Я не знала, есть ли правда в этих словах, но мне казалось, что есть, и я попыталась заснуть. Но не смогла. Каждый раз, когда я задремывала, мне казалось, что Джо подкрадывается к двери черного хода, и при каждом скрипе в доме я вскакивала.
Потом это стало просто нестерпимым. Сняв платье, я надела джинсы и свитер (закрыла дверь сарая на замок, когда лошадей уже украли, можете вы подумать), вытащила фонарь из-за шкафа в ванной, где оставила его, когда меня рвало. Затем я снова пошла к колодцу.
Темно было как никогда. Я не помню, светила ли в ту ночь луна или нет, но это было и не важно, потому что все небо снова было окутано тяжелыми тучами. Чем ближе подходила я к ежевичным кустам позади дровяного сарая, тем сильнее ноги мои наливались свинцом. Казалось, я вообще не смогу оторвать их от земли, когда в свете фонаря я различила крышку колодца.
Но я смогла — я заставила себя подойти к колодцу вплотную. Минут пять я прислушивалась, но доносилось только пиликанье сверчков, да ветер играл в зарослях ежевики, да где-то далеко-далеко ухала сова… может быть. та же самая. И откуда-то с востока доносился шум волн, разбивающихся об утесы, но все эти звуки были настолько привычными, что вряд ли они вообще воспринимаются слухом. Я стояла, зажав в руке фонарь Джо и направив поток света на дыру в крышке, чувствуя, как грязный, едкий пот стекает по моему телу, и я приказала себе опуститься на колени и заглянуть в колодец. Ведь именно для этого я и пришла сюда.
Да, для этого, но именно этого я и не смогла сделать. Я вся дрожала, глухой стон вырвался у меня из груди. Сердце мое трепыхалось, как птичка с перебитыми крыльями.
А затем белая рука, облепленная кровью, грязью и мхом, высунулась из колодца и ухватилась за мою лодыжку.
Я выронила фонарь. Он упал в кусты рядом с краем колодца, это было просто удачей для меня; если бы он упал в колодец, я бы не позавидовала себе. Но тогда я не думала ни о фонаре, ни об удаче, потому что тогда я была в еще более незавидном положении и могла думать только о руке на щиколотке, руке, тянущей меня к провалу. Об этом и о строке из Библии. Она звенела у меня в голове, как огромный железный колокол: «Я вырыл колодец для врагов своих, но сам упал в него».
Вскрикнув, я попыталась отскочить, но Джо так крепко держал меня, что, казалось, его рука сцементирована с моей ногой. Мои глаза уже привыкли к темноте, так что теперь я отчетливо видела его, несмотря на то, что фонарь светил совсем в другую сторону. Джо почти удалось выбраться из колодца. Одному Богу известно, сколько раз он срывался вниз, но в конце концов он добрался почти до самого верха. Наверное, он выбрался бы, если бы я не подоспела.
Голова его была всего в двух футах ниже того, что осталось от крышки колодца. Он все еще усмехался. Нижняя челюсть его немного выпирала изо рта — я до сих пор вижу это так же четко, как и то, что ты сидишь сейчас напротив меня, Энди — и это напоминало зубы лошади, когда та ржет. Зубы Джо были черными от крови.
— До-х-лооо-ресссс, — выдохнул Джо, продолжая тянуть меня. Вскрикнув, я упала на спину, продолжая скользить к этой проклятой дыре. Я слышала, как хрустели и потрескивали веточки кустов под тяжестью моего тела. — До-х-лооо-рессс, ты сука, — сказал он, но к тому времени это уже казалось мне песней. Я, помню, подумала: «Скоро он запоет „Коктейль из лунного света“.
Ухватившись за кусты и ободрав в кровь ладони об колючки, я попыталась двинуть Джо свободной ногой по голове, но она была слишком низко; так что я пару раз проехалась подошвой по его волосам и только-то.
— Давай, До-х-лооо-рессс, — произнес он, как будто хотел угостить меня мороженым или пригласить на вечеринку с танцами.
Я зацепилась ягодицами за одну из досок, все еще остававшихся на этой стороне колодца, и поняла, что если не предприму что-либо прямо сейчас, то мы оба свалимся вниз и там и останемся, сцепившись в мертвой хватке. А когда нас обнаружат, то найдутся люди — в основном такие же дурочки, как Иветт Андерсон, — которые скажут, что вот оно доказательство того, насколько сильно мы любили друг друга.
И это подействовало. Откуда-то вдруг появились силы, и я рванулась назад. Джо почти удалось удержаться, но потом его рука соскользнула с моей щиколотки. Наверное, я ударила его башмаком по лицу. Он вскрикнул, рука его несколько раз судорожно проехала по моей ступне, а потом все кончилось. Я ожидала услышать звук падения его тела, но он не упал. Этот сукин сын никогда не уступал; если бы он жил так же, как и умирал, я не знаю, были бы между нами вообще какие-нибудь разногласия.
Я встала на колени и увидела его раскачивающимся над шахтой колодца… но все же он как-то держался. Джо взглянул на меня, сдул окровавленный клок волос с глаз и оскалился. Затем его рука снова высунулась из колодца и вцепилась в землю.
— Дол-ООХ-ресс! — как-то по-особенному прохрипел Джо. — Дол-ООХ-ресс, Дол-ОООООХ-ресс, Дол-ОООООООХХХ-рессс! — И затем он начал выкарабкиваться.
«Размозжи ему голову, ты, дурочка», — сказала тогда Вера Донован. Но этот голос прозвучал не в моей голове, как тогда, когда говорила та малышка, которая мне привиделась раньше. Понимаете, о чем я говорю? Я услышала голос Веры так же, как вы трое сейчас слышите меня, и если захотите, то сможете услышать мой голос, записанный на магнитофоне Нэнси Бэннистер, снова и снова. Я знаю это так же хорошо, как свое имя.
Так или иначе, но я ухватилась за камень, лежащий на земле рядом с краем колодца. Джо попытался вцепиться мне в запястье, но мне удалось вытащить камень из земли раньше, чем Джо ухватился за меня. Это был большой камень, покрытый засохшим мхом. Я занесла его над головой Джо. Теперь его голова уже торчала над колодцем. И на эту голову я обрушила камень. Я услышала, как щелкнула его нижняя челюсть. Как будто фарфоровая тарелка разбилась о цементный пол. А затем он исчез, падая обратно в глубь колодца, и камень последовал за ним.
И тут я потеряла сознание. Я не помню этого, вспоминаю только, как лежала на спине и смотрела в небо. Но смотреть там было не на что, все было затянуто низкими тучами, поэтому я закрыла глаза… и только когда я открыла их, на небе снова сияли звезды. Я сразу поняла, что была без сознания, а ветер разогнал тучи, пока я приходила в себя.
Фонарь все еще лежал у ежевичного куста рядом с колодцем и все так же ярко и исправно излучал свет. Подняв его, я посветила в глубь колодца. Джо лежал на дне, голова склонилась к плечу, руки покоились на коленях, ноги были раскинуты в стороны. Камень, которым я ударила Джо, лежал между его ног.
Еще минут пять я смотрела на него, ожидая, что он вот-вот пошевелится, но он так и не зашевелился. Я поднялась и медленно побрела к дому. Несколько раз я останавливалась, так как земля уплывала у меня из-под ног, и наконец-то я добралась до крыльца. Я направилась в спальню, снимая на ходу одежду и оставляя ее там, где она падала. Я открыла душ и стояла под горячими, обжигающими струями воды минут десять, не терла тело мочалкой, не мыла голову, ничего не делала, а просто стояла, подняв лицо вверх, подставляя его жгучим потокам воды. Наверное, я так бы и заснула прямо под душем, если бы вода вдруг не стала прохладнее. Я быстренько вымыла голову, пока вода не стала совсем ледяной, и вышла. Руки и ноги были расцарапаны, и горло чертовски болело, но не думаю, что я могла бы умереть от этого. Мне даже не приходило в голову, какие выводы может кто-нибудь сделать, увидев у меня царапины и синяки на шее, когда обнаружат Джо на дне колодца. По крайней мере, еще не тогда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});