Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко Витька не убежал бы. В калитке его уже ждали. Он совсем обезумел, вместо того чтобы сдаться на милость победителей, сменил направление, рванул к колодцу, спрятался за него и таращился оттуда, отвесив челюсть. Талибы хватались за животики, манили Витьку. Кто-то бросился его ловить, подбежал к колодцу, дернулся влево, вправо, помчался в обход.
Витька кинулся в ту же сторону. Талиб понесся обратно, Витька – туда же. Спортсмены встали, тупо пялясь друг на друга. Детский сад какой-то. Афганец вскинул автомат, плюнул очередью у Витьки над головой. Пули застучали по гребню забора. Витька сник, опустил плечи. Афганец забросил автомат за спину, обогнул колодец, схватил Витьку за шкирку и, как щенка, поволок в дом.
Летчиков согнали в кучу, а талибы, цокая языками и оживленно толкуя, сгрудились над ямой. Кто-то слазил внутрь, сообщил из-под земли смешную новость. Афганцы дружно засмеялись. Летчиков вывели во двор, построили в шеренгу. Они потрясенно молчали. Шесть месяцев работы – и все коту под хвост.
Прибежал переводчик, начал угодливо выслушивать Махмуда. А того сразил словесный понос.
– Ну, все! – оседлал любимого конька Вакуленко. – Сейчас нас чпокнут.
– Давно пора, – расклеил разбитые губы Глотов.
Миша стал путано переводить. Из его монолога явствовало, что великодушие воинов Аллаха не ведает границ, презренных шурави бить не будут. А все потому, что воины Аллаха от души повеселились.
Подкоп, конечно, идеальный, но глупые шурави дали промашку. Как можно копать, не имея информации об устройстве фундамента? Вертикальная шахта должна быть глубже! Уже завтра они напоролись бы на бетонный цоколь и пробиться за пределы казармы не смогли бы никоим образом. Им пришлось бы снова рыть вниз, а это еще месяц работы.
В этом здании не всегда была казарма. Его построили еще во времена Амина при участии советских специалистов. Делали на совесть, с применением всех строительных ГОСТов, за отклонение от которых в СССР преследовали по закону.
По задумке тогдашних властей, в здании должна была разместиться городская больница, однако по ряду причин этого не произошло. Потом пришли советские войска, отобрали постройку и приспособили для армейских нужд.
Великодушие и благородство правоверных не знают границ, и репрессии временно откладываются. Но русским летчикам до отхода ко сну предстоит проделать важную и ответственную работу: зарыть подкоп. В противном случае вопрос о репрессиях вернется во главу угла.
– Не буду зарывать, – заявил Серега, гордо задирая голову. – Хотите, бейте, хотите, стреляйте, а зарывать не буду.
Серегой впору было любоваться. Сильное, непокорное животное с необузданным нравом, полное страстей и противоречий. Взлетел приклад, и Витька упал на колени с разбитыми в кровь губами. Серега изумленно уставился на него. Охранник ехидно лыбился.
– Эй, а его за что?! – завопил Серега. – Он же не отказывается! Это Я отказываюсь!
Махмуд засмеялся, подал знак. Взлетел приклад, и Вакуленко рухнул навзничь.
– Нельзя, нельзя отказываться, – торопливо залопотал Миша. – Господин начальник говорит, что, если вы быть отказываться, вас быть бить.
– Уймись, Серега, не выделывайся, – прошептал Глотов. – Если по твоей милости сейчас и мне прилетит, я тебя точно отхреначу. Если выживу.
Взлетел приклад и завис в задумчивости.
– Ладно. – Серега поморщился. – Инструменты хоть дадут? Или опять мисочкой таскать будем?
Инструменты выдали. Двое талибов принесли совковые и штыковые лопаты, третий, немного знакомый с электричеством, соорудил переноску, чтобы не жечь фонари. Работать пришлось быстро. Каждый раз, когда замедлялся ритм процесса, в воздух в воспитательных целях взлетал приклад.
Витька в приямке долбил штыковой лопатой землю, успевшую спрессоваться, затем вонзал в нее совок, выгребал на поверхность. Глотов и Серега таскали грунт, а внизу Вакуленко забрасывал его в незавершенный лаз. Передохнуть охранники не разрешали, орали, если кто-то вставал, распускали руки. Летчиков качало, жирный пот разъедал глаза.
В разгар работ вернулся с аэродрома Карпатов, понял, в чем дело, вырвал у шатающегося Сереги лопату, принялся таскать землю. Махмуд заворчал, охранники оттащили Карпатова. Он вырывался, не хотел отдавать лопату. Но талибы отобрали ее, нашлепали ему по щекам, отбросили к дверям.
– Почему? – спросил первый пилот. – Я всего лишь хочу помочь.
– Без тебя, иуда, справимся, – гордо заявил Серега, ухитрился поймать лопату, летящую в него, и вонзил ее в землю.
– Пустите! – буйствовал Карпатов, но ему надежно перегородили дорогу бородатые дядьки.
– Нельзя! – кричал Миша. – Вам нельзя! Отдыхать! Быстро отдыхать! Вы устали! У вас быть трудный день! Они сделают, они сами сделают!
Талибы вытолкнули Карпатова из казармы, пинками отправили в каморку. Щеки его пылали. Принудительное побуждение к отдыху – это что-то новенькое!..
Арестанты работали до одиннадцати вечера. Потом Махмуд и часть охранников удалились. Перед уходом начальник тюрьмы сказал, что можно заканчивать, хватит на сегодня. Все равно никуда не убегут. Летчики вытащили из ямы грязного, смертельно бледного Вакуленко. Он не мог стоять, ноги разъезжались.
– А теперь забить, – сказал Миша, ткнул пальцем в щит из сколоченных половиц и тоже удалился.
Один из оставшихся талибов высыпал из кулька гвозди, бросил летчикам пару молотков.
До кроватей они ползли в буквальном смысле слова. Измученные люди забрались на свои лежанки и не могли уснуть. Они лежали и таращились в морщинистый потолок.
– Почему нас Россия не смогла освободить? – прошептал Вакуленко. – Большая страна!.. Не понимаю.
– Страна занята важными делами, – отозвался Глотов. – Стране не до нас. Там сложное экономическое и политическое положение, строительство капитализма, интегрень в мировую экономику, едри ее в плетень.
– Жить больше не хочу, – прошептал Витька. – Зачем мне жить? Не вижу смысла.
– Все равно чпокнут когда-нибудь, – поддакнул Вакуленко. Задумался и выдал: – Нет, хлопцы, рановато нам пока.
– А не Карпатов ли нас сдал? – спросил Серега, прислушался, покосился на проем в подсобку, откуда проистекала выразительная тишина. – Слушайте, мужики, а ведь исключительно от нас зависит, каким сном будет спать Карпатов – здоровым, кошмарным или вечным.
– Да на хрена ему нас сдавать? – проворчал Глотов. – Неуклюжесть моя нас сдала. Оступился, ногу подвернул, сука. Мы просто потеряли бдительность. И ты еще, Серега, виноват. Чего полез со мной в яму? Там и одному-то не развернуться.
– Теперь уж там точно не развернуться, – заключил Серега и замолк.
В первых числах мая к заключенным пробился Марк. Он ворвался в тюрьму с таким видом, словно две недели шел по вражеским тылам, отбивая атаки неприятеля, сбросил с плеч тяжелые сумки, отдышался.
– Какие же они звери! Ну, ничего, я им пригрозил карательными мерами со стороны российского правительства – шелковые стали.
– Не преувеличивай, Марик, – проворчал Глотов, зарываясь в сумку.
Вопрос, освободят ли их, теперь интересовал летчиков во вторую очередь. Главное – что в посылках.
– Есть хочу, – заявил Марк, сунул лапу в объемистый куль, адресованный Вакуленко, надкусил яблоко, пока не отобрали, и смачно зачавкал. – Пляши, Вакуленко, письмо тебе. Твой внук Петро три месяца орет не переставая. Ух, какой пацан! Богатырь. Дурной, правда.
Вакуленко завопил от радости и убежал в свой угол с вещами. Глотов задумчиво крутил в руках шерстяные носки от тетки, Витька – примерно такие же от матери, Серега, как-то тупо ухмыляясь, читал письмо, пропитанное запахом дорогих духов. Видимо, дамочка специально вымачивала в них бумагу.
Вакуленко в углу перебирал фотоснимки, запечатлевшие улыбчивого карапуза, восторгался, как ребенок:
– Хлопцы, внук же!.. Он уже видит, чуете?!
– Еще бы шубу прислала, – недовольно ворчал Глотов, перебирая содержимое посылки. – Вообще без головы, что ли? Уже почти лето, зачем мне теплые носки?
– Так она могла и зимой послать, – отозвался Серега. – А получить только сейчас разрешили. Тьфу, так и есть! Апельсины протухли, даже «Рафаэлло» скукожилось.
– Ни хрена себе! – Витька хихикнул. – Баба мужику «Рафаэлло» посылает. А что за баба, Серега?
– Невеста, – буркнул тот.
– Не свисти, – заявил Витька, – у таких типов, как ты, невест не бывает.
– Невесты бывают, – возразил Серега. – Жены – нет.
– А у меня свеженькая, – хвастался Вакуленко. – Две недели назад послали. Даже сало почти не испортилось.
– Это как? – не понял Серега. – Что значит почти не испортилось?
Видя, что все при деле, Карпатов отвел Марка в сторону, украдкой подмигнул. Марик театрально начал вещать, что переговоры об освобождении летчиков, замороженные в начале зимы, возобновлены. Проходят взаимные консультации, заинтересованные стороны скоро начнут встречаться. Да и президент Татарстана Шаймиев, принятый недавно Ельциным…