Читать интересную книгу Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями] - Юрий Кларов

— Биография Буля может быть изложена в нескольких фразах, — продолжал своё повествование Василий Петрович. — Родился он в 1642 году в Париже. Обучался в столярной мастерской своего отца. В 1672 году его изделия привлекли внимание Людовика XIV, который распорядился зачислить Буля придворным столяром. В 1732 году Буль умер. Вот и всё. Биография человека, в жизни которого не было особых событий. Но суть в том, что жизнь Буля сама по себе была событием. Событием для всех тех, кто мог любоваться его творчеством.

Современники свидетельствуют, что Буль был незаурядным архитектором, талантливым гравёром, выдающимся специалистом по деревянной мозаике и непревзойдённым мастером художественной мебели. Именно мебель увековечила его имя во всех энциклопедических словарях мира, она же напоминает о своём создателе многочисленным посетителям Лувра, Версаля, Фонтенбло и музея Клюни в Париже.

Чем же работы Буля отличались от работ других талантливых мастеров?

Василий Петрович достал с полки том энциклопедии и прочёл:

— «Мебель Буля характерна для так называемого стиля Людовика XIV, ставившего своей целью окружить ореолом подавляющего величия и роскоши особу монарха. Буль довёл до высокой степени совершенства технику интарсии (мозаики из дерева). Он стал использовать для своих инкрустаций множество разнообразных по тону и строению сортов дерева, бронзу, перламутр, слоновую кость, добиваясь большого колористического богатства и замечательных декоративных эффектов».

— В этой краткой, но достаточно точной характеристике творчества прославленного мастера я вас попрошу в первую очередь обратить внимание на то, что он использует «множество разнообразных по тону и строению сортов дерева», — сказал Василий Петрович. — Буль знал дерево, чувствовал его, любил, и дерево отвечало ему взаимностью, щедро одаряя многообразием своей красоты.

Ель, дуб, кипарис, ольха, ясень, берёза…

Для профана все они на одно лицо. А ведь у каждого из них свой темперамент, характер, свои сильные и слабые стороны. Древесина одного прочна, но не гибка, а другого хорошо обрабатывается, прекрасно полируется, однако изделия из неё недолговечны. Третье — быстро коробится и разрушается на воздухе, но никогда не подведёт в воде. Вспомним хотя бы ильм. Перед ним прекрасная Венеция в неоплатном долгу: как-никак, а значительная часть её зданий уже много десятилетий стоит на ильмовых сваях, которые добросовестно несут свою нелёгкую службу.

Люди, постоянно имеющие дело с деревом, хорошо разбираются в сильных и слабых сторонах того или иного вида древесины. И подлинными доками тут всегда были столяры-краснодеревщики. В мебели ценилась и ценится не только прочность, но и красота. А красота, в свою очередь, во многом зависит от древесины, от её так называемой текстуры, то есть рисунка. Рисунок же определяется направлением разреза, шириной и строением годичных слоёв того или иного дерева, особенностью его сердцевинных лучей, направлением древесных волокон и так далее. Волнистость и свилеватость древесины очень высоко ценятся в мебельном производстве. И не зря. У берёзового, например, капа древесина имеет перламутровый отлив, а рисунок напоминает рисунок мрамора. Ещё более эффектны нежно-розовый с кружевным рисунком ольховый кап и крайне редко встречающийся вишнёвый.

Не меньшее значение, чем рисунок, будет иметь для краснодеревщика и цвет древесины, её тона и оттенки. Я могу вам перечислить по меньшей мере около двухсот колеров, свойственных различным деревьям, причём не только деревьям экзотическим, но и тем, что сопровождают нас от рождения и до могилы. Вспомним хотя бы ольху. Что может быть будничней этого неказистого дерева? А у её древесины нежный красноватый цвет.

Древесина акации снежно-белая, с красными прожилками, придающими ей неповторимое своеобразие. Палисандр — тёмно-коричневый, с фиолетовым отливом, морёный дуб — чёрный, тёмно-серый.

Добавьте к перечисленному гаммы оттенков багрового, пурпурового, каштанового, бурого, вишнёвого, которые присущи различным сортам красного дерева, и вы получите некоторое представление о палитре, которой располагает художник, работающий с деревом.

Что же касается Буля, то он не только великолепно знал неограниченные возможности дерева, чувствовал его пластику и фактуру, безошибочно разбирался в рисунке и цвете. Буль тщательно изучал и широко использовал в своих работах все декоративные особенности многочисленных пород цветной древесины, подбирая наиболее выигрышные сочетания её с бронзовыми рельефами, сингапурской черепаховой костью, рогом буйвола из Бомбея, китайским перламутром и полупрозрачной сиамской слоновой костью. Так красивое само по себе дерево становилось ещё более эффектным, нарядным, составляя единый ансамбль с другими материалами.

Любуясь мебелью Буля, весельем её красок, игрой светотени, причудливой изысканностью полутонов, невольно думаешь, что столяр Людовика XIV был, помимо всего прочего, и незаурядным живописцем, мастером колорита, который в отличие от других художников создавал свои картины не кистью и красками, а кусочками фанеры, слоновой и черепаховой костью, бронзой, рогом и перламутром.

И ещё. В произведениях мастера есть одна немаловажная особенность, которая не сразу бросается в глаза: эта мебель — своеобразный рассказ об эпохе, которая давно ушла в небытие. Время короля, заявившего на весь мир, что государство — это он, отсвечивает тёмным полированным деревом, вспыхивает позолоченной бронзой, гордо высверкивает кружевом инкрустаций. Ожившее прошлое ощущается во всём, даже в цветовых оттенках, для которых в XVII веке существовали специальные, странные для нас названия — «цвет бедра испуганной нимфы», «цвет больной обезьяны» и даже «цвет потерянного времени».

— Видите, как подстёгивает фантазию мебель Буля? — спросил Василий Петрович. — А ведь учтите, что я начисто лишён воображения. — Он помолчал, а затем уже другим, деловым тоном сказал: — Булю повезло. В отличие от многих других выдающихся мастеров признание к нему пришло при жизни, когда он был в полном расцвете творческих сил. В 1675 году король спал на кровати работы Буля, сидел в булевском кресле и ел за булевским столом. Это уже была слава.

Каждый французский вельможа считал за честь сделать у королевского столяра мебель для своего дворца или замка. Но загруженный работой у короля Буль всем отказывал. Исключение составляли лишь родственники монарха и его фаворитки. Этим отказывать не полагалось. И тут, видимо, следует сказать, что, к неудовольствию Буля, у «короля-Солнце» было весьма любвеобильное и вместительное сердце. В нём всегда находилось место для прекрасных, красивых, просто хорошеньких и ничем как будто не примечательных женщин. Но мастеру повезло. Маркиза де Монтеспан оказалась решительной дамой. Она быстро и энергично вытряхнула из королевского сердца и королевского дворца всех своих соперниц. А затем, дав понять, что не потерпит больше никаких перемен, прочно и со всеми возможными в XVII веке удобствами обосновалась в опустевшем сердце повелителя Франции.

Маркиза заказала Булю мебельный гарнитур для своего будуара и кровать для спальни.

Над этим заказом Буль работал не за страх, а за совесть. Уже через месяц гарнитур, получивший впоследствии известность под броским названием «Прекрасная маркиза», был доставлен из мастерской Буля заказчице. По мнению многих современников прославленного мастера, гарнитур был лучшим из всего, что создал Буль за всю свою долгую жизнь.

О гарнитуре говорили при дворе. О нём даже складывались легенды. То ли в шутку, то ли всерьёз в нём обнаруживали волшебные свойства. Утверждали, что у человека, посетившего маркизу и посидевшего хотя бы час в располагающем к размышлению кресле, возникали мысли, достойные кардинала Ришелье или Монтеня. Софа и пуфы, стоило к ним лишь прикоснуться, придавали якобы изящество и элегантность самым неуклюжим кавалерам, которые во время танца способны были лишь отдавить ноги партнёрше, а во время дуэли сами себя проткнуть шпагой. Зеркала в резных рамах щедро дарили очарование безнадёжным дурнушкам и возвращали былую резвость пожилым дамам. Что же касается маленького инкрустированного столика чёрного дерева, то страдающая отсутствием аппетита герцогиня Орлеанская утверждала, что, сидя за ним, съела пятьдесят семь пирожных и, судя по всему, могла бы съесть ещё столько же.

Являлся ли гарнитур «Прекрасная маркиза» вершиной творчества королевского столяра? Думаю, что вряд ли. У Буля, на мой взгляд, были значительно более удачные произведения. Но гарнитуру, который произвёл такое сильное впечатление на современников мастера, нельзя отказать в оригинальности. Как-никак, а это был гарнитур-портрет.

В созданном Булем гарнитуре легко было разглядеть не только красоту маркизы, изящество и грациозность её движений, горячий блеск глаз, кокетливый поворот головы, но и легкомыслие, душевную пустоту, невежество, жеманство, жестокость и многое-многое другое.