— Надеюсь, тебе хорошо спалось? — спросил Ихакобин, наливая Алеку чашку чая. Алек в ответ мрачно пожал плечами, ожидая, пока Ихакобин нальет чашку и себе и сделает из неё несколько глотков, прежде, чем попробовал свой напиток. Чай оказался по-прежнему добрым крепким напитком из Ауренена — он ослабил неприятные ощущения во рту и успокоил боль в животе.
— По-моему, ты сердит на меня.
Не забывая о хорошей плетке, в готовности лежащей рядышком на столе, Алек ответил, отрываясь от своего чая:
— Нет, Илбан.
— В самом деле? Но, наверное, всё-таки немного обескуражен, да? Я не виню тебя, но иного выхода не было. Думаю, ты вряд ли согласился бы добровольно поделиться своими жизненными соками. Ну а так никто не пострадал, кроме, быть может, твоей гордости. Вообще-то ты не должен был проснуться.
Пальцы Алека стиснули чашку.
— Зачем это всё, илбан?
— Каждая из жизненных субстанций организма содержит ценные элементы, ничем не отличающиеся от металлов или минеральных веществ, и каждая имеет свое собственное применение.
Глаза Алека округлились:
— Хотите сказать, что Вы что-то делаете из… с этим?
Ихакобин улыбнулся:
— О да, нечто весьма ценное. Я почти готов приступить к работе. Но не прямо сейчас.
Он поднялся и снял с полки флакон с настоем.
— Мы подошли к последнему лекарству. Подойди-ка сюда. Надо поменять амулет.
Алек вздрогнул от прикосновения холодных пальцев Ихакобина, когда тот снимал серебряный амулет. Он, как и делал раньше, бросил его в кузнечный горн, затем показал Алеку тяжелый золотой ромб. На нем было больше символов, чем на старых.
— Тебе везет как никому, Алек. Я уже говорил тебе, что богачи готовы платить огромные деньги за настой олова, но вот за этот Ледяной настой они не задумываясь отдали бы любые деньги, ибо это — высочайший из природных элементов.
Он прицепил кулон на место и ласково погладил Алека по щеке.
Алек сдержался лишь усилием воли, чтобы не отбросить от себя эту руку.
Ихакобин это заметил и бросил многозначительный взгляд в сторону плетки.
— Это совершенно особенный для тебя день. Не омрачай, пожалуйста, торжества момента одной из своих бессмысленных выходок.
Алек усилием воли снова поспешил опустить взгляд. Что-то должно было случиться теперь. И ему нужно было сейчас собрать всё своё сознание, чтобы обратить это себе на пользу, что бы там ни случилось.
Он без сопротивления проглотил лекарство. На вкус оно не отличалось от чистой ключевой воды и не оказало никакого мгновенного воздействия.
— Как Вы собрались меня использовать, илбан? — спросил он устало, в голосе его были испуг и мольба. И это было притворно лишь наполовину.
Ихакобин только ласково потрепал его по плечу.
— Ты очень скоро все узнаешь. И не волнуйся. То, что мне нужно, вовсе не твоя жизнь. Спокойных снов, и обещаю, что никто тебя больше не побеспокоит своим бесцеремонным вторжением.
Алек придержал свой язык. Он уже знал, как не много стоили обещания Ихакобина.
Глава 21. Беспокойство
ТЕРО ОТОДВИНУЛ разрисованный виньетками свиток и потер глаза.
То был прощальный подарок сестры Серегила Азриель. Проект был великолепный, что и говорить, но он только что осознал, что уже по третьему разу — никак не меньше — переводит один и тот же отрывок, однако так и не понял, о чём идет речь.
День клонился к закату, и в кабинете было бы уже совсем темно, если бы не свет лампы, стоявшей возле его локтя. Теро рассеянно щелкнул пальцами, зажигая остальные светильники в комнате. Откинувшись на стуле, он вытянул онемевшую шею и сквозь стеклянный купол в потолке успел захватить остатки тающего оранжево-золотого заката.
На стеклах были выгравированы магические символы. С тех пор, как он попал в эту башню ещё мальчишкой, он пробовал сосчитать, сколько в точности их там было. И даже спустя столько лет у него каждый раз получались новые цифры, в зависимости от того, под каким углом падал на башню лунный или солнечный свет. Даже Нисандеру не удалось разгадать эту загадку; впрочем, тот считал, что это прежний хозяин Аркониель забавляясь, наложил чары на стекла, чтобы запутать и развлечь своих преемников. Ту фреску в гостиной тоже создал он.
В течение прошлых нескольких дней Теро, как ни старался, не мог сконцентрироваться на чем-нибудь серьёзном. Ну конечно, виной всему Серегил! Этот идиот наверняка позабыл сломать второй жезл сообщения. Можно не сомневаться, они с Алеком теперь уже нежатся в какой-нибудь из роскошных бань Боктерсы, или же охотятся с Клиа в благоухающих сосновых лесах.
- Кажется, ты снова взялся за старое, — пробормотал он негромко, и в его сознании тут же прозвучал мягкий голос Нисандера, бранящего Серегила. Он потратил впустую целые годы, ревнуя Серегила… из-за его свободы, из-за непочтительности, из-за той глубокой связи, что существовала между ним и старым магом. Появление Алека чуть смягчило соперничество, а смерть Нисандера положила всему конец, но от старых привычек слишком трудно избавляться.
Правда же заключалась в том, что на самом деле он ревновал и теперь: что вот они, прямо сейчас, находятся в Боктерсе, рядом с Клиа.
За время их совместного изгнания Теро и принцесса стали лучшими друзьями, и то, что началось с появлением Алека, лишь усилилось после встречи с Клиа и боктерсийцами. Теро нашел выход из своего эмоционального изгнания, перестав быть "холодной рыбой", как любил выражаться Серегил, но научившись находить удовольствие в простом каждодневном общении с обычными людьми. Особенно с Клиа, хотя её-то не назовешь "обычным человеком".
Он вздохнул, вспомнив о ней: о ее добром нраве, об уме, который светится в глазах, о том, как качается её тяжелая коса, упав на спину, когда она тренируется на мечах с Бекой или скачет верхом.
Он ещё раз вздохнул, поймав себя на этих мыслях. Конечно, он не питал никаких иллюзий относительно своего положения. Она никогда не относилась к нему иначе, чем как к другу и союзнику. Что может быть общего у орла с такой вороной как я?
Но он теперь был другим человеком, открыв для себя, что у него, оказывается, есть сердце, и тут же пожалев, что оно у него есть. Помимо прочего, это иногда отвлекало от более важных размышлений, например о том, почему Фория внезапно отозвала верных телохранителей своей сестры. Больше года Турма Ургажи томилась в Ауренене в ощущении, что о них все забыли. И вдруг, приезжает новая охрана — все незнакомые — и привозит приказ уступить ей место и отправляться по домам. Бека Кавиш и ее всадники грозили взбунтоваться, за что Клиа их резко отчитала. И все они — и мужчины, и женщины — плакали, не стыдясь слез, отправляясь в дальнюю дорогу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});