А, между прочим, зря не изученный, ведь именно при этом строе страна дошла до вершины могущества и именно при нем начала скатываться в пропасть полуколониального существования. Похоже, всякая монета имеет две стороны.
14.1.13. Говоря о демократии, мы пока как-то в стороне оставили вопрос о стоимости этого дела. А зря. Конечно, как говорят остряки, не в деньгах счастье, а в их количестве.
Некоторые вообще указывали на разорительный для экономики маразм президентско-парламентских выборов.[582] Может быть «разорительный» — это некоторое преувеличение, но уж точно не бальзам на душу экономики. Для экономического роста важна стабильность, а в России настоящая демократия такого не даёт и вряд ли в обозримом будущем даст. А показная демократия — зачем она нужна?
Все чаще стали раздаваться голоса, что демократия — ловушка для России.[583] Заметим, что вопрос (о ловушке) в компетенции того самого ведомства государственной безопасности, о котором мы в основном и говорим. Или может быть эти органы способны ловить пару — другую шпионов и террористов, а не способны предотвратить гибель страны? Ту самую гибель, которая в двадцатом веке была уже дважды, в начале и в конце века.
Тем более важно, что авторитарный режим, как антипод демократии, может оказаться ещё более коварной для России ловушкой. Но об этом разговор будет позже.
14.2. Новая Революция в новой России?
14.2.1. Что же мы создали после 1991 года? «Так уж сложилось, что после распада СССР без одобрения Вашингтона, а точнее будет сказать — могущественной еврейской общины США, прийти к власти в России практически невозможно, — написал Владимир Малышков и добавил. — Сегодня свои взоры на Вашингтон обращает любой здравомыслящий российский политик».[584] Не особенно благостная картина.
Но это о политической самостоятельности страны, а вот об экономическом. Валентин Зорькин в своё время отмечал: «Нас призывали терпеть неправедность и разграбление якобы ради первоначального накопления того капитала, который впоследствии даст импульс нашему развитию. Но этого пусть неправедного, но как-то оправданного накопления капитала, как мы видим, не произошло. Произошло только накопление богатства. И это не игра словами, а указание на самую, пожалуй, болевую точку нашей нынешней жизни. Ибо капитал по своей природе компенсирует хищничество накопления умением производить, работать, создавать пресловутую прибавочную стоимость. Богатство же не предполагает ничего подобного. Оно существовало задолго до капитала и не несло в себе никакого общественно полезного смысла».[585] Заметим, что эту разницу отмечали и другие. И нет ничего особенного в том, что не умеющие летать (по нашему — создавать), только ползают (по нашему — умеют воровать). Это из Максима Горького.
При таком составе российских верхов у понимающих людей оптимизм не рождался. В декабре 1995 года бывший начальник информационно-аналитического управления КГБ СССР Николай Леонов на вопрос о прогнозе на ближайшее будущее России, ответил: «Да уж, если бы я был плохим аналитиком, наверное, не дослужился бы в КГБ до генерал-лейтенанта. И вот сегодня у меня, к сожалению, нет пока оснований предсказывать своей стране светлое будущее».[586]
Если светлого будущего нет, значит что-то и как-то нужно менять. Менять можно по-разному, но один из вариантов — революция. «Революция» и «револьвер» — однокоренные слова. И в нагане, и в кольте, и в других подобных огнестрельных системах при стрельбе крутится назад барабанчик с патронами. Так уж повелось, что никакая общественная революция не обходится без огнестрельного оружия».[587]
«…Ярости народной дай только волю — небольшим количеством крови её тогда уже не утолить».[588] О том, что революция практически в любой стране (мягко выражаясь) не лучший вариант развития этой страны мы уже не раз говорили. Но все как-то по кусочкам. Пора основательно. Заметим, прежде всего, что автор настоящей книги не относится к сторонникам резких поворотов, но понять чужие аргументы все же стоит. Чем черт ни шутит, а может они правы?
Речь ведь идёт о судьбах страны и её безопасности, той самой безопасности, которую должны были обеспечивать спецслужбы от КГБ СССР до ФСБ РФ. Революция — все что угодно, но не усиление безопасности. «Все революционные идеи приходили к нам с Запада, — говорил В.В. Жириновский. — Но там знали цену революционным экспериментам и всякий раз останавливались, когда возникала опасность для спокойствия и благополучия людей. Мы же почему-то на протяжении всего ХХ века стремились разрушить до основания „весь мир насилия“, а разрушили собственную страну, судьбы десятков миллионов её обитателей».[589]
Казалось бы революция — это плохо. Однако жизнь — чертовски сложная штука. Надо отметить, прежде всего, три положения. В целом народ российский склонён идеализировать революцию и подсознательно стремиться к ней. Образ революции как чего-то освежающего, очищающего и облагороженного сидил и сидит в головах многих россиян.
Причин тому много. «Долгие годы большевики и их идеологи пели гимны её величеству Революции. Её именем нарекали площади, проспекты, скверы. Портреты её участников вывешивали на улицах. Славя революцию, большевики прославляли и себя».[590] Это, во-первых. А, во-вторых, примерно с 1990 года многие средства массовой информации сумели частично создать негативный (прежде всего для интеллигента) образ революции (разумеется, они обливали грязью, прежде всего, отечественную революцию 1917 года). И, в-третьих, (об этом мы ещё подробно остановимся) в 1996 году Ельцин был вторично избран президентом РФ во многом благодаря умелой эксплуатации страха населения перед «красной» революцией и якобы последующей затем гражданской войне. Заметим также, что после тех самых выборов у поддержавших его людей стало резко изменяться отношение к только что выбранному (точнее — умело навязанному ) президенту. А, следовательно, сильно изменяться отношение и к страху перед общественными потрясениями (читай — революцией).
В то же время, нельзя, хотя бы частично, не согласить с Жириновским, написавшим в 2000 году: «Революционная энергия народа иссякла. Погоня за призраком демократии ни к чему не привела: народ разочарован и в левых, и в правых, и в центристах».[591] Соглашаясь с этим, обратим внимание, что Владимир Вольфович говорит о социальной революции, а есть ещё национальная революция. Это, во-первых. И, во-вторых, тяга к революции как маятник, он то приближается, то удаляется.
Понимание вышесказанного важно для проблемы новой революции в новой России.
Заметим, что автор настоящей книге специально начал разговор о революции до того как перешёл к разговору о президентских (1996 года) выборах. Сделано это для того, чтобы читатель сам и самостоятельно мог оценить тезис о почти полной бессмысленности выборов для оппозиции, пытающейся сменить правящий режим. Если, разумеется, она является подлинной оппозицией, а не карманной её копией, не имитацией так необходимой для демократической картинки.
14.2.2. Однако кто же начал разговор о революции? Открыл так сказать истину народу? Разумеется, сейчас мы знаем, что Америку европейцы не один раз посещали ещё до Колумба. Так и в этом деле об открытии можно говорить относительно, если вспомнить марксистскую теорию о революции. Коммунисты, особенно ортодоксальные, об этом никогда не забывали, правда, умеренные прямо не говорили.[592] Но мы о том как в патриотической (уточним — «белой») оппозиции стали говорить на эту тему.
Летом 1995 года в беседе с главным редактором газеты «Завтра» лидер одного из патриотических объединений («Российский общенародный союз») Сергей Бабурин высказался, что преподнесёт от имени этого объединения «большой сюрприз». 24 октября 1996 года на собрании актива Московской организации РОС, посвящённом пятилетнему юбилею Российского общенародного союза. Выступая Бабурин признал, что долгое время большинство думало, что в результате демократического процесса оппозиция конституционным путём устранит «временный оккупационный режим». Именно эта иллюзия якобы лежала в основе трагедии сентября-октября 1993 года.
Однако режим только укреплялся и имеет явную тенденцию укрепляться. После такого вступления настало время «сюрприза». В изложении Надежды Гарифуллиной этот сюрприз появился таким образом: «Бабурин произнёс фразу, которой суждено стать этапной, без преувеличений — исторической:
— В сущности, речь идёт о нашем переходе в режим подготовки к мирной, национально-демократической, антикомпрадорской революции».[593]