Читать интересную книгу Цивилизации Древнего Востока - Сабатино Москати

Ваал ссорится с Мотом, пробирается в подземный мир и там, после отчаянной схватки, встречает свою смерть. Его сестра Анат решает отомстить за него:

Как у коровы по своему теленку, как у овцы по своему ягненку, болело сердце Анат по Ваалу. И когда скорбь стала невыносимой, Анат пошла к Моту. Она схватила его за одежды и закричала:

– Отдай мне моего брата! Но Мот гордо ответил:

– Чего ты от меня хочешь?.. Да, я встретил силача Ваала, я ввергнул его в свою глотку, как ягненка, я поглотил его, как козленка, и исчез он там…

Шли дни, они складывались в месяцы. А Анат продолжала скорбеть и искать Ваала. Ее сердце билось для него, как у коровы для теленка, как у овцы для ягненка. И, не выдержав скорби, напала Анат на Мота. Она разрубила его мечом, сквозь сито просеяла, сожгла на огне, размолола жерновами мельницы, рассеяла по полю, чтобы птицы склевали его останки.

Терминология весьма красноречива: Мот, которого разрубили, просеяли сквозь сито, сожгли на огне, размололи жерновами мельницы и рассеяли по полю, – бог летней жатвы, бог сухого сезона, который губит принесенное весенними дождями плодородие. Но затем плодородие возвращается, и Ваал вновь появляется на земле:

Явилось Илу видение. Увидел он, что небо наполнилось маслом, а реки – медом. И из этого видения Творец творения понял, что снова жив силач Ваал. Тогда прекратил Илу свой траур, поднялся с земли, снова поставил свои ноги на подножку, сел на свой трон. И, рассмеявшись, сказал радостно Илу, что теперь он успокоился, ибо снова жив силач Ваал, вновь на своем месте Владыка земли.

И снова красноречивая терминология: с возвращением бога масло льет дождем с неба, и мед течет по земле. В этом произведении древний миф получил одно из самых живых и выразительных литературных воплощений.

Героический эпос представлен двумя значительными поэмами – об Акхате и о Карату; обе они отличаются новизной и необычностью тем и характеров, поэтому нельзя исключить, что они могут быть основаны на реальных происшествиях местной истории, трансформировавшихся со временем в легенды.

Акхат – юный сын мудрого царя Даниилу, который долго молил богов о том, чтобы даровали ему наследника; но вот наконец его мольбы исполнились:

Лицо Даниилу осветилось, и лоб его засиял. Открыл он рот и рассмеялся, поставил ноги на подножку и воскликнул радостно: «Теперь я сяду и отдохну, и душа моя успокоится в груди, ибо сын родился у меня, побег в доме моем, как у братьев».

Обратите внимание на параллель с предыдущим отрывком, вплоть до дословных совпадений: мы вправе сделать вывод, что на тот момент уже существовал сложившийся речевой этикет с надлежащими словесными формулами для выражения различных психологических состояний. Обращаясь же к содержанию, обратите внимание на столь дорогую всему миру Востока концепцию о том, что ребенок – благословение богов.

Божественный мастер сделал Акхату великолепный лук, с которым тот и отправляется на охоту. Но богиня Анат позавидовала владельцу волшебного лука, и, чтобы заполучить его, обещает она герою золото и серебро, даже бессмертие:

Вечности пожелай, и ты получишь ее!Бессмертия пожелай, и я его ниспошлю.Вместе с Ваалом будешь ты числить года,Месяцы вместе считать.Будет, как у него, пиром твой каждый день.

Но Акхат отвечает:

Зачем ты плетешь обман?Твоя мне отвратна ложь.Ведь ни один человек бессмертья не обретет.Как умирают все, так скончаюсь и я.

Эти строки вызывают в памяти эпос о Гильгамеше, в котором герой отвергает ухаживания богини Иштар и в результате не может избегнуть смерти. Концепция неизбежного конца, которого не в состоянии избегнуть ни один человек, каким бы сильным и могучим он ни был, пронизывает всю древне-восточную литературу. Из-за своего отказа Акхат будет убит посланцем Анат. Поскольку конец записи поврежден, мы можем лишь предполагать, что любящая забота семьи вернет юношу к жизни; наверняка мы этого не знаем.

Еще более человечна история царя Карату: в результате различных бедствий он лишается всей своей семьи; бог Илу является ему во сне и велит идти походом в далекую землю Удум. Царь этой страны отдаст ему в жены дочь-красавицу. Одержав победу, Карату потребовал у побежденного царя не золото и не серебро, а только руку принцессы:

Не надо мне этих даров. Все у меня есть. Дай мне твою девицу Хураю, твой отпрыск прекрасный, перворожденный, чья красота подобна красоте Анат, чья красота подобна красоте Асират, чьи очи из блестящего сердолика, чьи зеницы – чаши из электрона[34], опоясанные сердоликом. Дай же мне насладиться яркостью ее очей. Ибо послал меня Илу, Творец человека, представший мне, его слуге, во сне.

В этой поэме тоже присутствует жажда продолжить себя в потомках, дабы не прервался род. Юную принцессу отдают Карату в жены, и пророчество сбывается: у него появляется новая семья и дети. Но затем царь серьезно заболевает, и вновь звучит древняя жалоба: неужели человек не может избегнуть смерти? Конец истории неясен; возможно, Карату спасается по воле богов.

Таковы главные литературные произведения, найденные в Угарите. Есть и другие, менее значительные, хотя некоторые из них представляют особый интерес. К примеру, есть поэма о Рассвете и Закате: в ней речь идет о рождении двух божеств с этими именами; и – характерная особенность – события сопровождаются священной церемонией, в которой появляются и разговаривают самые разные герои; другими словами, это сценарий религиозной драмы. Здесь мы тоже видим связь между мифом и обрядом, о которой уже говорили; несомненно, связь эта гораздо глубже, чем представляется по литературной версии. Гастер подробно и доказательно разобрал этот тезис, доведя его до логического конца и распространив едва ли не на всю мифологическую литературу Древнего Востока: «Во-первых, значительная часть того, что дошло до нас как древняя литература, на самом деле вовсе не было художественными произведениями, но играло строго функциональную роль в структуре общественной жизни. Тексты, которые мы по привычке рассматриваем как продукт фантазии и таланта отдельно взятого автора, были на самом деле сборниками религиозных церемоний, вдохновленных богинями более практичными, чем музы, и полностью понятными только на фоне ритуалов, которыми они сопровождались. Соответственно, для их реального понимания нужно гораздо больше, чем простой перевод слов. Главное, их необходимо поместить в надлежащую культурную среду и рассматривать как выражения, а не как застывшие формы».

Эта теория, а особенно выводы из нее открывают простор для дискуссий; в любом случае это полезное предупреждение, призывающее избегать пустой критики и не пытаться объяснить все с точки зрения чистой литературы, – а вместо этого углубляться в практическую базу древне-восточных текстов и видеть в них продукт и непосредственное выражение религиозной жизни.

На самой границе рассматриваемого периода – в V в. до н. э. – мы обнаруживаем арамейскую нравоучительную повесть. Это история Ахикара. Ахикар – мудрый и добродетельный человек, чиновник при дворе ассирийских царей Синахериба и Асархаддона. Не имея своих сыновей, он усыновляет племянника Надана и передает ему свое место. Но Надан на добро отвечает злом: он клевещет на Ахи-кара царю и подстрекает того казнить Ахикара. Однако палач тайно отпускает Ахикара, и он получает возможность оправдаться перед царем, раскрыв интриги недостойного племянника. У этой истории есть приложение – набор поучений, который роднит повесть с традиционной назидательной литературой. К примеру, мудрый Ахикар говорит:

Сын мой, не болтай слишком много, не произноси вслух каждое слово, что придет тебе на ум: глаза и уши людей следят за твоим ртом. Берегись, ибо слово может погубить тебя. Превыше всего остального следи за ртом своим и к услышанному затвердей сердцем. Ибо слово что птичка: раз отпустив, ее невозможно поймать…

Гнев царя подобен огню пылающему. Повинуйся ему сразу же. Пусть не разгорится он против тебя и не обожжет тебе рук. Укрой слово царя покрывалом своего сердца. Зачем дереву бороться с огнем, мясу с ножом, а человеку с царем?

В повести есть и басни:

Леопард встретил замерзшую козу и сказал ей: «Иди ко мне, я укрою тебя своей шкурой». Коза ответила: «Какая мне нужда в твоей шкуре? Оставь мне мою! Ибо ты если с кем здороваешься, так только чтобы крови напиться».

Исходя из сказанного, можем ли мы сказать, что в Сирии имеется жанр героической повести? А также, в связи с ней, нравоучительный жанр и басни? Не обязательно. История Ахикара записана на папирусе и найдена в Египте; написана повесть на арамейском языке, поэтому мы говорим о Месопотамии как о месте ее создания; но арамейский язык был распространен далеко за пределами своих естественных границ, и это не позволяет нам достоверно определить происхождение текста.