав. У меня есть, наверно, все, написанное Вами. Есть и «Свободная стихия». Поэтому я знаю, что рыбьей крови в полемике Вы не любите. Ну, и я ее не люблю, и поэтому можно вести разговор напрямую. Мне пятьдесят лет. До тридцати пяти я работал инструктором альпинизма в разных горных системах. С тех пор – профессиональный моряк, работаю в Дальневосточном пароходстве. Я – представитель того «племени», которое «когда-то бросило отчизну». Хочу сказать, что строчкой «вам есть где жить, а нам – где умирать» Вы оскорбляете память моего отца, командира в бригаде Котовского, а в Отечественную зам. ком. 211 стр. дивизии, оскорбляете меня. Кто Вам дал право отнимать у всех, подобных мне, Родину? Ведь за кордон уезжают не только евреи. А. Кузнецов, А. Солженицын, В.Некрасов и С. Сталина евреями не были. Значит, есть причины социального, а не национального характера. Может быть, забвение этих причин привело к тенденции (и не только у Вас), когда понятием «русский» подменяется понятие «советский». Не думаю, что Ваши стихи являются выражением государственной политики.
Поэтому я решил ответить Вам стихами. Правда, аудитории у нас разные. Вы говорите на весь Советский Союз, а я, в силу определенных причин, только с Вами. Но это меня не пугает. Потому что я говорю с настоящим поэтом.
К письму было приложено стихотворение, которое необходимо привести целиком.
И где найдешь еще такиеБерезы, как в моем краю…Я б сдох, как пес, от ностальгииВ любом кокосовом раю.Да, я видел их резко и близкоНа просторах родимой страны,Тех, кто в кожу мне, словно редиску,Сеял пред ощущенье вины.Что, мол, держит тебя?Осторожность? Ты чужой, ты нездешний листок,Ты, конечно, лелеешь возможностьГнать Лошадок на Ближний Восток.Мол, признайся, дружок мой сердечный,Обнажив сокровенную нить:Сможешь к звездочке пятиконечнойДополнительный лучик пришить?Ненавистны мне эти дебаты,Я ответить по-русски хочуВедь, как взрыв трехэтажного мата,В переводе я не прозвучу.Я снимаю рыбацкую робу,Что под солнцем таскал, под луной,И в ответ им свинцовую злобуВырываю из клетки грудной.Ваши фразы меня не растлили,Вашу хитрость видал я в гробу,Мне не нужно во славу РоссииДуть при всех в жестяную трубу.Я рожден на Подоле картавом,Я – от плоти родимой земли,И под киевским, тихим каштаномИ отец мой, и мама легли.Я прошел по волнам и по травам,Я работал и дрался, как мог,И в пролившемся море кровавомМой семейный течет ручеек.Так что знайте, «дружки дорогие»,Очень четкое мненье мое:Мне там не испытать ностальгии —Здесь умру, не дождавшись ее…
Стихи слабые, но искренние и по-своему впечатляющие. Одна беда – последняя строчка, как показала жизнь, оказалась фальшива. Так же, как у Межирова – «я родился в России и умру здесь». Ян Вассерман умер не в России.
Мой ответ, естественно, не замедлил себя ждать, и между нами началась переписка, по-моему, не менее серьезная, нежели между Астафьевым и Эйдельманом.
Здравствуйте, Ян!
Вот Вам первый вариант ответа на Ваше письмо: это стихотворение и строчка «Вам есть где жить, а нам – где умирать» имеет отношение только к тем, кто оставляет родину. Ни памяти Вашего отца, ни Вас лично она не касается. Так что излишне нагнетать страсти фразами, подобной: «кто Вам дал право отнимать у всех, подобных мне, родину?» Родину отнять никто ни у кого не может. Человек отнимает ее у себя сам. В крайнем случае, у него всегда есть выход – прочитайте еще раз эпиграф к моему стихотворению из Ахматовой («и ложимся в нее и становимся ею – потому-то ее называем своею»). Кстати, в конкретных примерах, споря со мной, Вы не точны. Солженицын уехал не по своей воле, его «выдворили», как было сказано в официальном сообщении. В своих выступлениях за границей он не раз подчеркивал эту разницу в своей судьбе по сравнению с теми, кто уехал по своей воле.
Настоящая фамилия Анатолия Кузнецова, кажется, Герчик. На этом можно было бы и закончить и еще раз повторить, что к евреям Вашего склада, ассимилировавшимся в русской стихии и культуре, мои стихи не имеют никакого отношения, так же как и стихи «Разговор с покинувшим родину», из той же книги.
Правда, есть у меня и второй, более сложный вариант ответа, но он для людей, желающих не только возмущаться. но и мыслить. Давайте подумаем вот о чем. Сколько евреев уехало из Союза? – Более чем 300 тысяч. Цифра официальная. На деле думаю, что больше. Почему бы Вам не обратить внимание на это обстоятельство, а потом уже на мое стихотворение? Материал для поэта, мыслителя, социолога – интереснейший! Я не сомневаюсь в Вашей искренности и в окончательном выборе Вами судьбы, но что значит Ваша личная судьба. Ваш единичный выбор перед феноменом еврейского духа, уникального в истории человечества, перед генами, постоянно зовущими от исхода к исходу, от одной родины к другой – и все это длится более двух тысячелетий, во время которых меняются десятки родин. Что же Вы думаете, за одно поколение, за одну жизнь человеческую этот дух растаял, развеялся, растворился? Рядом с ним на весах истории Ваша личная судьба, да и судьба Вашего отца – пылинки… За себя Вы ручаетесь, а за сына своего сможете поручиться? А за внука? Уверены ли Вы, что в них не проснется и не оживет все то; что двинуло в разные концы света 300 тысяч советских евреев? Что это – беда или вина? Многие говорят: антисемитизм, гонения и т. д. Но я вот недавно приехал из Болгарии, где никаких гонений не было и откуда в конце сороковых годов уехало 45 тыс. евреев, как только был создан Израиль (45 тысяч из 50-ти!). Вы говорите о славной судьбе отца, делавшего революцию, но разве мало их, отпрысков профессиональных революционеров, Литвиновых, якиров и пр. болтается сейчас на Западе, плюнув на свою родину, которую строили их отцы и деды? Так что Ваш пример и опыт эмоционально понятен, но исторически неубедителен…
И еще одно «но»… Я могу осудить традиционную ненадежность части еврейства, исторически подтвержденную, как патриот своей родины, но как философ, историк и поэт – я с интересом всматриваюсь в судьбу этого племени, пытаясь понять его тайну. Почему же Вы отказываете мне в этом праве свободно мыслить и излагать свои мысли тем способом и с тем талантом, который мне свойственен? Почему я не должен думать и размышлять о трагических, величественных, низких, кровавых, светлых, темных и, может быть, безысходных путях, по которым идет человечество?
Только потому, что Вы никуда не собираетесь уезжать, и что Ваш отец воевал славно и достойно?