– Почему бы тебе не избавиться от этого проклятого дома? – спросил Джин.
Анита улыбнулась ему такой же ласковой улыбкой, как тогда, когда он ребенком спрашивал ее, почему небо голубое.
– «Морской прилив» – это часть меня самой, мой дорогой, часть нашей семьи. Бывают времена, когда такая ответственность становится нелегкой, но я никогда не воспринимала ее как бремя!
– Да ведь он разоряет тебя! Почему бы тебе не обратиться за помощью в Общество охраны памятников архитектуры?
– И принять все, что последует за этим? Туристов, которые будут вечно мельтешить перед глазами, а в поисках уединения самой переселиться в какую-нибудь маленькую квартирку в мансарде? Вандербильты, возможно, и пошли бы на это – ведь содержание их «Бурунов» стоит намного дороже. Но у меня ведь нет другого дома!
Джина всегда забавляло, когда Анита в качестве доказательства своей практичности, приводила тот факт, что больше не имела других домов.
– Тан-тан, нет никакого смысла разоряться, упорно цепляясь за это место. Сколько ты еще сможешь продержаться здесь?
– Достаточно долго, дорогой, – ответила Анита спокойно.
Джин был побежден стоической неумолимостью своей тетушки. Он полагал, что для Ларейны лучшего дома и не найти. Больше всего он рассчитывал на доброту Аниты, на ее любящую натуру.
Джин встал с кресла.
– Извини, что так редко навещал тебя. Если бы я знал о твоих трудностях, то попытался бы помочь…
Она взяла его под руку, и они вышли из гостиной.
– Не стоит все излишне драматизировать, Джин! У меня нет денег, чтобы бросать их на ветер, и все же я справлюсь, пока буду в здравом уме.
Когда они дошли до середины огромного вестибюля, Джин повернулся и обнял тетушку на прощание. Но она удержала его.
– Почему, Джин? – неожиданно спросила она. – Почему девочка должна приехать именно ко мне? Почему этот ребенок так важен для тебя?
Ему давно уже нужно было возвращаться в аэропорт, и он никак не мог задержаться здесь, чтобы все как следует объяснить ей. Глядя в ясные, блестящие глаза Аниты, Джин смог только высказать то, что чувствовал:
– Потому что я знаю, ты полюбишь ее… И мне очень хотелось бы, чтобы она была с теми, кто ее любит.
Джина самого удивило волнение, которое прозвучало в его голосе. Он думал о том, чтобы устроить девочку Аниты, скорее из практических соображений. С такой работой, как у него, он не мог взять ребенка к себе. Но из-за скандала, который Кат учинила в посольстве, не мог и отказаться от девочки.
Проницательные глаза Аниты внимательно изучали племянника.
– Она твоя дочь, не так ли?
Он перевел дух.
– Да.
– Ох, Джинни, Джинни! – тихо вздохнула пожилая дама.
– Я сам узнал об этом всего несколько недель назад. Мать девочки выпустили из тюрьмы. Ее посадили туда на восемь лет за политическое преступление. У власти до сих пор остается тот же самый режим, и она боится, что они могут очень сильно осложнить ее жизнь. Она не хотела, чтобы ее дочь тоже стала жертвой, поэтому пошла в посольство и… Ну, словом, она сдвинула горы, чтобы Ларейна смогла приехать сюда.
– А за какое именно преступление эту женщину отправили в тюрьму? – спросила Анита.
– За то, что она поддерживала связь с… вражеским агентом.
Во взгляде Аниты появилось осуждение. Особенности той работы, которую выполнял Джин в Восточной Европе, были для нее тайной, однако в общих чертах она представляла себе, чем он занимался.
– Так вот куда тебя завели твои шпионские игры! – едко заметила она. – Лихой американец встречается с соблазнительной славянкой, зная, что она может быть ему полезна, и добивается, чтобы она легла с ним в постель. В конце концов жертвой становится невинное дитя… И ты ждешь, что я спасу ее!
Анита наступала, свирепо глядя на него.
– Клянусь Богом, ты посеял свой дикий овес,[2] и теперь он служит тебе только для того, чтобы полежать в нем.
Несмотря на всю напряженность момента, Джин с трудом подавлял желание посмеяться над склонностью своей тетушки искажать идиоматические выражения.
– Ты права, Анита. Но тебе нужно знать одну вещь. Тогда я еще не был женат, а мать этой девочки… Ну, я просто не мог не влюбиться в нее – даже в такое время и в таком месте, где нельзя было придумать ничего хуже этого.
Он повернулся к двери.
– До свидания.
– Я еще не закончила с тобой разговор! – произнесла она надменно.
– Не нужно больше бранить меня, тетя. Ведь я не сделал ничего такого, чего бы в Ньюпорте никто, кроме меня, никогда не делал. Говорят, что отец Жаклин Кеннеди был весьма искусным фехтовальщиком…
Анита вскинула руки и прикрыла уши.
– Я не стану слушать эти безнравственные разговоры.
Джин не мог удержаться, чтобы не задеть благопристойность тетушки.
– Ты ведь знаешь, что даже президент Кеннеди, как известно…
Анита затопала ногами.
– Прекрати сию же минуту!
Джин сделал извиняющийся жест, и Анита опустила руки.
– Джекки Бувье была такой милой девочкой! Мне было бы очень жаль, если она неудачно вышла замуж.
Джин рассмеялся и заключил тетушку в объятия. Потом он заметил, что Майкл Гилфиллан спокойно ждет в стороне. Он отпустил Аниту, и дворецкий распахнул перед ним дверь.
– Я скоро позвоню тебе, – сказал Джин, выходя на улицу. – Пока, Майк…
– До свидания, мистер Джин. В следующий раз побудьте хоть немного дольше!
Джин пересек большую овальную площадку перед домом, усыпанную раздробленными раковинами устриц, и обернулся, чтобы махнуть рукой. Анита стояла на крыльце и была поглощена разговором с Майком. Вдруг она повернулась к племяннику и крикнула:
– Мы возьмем ее!
Джин взлетел по лестнице.
– Ты уверена?
– Майкл говорит, что этот дом еще сможет выдержать присутствие ребенка, который снова будет сказываться вниз по перилам и поможет сохранить их отполированными.
Приблизившись к Джину, Анита тихонько прибавила:
– Но это может продолжаться только до тех пор, пока я не скажу ему, что девочка – твоя дочь. Ведь Майкл регулярно ходит в церковь, и он будет слишком шокирован.
Джин сказал, что свяжется с ней, как только узнает все подробности прибытия ребенка.
– Ну, тогда отправляйся! – сказала Анита. – Надеюсь, ты наведешь в нашем глупом мире образцовый порядок к тому времени, как Ларейна приедет сюда.
Один кризис так или иначе улажен, с облегчением думал Джин, когда ехал в аэропорт. Удачные переговоры с тетушкой, вселяли в него надежду на то, что Хрущева тоже удастся заставить убрать с Кубы свои проклятые ракеты.
Майкл Гилфиллан плавно притормозил старый «роллс-ройс» прямо напротив «Морского прилива». Бросив взгляд в зеркало заднего вида, он увидел, что девочка все еще кажется спящей, свернувшись под норковой накидкой. Лучше было бы оставить ее в покос еще на некоторое время, подумал он, вспомнив о том, какую истерику закатила она в аэропорту. Девочка пронзительно закричала при виде Майка и попыталась убежать обратно к самолету. Женщина из Госдепартамента, прилетевшая вместе с ней из Праги, объяснила ему ее поведение: