стоим обнявшись. У меня ошеломлённое выражение лица, а Парето выглядит спокойным и контролирующим ситуацию. Как и всегда. Затем следует несколько вопросов о личной жизни Кости. Ответы изумляют, потому что Островский рассказывает о случайной встрече, глубоких чувствах и ребёнке, о котором не знал долгое время.
«Так вышло, что с матерью моего ребёнка мы когда-то пересеклись, а после непродолжительных отношений, наши пути разошлись. О дочери я узнал не так давно, но теперь всё правильно, и она носит мою фамилию» – следует ответ Парето.
– Чего?! – поднимаю глаза, готовая ударить улыбающегося Костю.
– Это экспромт, – разводит руками. – Придумывал на ходу. Получилось эффектно, согласись.
– А мой муж получается, неродного ребёнка воспитывал?
– Получается, – соглашается Костя, уплетая мясо. – Подобных случаев миллион, если не больше. Я тоже не своего ребёнка воспитывал.
– Ну, знаете… – возмущена настолько, что готова прямо здесь выплеснуть на Островского своё негодование. – Вам нужно было немного времени, а из этого всего, – машу перед его носом телефоном, – получается, у вас долгоиграющие планы на нас.
– Планы немного скорректированы, Лена, – становится серьёзным и сосредоточенным. – Снова. Мне нужно несколько месяцев.
– Несколько? – сглатываю подступающий ком и пытаюсь дышать. И два-то приведут к ужасным последствиям. Для меня. Островский равнодушно через меня перешагнёт и исполнит задуманное, а я мне лишь останется оплакивать погибшего мужа. – Я на такое не подписывалась.
– Подписывалась, – указывает на безымянный палец с кольцом. – Причём, многократно и на каждой странице.
– Если бы я могла, сию же секунду аннулировала договор, – шиплю, тем самым доставляя Косте удовольствие.
– Если бы, – улыбается. Вообще, сегодняшний день перенасыщен отличным настроением Островского. – Но теперь тебе придётся принять любые условия, выставленные мною. Напоминаю, на кону безопасность твоей дочки. Нашей дочки, – уточняет.
– Всё это неправильно.
– Заканчивай быть моралисткой и превращайся в Островскую. Фамилия обязывает. Кстати, на следующей неделе День города. В центре будет праздник: концерт, развлечения, в особенности для детей. Мы должны появиться. С Таисией, как ты понимаешь. И она должна называть меня папой.
– Она не будет, – мотаю головой, уверенная, что он не сможет приказать Тасе.
– Будет. Сама спросила разрешения. Я дал добро.
– Когда?
– Сегодня утром.
– Прекратите обрабатывать моего ребёнка! – повышаю голос, обращая на нас внимание соседних столиков.
– Нашего. Я просто напоминаю.
– Вы… вы… – задыхаюсь от негодования.
– Сволочь? – Костя скалится, ожидая от меня оскорблений в свой адрес.
– Непробиваемый! – вспоминаю характеристику, озвученную Гришей.
– Это общеизвестный факт. Придумай что-нибудь новенькое, – с аппетитом поглощает мясо, опустошая тарелку. – Знала, за кого выходила замуж.
– Не знала, потому что была участником вашей игры с того самого момента, как переступила порог дома Аронова. Более того, находилась в неведении до вчерашнего дня, когда вы, наконец, соизволили ввести меня в курс дела.
– Перестань «выкать». Я твой муж.
– Не могу, – растерянно смотрю на Островского.
Мысленно повторяю: Костя, Костя, Костя… А язык не желает произносить.
– Почему?
– Просто не могу, – ухожу от ответа.
Как только я произнесу: «Костя», выстроенная мною стена, отделяющая от чувств к Парето, рухнет, сделав уязвимой. Таким способом я абстрагируюсь, чётко обозначив границы дозволенного по отношению к нему. Секс – это ещё не любовь, фиктивный брак – не семья, а роли, которые мы исполняем – искусственно созданы. Сдержать себя, не рухнув в Островского – моя основная задача. Иначе, оставшись без него, не выберусь.
– Константин Сергеевич, поздравляю с прекрасным событием в жизни! – от неожиданности шарахаюсь в сторону, потому что, зациклившись на Косте, не сразу замечаю подошедшего мэра.
Островский поднимается и пожимает ему руку. Скупой жест благодарности. И прямо сейчас даже представить не могу, насколько Парето внутри выворачивает. Правила приличия, не позволяющие прямо сейчас свернуть шею Зарецкому.
– Благодарю, – сухо, в стиле Парето.
– Познакомьте с новоиспечённой Островской, – игнорирует Костю, переключая внимание на меня.
– Елена – моя жена, – поднимаюсь, и Костя слегка подталкивает меня в спину, выставляя на первый план.
– Антон, знакомься.
За спиной мэра вырастает Воронов. Проходится по мне оценивающим взглядом, слегка теряется и посматривая на жену. Уверена, он помнит неприятную сцену в торговом центре. В памяти тут же всплывает его омерзительное поведение. А когда представляю, что именно он планировал причинить вред Тасе, эмоции рвутся наружу.
– А мы знакомы, – растягиваю губы в улыбке. – Так ведь, Антон Олегович? Виделись на приёме у Аронова, а потом в торговом центре. Встреча была неожиданной. И, кстати, не совсем приятной. А вы жена? – обращаюсь к Рите, которая тут же кивает. – О, даже так? А мне показалось, когда вы выражали мне свою искреннюю симпатию и надежду на более тесные отношения, позиционировали себя, как свободный мужчина.
Воронов даже на секунду прикрывает глаза, видимо, мысленно склоняя меня во всех падежах. И уже в следующую секунду готов провалиться сквозь землю под гнётом двух пар глаз: жены и тестя.
– Я неправильно выразился, Елена, – делает попытку оправдаться.
– Нет-нет, – обрываю Антона, – вы точно, и очень навязчиво, предлагали мне себя. У меня отличная память, – расплываюсь в самой милой из возможных улыбок. – Подтверди, дорогой.
– Однозначно, – поддакивает Островский. – Она у меня всё помнит. Невероятная женщина, – ласково целует меня в висок.
На секунду трое перед нами растерянно косятся друг на друга, и я понимаю, Воронову предстоит объясниться, в первую очередь перед Ритой.
– Вот интересно, Лена. По моим сведениям, вы ещё недавно были замужем за другим человеком. И в свидетельстве о рождении отцом ребёнка значился именно он. Ошибка или вы обманывали мужа долгое время? – взгляд Шакала загорается в предвкушении удачной провокации.
И точно – Шакал. Прав Островский. Но сейчас во мне кипит обида, и я не против, чтобы Воронов передал Роме подробности сегодняшней беседы. К родному ребёнку он относился не лучше, чем к посторонним.
– Ни то, ни другое, – не сразу нахожусь, что ответить. – У нас с Костей глубокая и драматичная история любви. Но теперь мы вместе, а дочка находится рядом с настоящим отцом.
– Семья воссоединилась, – показная радость Парето умиляет, но я знаю, для чего это представление.
– Что ж, надеюсь, что теперь, Константин Сергеевич, вы будете посвящать всё свободное время семье. Есть проблемы, которые не стоят вашего внимания. Сосредоточьтесь на прекрасной жене и дочке, – скалится мэр, обращаясь к Косте. – Ведь близкие всегда страдают в первую очередь… от недостатка внимания. – Хищный оскал и интонация определяют скрытый подтекст паузы в предложении. Явная угроза Островскому. Если он ошибётся, пострадаем мы с Тасей.
– Анатолий Владимирович, непременно воспользуюсь вашим советом.
Разговор тухнет. Зарецкий в сопровождении зятя и дочери покидает ресторан. Смотрю в окно, где Рита активно жестикулирует перед лицом Воронова. Вероятно, настолько вспыльчива, что её терпения хватило только на то, чтобы выйти за дверь.