— Какие сильные у тебя руки… — пробормотала она, лаская его бицепсы.
— Что ж, извини, — сказал он и, приподнявшись, смог захватить губами один из ее сосков.
Вобрав его в рот, смаковал твердый розовый бутон, пока она не начала извиваться, желая большего.
— Зачем ты вздумал извиняться? Я обожаю твои руки… — Быстрый поцелуй, и она провела губами по его щеке. — И другие части твоего тела тоже.
Накрывшись одеялом, Роуз прокладывала дорожку поцелуев по его груди, опускаясь все ниже, ниже… Холодный воздух в комнате не мог остудить их разгоряченные тела. Нетерпение росло, дыхание Джеймса становилось все более прерывистым, застревая в горле. Вожделение захватило его целиком и полностью. Он знал точно, куда она направляется, и ее намерение не вызывало сомнения. Сколько раз она делала это с ним в его фантазиях? Слишком много, чтобы сосчитать. Джеймс никогда не просил, разве что слегка подталкивал ее в этом направлении, надеясь, что она подарит ему это особое удовольствие, но только если захочет сама. И сейчас все шло к тому, что это может произойти.
Дрожь сотрясала его тело. Вытянув руки, он сжал кулаки, удерживая себя от того, чтобы положить ладонь на ее голову, направляя к нужной цели. Высунув язык, она лизнула живот, и он затрепетал в мучительном предвкушении. Влажные поцелуи следовали по дорожке волос к его нетерпеливой, страждущей плоти…
Маленькая ручка обхватила основание его мощного жезла. Темные опахала ресниц дрогнули и сомкнулись. Нетерпение будоражило его кровь, пока он наблюдал, как ее розовые пухлые губы раскрылись, когда она наклонилась ниже. И спустя мгновение горячий влажный жар окружил головку его мощного члена. И все, что он мог сделать, — это подавить глубокий стон благодарности. Устроившись меж его раскинутых ног, склонившись над его пахом, она дарила ему ни с чем не сравнимые ласки. Ее губы были божественно-мягкими, ее рот — горячим и влажным… Спутанные пряди темных волос дразнили внутреннюю сторону его бедер.
Втянув щеки, она всасывала его, почти подталкивая к оргазму, прежде чем скользнуть назад и проделать это снова. Стиснув зубы, Джеймс боролся с примитивным желанием выпустить семя ей в рот, решив не спешить и до конца познать всю сладость эксперимента.
Она сделала паузу. Кружа языком по головке, подхватила каплю, соскользнувшую с нее. От ее невообразимого искусства дыхание застревало в горле, его жезл ни на минуту не оставался без внимания.
Господи, прошли годы с тех пор, как Джеймс познал это удовольствие. Много лет назад, когда он посетил бордель, приехав на каникулы из Кембриджа. Но в том случае это была простая манипуляция женского рта с его членом, что быстро довело его до оргазма. И только.
Быстрым движением, не нарушая ритма, Роуз заправила волосы за ухо. Ее ресницы взлетели вверх. Пока розовые губы ритмично скользили по его члену, она удерживала его взгляд.
Легкие шелковистые прикосновения языка к головке его члена вызвали напряжение плоти, словно невидимая нить соединяла одну часть его тела с другой. Джеймс стонал, каждый мускул дрожал под этой бешеной атакой. Словно прочтя его мысли, Роуз осторожно убрала руку с его бархатистого жезла, чтобы уделить внимание и другим частям его мужской плоти. Ее хватка была совершенная — мягкая, легкая и достаточно уверенная, чтобы удовлетворить и эту часть жаждущей плоти.
Из ее уст вырвался грубый, резкий звук, отчего его вожделение стало еще сильнее. Вверх и вниз, следуя за толстой жилкой на внутренней стороне, она медленно проводила губами по всей длине его члена. Ее язык ласкал, дразнил… Затем, снова поймав его взгляд, она захватила губами его головку, взяв ее в рот.
Но на этот раз ее решительные действия не могли лишить его способности думать. Когда он лежал на ней, целовал ее глубоко и проникновенно, он не давал ей шанса подумать. Но сейчас, когда она…
Роуз сосредоточилась на том, чтобы доставить ему удовольствие. Но слишком сосредоточилась. Эти прикосновения пальцев слишком умелые. Каждое ее движение… слишком продуманно. Его пальцы разжались. Джеймс поднял руки, чтобы потянуться к ней, но в этот момент она втянула его член особенно сильно и маленькой ручкой сжала его мужскую плоть в том месте, о котором он не подозревал, и он задрожал в оргазме, который был не в силах остановить, даже если бы захотел.
Джеймс резко перекинул ноги на край постели и встал. Чуть покачиваясь и испытывая странное раздражение, подошел к умывальнику и опустил полотенце в фаянсовый таз с водой.
Конечно, он не был ее первым мужчиной. И это не должно беспокоить его, да еще так сильно, но почему-то беспокоило. И ему не нравилась мысль о том, как она приобрела такой опыт. Это царапало его нутро, болезненно и резко, как зазубрины скалы.
— Джеймс, я сделала что-то не так?
Джеймс выжал полотенце и вытерся.
— О, конечно, нет. Хотя… старая поговорка о том, что только благодаря практике можно достичь совершенства, права.
Бросив полотенце, он повернулся от умывальника и взглянул на Роуз. Она на коленях стояла посреди кровати. Подбородок опущен, плечи поникли, она натянула одеяло, стараясь прикрыть обнаженную грудь.
Повисло молчание, глухое и тяжелое, пока он быстро одевался. Натянул брюки и рубашку. Завязал простым узлом галстук. Надел жилет и сюртук. И все это время чувствовал на себе ее взгляд. Этот вопрошающий, полный боли и недоумения взгляд красивых голубых глаз. Но он не мог заставить себя извиниться за свою грубость.
— Куда ты идешь? — спросила Роуз, взвешивая каждое слово.
Опухшие губы были краснее, чем обычно. Темные пряди спутанных волос покрывали плечи. Женщина, обиженная до глубины души… сирена, которой ничего не стоит заставить даже самого строгого мужчину вернуться назад, желая большего.
— Мне казалось, ты сегодня хотел оставаться в постели…
Пуговицы на его сюртуке были уже застегнуты.
Джеймс на минуту задержался перед зеркалом, причесывая волосы.
— Мне нужно просмотреть утреннюю почту.
— Днем?
Его скулы потемнели от щетины, но бритье подождет. Сейчас главное — выйти из этой комнаты.
— И тем не менее почта ждет меня на моем столе.
Резко захлопнув дверь, Джеймс вышел в коридор. И эхо долго звучало в ее ушах.
Прошло два часа, а стопка бумаг на его столе так и осталась нетронутой. Ему следовало ощущать блаженное оцепенение внутри и полностью сфокусироваться на бумагах, лежащих перед ним. Но Джеймс не мог преодолеть растущее раздражение и сожаление, его губы сложились в твердую линию, и, взяв перо, он так сильно сжал его, что переломил надвое.
На легкий стук в дверь он резко откликнулся: