принимаю за согласие.
— Я хочу попробовать, — продолжаю я. — Быть честной. Говорить о сложных вещах. Так или иначе, они все равно выходят на поверхность.
Он немного двигается, разворачивается так, чтобы видеть мои глаза. Смотрит, как я тереблю ремень своей сумки.
Затем берет меня за руку, прижимаясь ладонью к моей, переплетая пальцы, прямо как вчера вечером. Я даже прикрываю глаза.
«Он защитит тебя».
— Хорошо, — говорит он.
— У меня есть три пункта. — Я щурюсь от собственных попыток произнести то, что на самом деле думаю. Голос звучит слишком громко, слишком серьезно, будто я представляю презентацию на тему «Факторы сложных взаимоотношений, на которые стоит обратить внимание». Можно было бы порепетировать перед зеркалом, если бы этот почти двухметровый мужчина, с которым я говорю, не провел ночь у меня на диване.
Рид насмешливо улыбается:
— Три, значит?
Я улыбаюсь в ответ.
— Три. Это игра с числами, Сазерленд.
— Вот как, — мягко отвечает он, все еще улыбаясь с этим своим изгибом. — Мой конек.
Сегодня это мой конек, ведь я много думала о них, как о буквах на бумаге, — о порядке, в котором назову. Как выделить их, усилить, сделать максимально прямыми и ясными Риду.
— Раз, — говорю я, уже зная, что его улыбка исчезнет. — То, что ты сказал вчера о своей коже.
Он пытается меня опередить.
— Я этого не стесняюсь. Так уже давно. Конечно, лучше бы этого не было, и я бы точно не хотел, чтобы это казалось тебе непр…
— Для меня это часть тебя, вот и все. Я решила начать с этого, потому что ты сказал, что оно становится хуже при стрессе, а твоя работа, кажется, очень нервная. Ты очень напрягаешься каждый раз, когда о ней заходит разговор. И если твоя работа частично виновата в произошедшем между нами на прошлой неделе, я хочу знать о ней больше.
Рид отрывает взгляд от наших рук и, смотря на зеленый простор парка, отвечает:
— Моя работа… нервная. Особенно в последнее время. В день нашей встречи все вышло особенно ужасно. Оглядываясь назад, я понимаю, что надо было отклонить твое приглашение и ехать домой. — Он смотрит на меня, поглаживая по руке большим пальцем так, что между ног у меня некстати начинает пульсировать, и я поеживаюсь.
— Но я хотел быть рядом с тобой. Ты здесь единственная, для кого я не просто калькулятор. Рядом с тобой я не думаю о числах. Это такое облегчение.
— А тут я взяла и придумала игру с числами, — шучу я и сочувственно поглаживаю теперь своим пальцем его руку. Мне жаль, что у него такая работа, и в то же время приятно знать, что со мной он чувствует такое же облегчение, как и я с ним.
Он улыбается, смотря на наши руки.
— Я совсем не против. Что номер два?
Ух, номер два — это тяжело. Я сглатываю.
— Два — это Эйвери. Ты, Эйвери и свадебная программа.
Я наблюдаю за его лицом, ищу признаки раздражения или грусти, — того, по чему станет ясно, куда этот разговор приведет.
— Рид, если ты все еще злишься на меня за это, неважно, насколько сильно я теперь тебе нравлюсь. Неважно, насколько сильно мы нравимся друг другу. Если ты не простишь мне те буквы и если у тебя остались чувства к ней…
— Нет. В смысле, я не злюсь на тебя за это. И у меня не осталось к ней чувств. Прошу, дай кое-что прояснить.
— Ладно, — отвечаю я, потому что знаю, что этого недостаточно. Я помню, каким становится его лицо при упоминании этой девушки. Помню, как он назвал ее красивой и сильной. — Проясни.
Он кряхтит.
— Отец Эйвери устроил наше знакомство после сложных для нее событий. Она рассталась с парнем, с которым они встречались с колледжа. У него были проблемы с… эм, веществами.
— Ой.
— Наверное, он решил, что я хороший вариант. Стабильный. Возможно, скучный. — Рид приподнимает плечо. — Я думал, отношения с ней помогут мне в каком-то смысле привыкнуть к этому городу. А она, наверное, считала, что со мной просто. Нетребовательный… тихий. Мы совсем не подходили друг другу, и оба это понимали. И долго не хотели признавать.
— Но ведь ты купил ей кольцо, — совершенно бессмысленно говорю я. Но ведь мы впервые с нашей встречи в магазине обсуждаем их с Эйвери отношения. Мои воспоминания о ней, о них вместе, ассоциируются с кольцом, с тем, что оно символизирует.
— На самом деле ты видела не то кольцо, которое я подарил.
— Что?
— Через неделю после нашей помолвки она явилась на ужин в ресторан с новым. Подарок отца Эйвери нам обоим. Усовершенствованная версия.
— Ужас, — отзываюсь я с недовольным видом, на что он слегка смеется.
— Она хороший человек. Я думаю о ней, но как о друге. Это девушка из другого мира, как мне кажется. Какое-то время я думал, что смогу в него попасть, но мы совсем не совпали. И ты поняла это не хуже нас. — Он прерывается, гладит меня по руке, переводит дыхание. — Говоря о твоих буквах… ну. Наверное, я даже рад, что ты не хочешь больше использовать их как шифр, но на прошлой неделе я так вел себя не из-за тебя, а из-за…
— …Нью-Йорка, — заканчивают я за него. — Это три.
Он опускает взгляд на наши руки.
— Из-за Нью-Йорка, — повторяет он. Впервые за всю игру в числа Рид выглядит явно искренне неуверенным. «Я переезжаю из Нью-Йорка», — сказал он однажды, и вряд ли смогут его удержать даже все игры мира.
— Это мой дом. Здесь я построила свою жизнь. А ты уезжаешь.
Возникает долгая пауза, я совру, если скажу, что не задержала дыхание. Что мое сердце ухнуло вниз от досады, когда он вновь заговорил:
— Но сейчас я здесь.
Это недоговоренность, и вряд ли она разрешится между нами — сегодня или вообще когда-либо. Может быть, он здесь сейчас, но это значит, что потом он уедет.