— Зачем тебе это? — осторожно осведомилась она.
— Хочу знать, — настойчиво заявил Джонни.
— Он мудак. Тебе этого достаточно?
Джонни, помолчав, медленно покачал головой:
— Не совсем, беби. Какого сорта? Можешь подробней?
Джули снова вздохнула. Похоже, ей было здорово не по себе.
— Хуже не бывает. Хуже всех в мире… Господи, Джонни, с чего вдруг ты завел этот разговор?
Он улыбнулся, полный решимости не отступать:
— Он твой отец. Я твой мужчина. Единственный мужчина. И имею право спросить тебя о нем.
Даже в полумраке он заметил, как Джули вспыхнула от гнева.
— Имеешь право?-переспросила она.
Джонни решил надавить посильнее:
— Вот именно, право. Я ведь часть твоей жизни — не так ли? И имею право знать хоть что-нибудь.
— Вот тут ты ошибаешься, жеребчик, — с откровенной злобой огрызнулась Джули. — Трахаешься ты что надо, но это еще не дает тебе права на меня.
— Что это значит? — в свою очередь окрысился он.
Губы Джули скривились.
— У меня в конюшнях Форрест-Хиллз есть потрясающий жеребец, ездить на нем — одно удовольствие, лучшего коня во всей округе не найти. Но это не означает, что я люблю поговорить с ним по душам о своих проблемах, Джонни. Подумай об этом.
Ее слова кинжалом вонзились ему в сердце. Джули сделала ошибку, унизив его. Такого он еще не позволял никому. И не собирается позволять впредь.
Джонни протянул руку, медленно погладил ее плечо и, внезапно схватив за волосы, рванул вниз с таким бешенством, что Джули вскрикнула от боли.
— Слушай, кошечка, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я не жеребец. А на тот случай, если ты уверена в обратном, хочу предупредить, что ты, беби, вляпалась в еще худшее дерьмо, чем предполагаешь.
Он разжал пальцы и, прежде чем Джули успела опомниться, с размаху ударил ее по щеке. Огромная ладонь накрыла ее ухо, щеку и губы. Из угла рта девушки поползла струйка крови. Глаза наполнились слезами. Сердце Джонни перевернулось. Но уже в следующее мгновение он осознал, что Джули смотрит на него со страхом, но в то же время почти снисходительно, как, наверное, белая госпожа должна была глядеть с трепетом и ужасом, но одновременно и с презрением на великана негра, раба, выставленного на аукцион. В страхе Джули не было уважения. Она смотрела на него с высоты башни из слоновой кости, куда он не мог проникнуть так же легко, как проникал в ее нежное тело.
— Ну?-спросил Джонни, угрожающе подняв руку.
— Ты в первый раз ударил меня, — пробормотала она.
— И возможно, не в последний. Знала, на что шла, Золушка. Это тоже настоящая жизнь, не так ли?
— Что это значит?
Джонни оценивающе оглядел ее, в глазах его появился вызов.
— Не может быть, чтобы твой папаша оказался таким крепким орешком. Подумаешь, держать в страхе болванов из корпорации! Не очень-то большое дело! — Он почувствовал, как Джули затрясло от злости, но она ничего не ответила. — Может, когда-нибудь я с ним познакомлюсь, — объявил Джонни, словно дразня ее, и добавил: — А может, даже и подружусь.
— Ты и близко к нему не подойдешь, даже чтобы поздороваться. А если попытаешься, он раздавит тебя, как клопа! — в сердцах пообещала Джули и тут же пожалела о своих словах. Вместо того, чтобы снисходительно отнестись к этой наивно-мальчишеской браваде Джонни, попробовать рассеять его гнев, успокоить оскорбленную гордость и заверить, что он значит для нее гораздо больше, чем отец и кто бы то ни был на свете, она окончательно вывела его из себя.
Джонни в ярости схватил девушку за плечо. Стальные пальцы так впились в тело, что Джули сморщилась и по-детски заплакала. Она знала, что ему ничего не стоит сломать ей руку одним движением. Он уже замахнулся, чтобы ударить ее, проучить как следует, но эта беспомощная рассерженная маленькая нимфа с нежным телом и притягательным местечком между ляжками была так соблазнительна, что гнев Джонни вдруг пропал. Он притянул ее к себе. Кровь все еще струилась из уголка рта. Он коснулся языком красной струйки, горячей, странно-острой на вкус, и начал лизать, словно кошка, нанесенную им же самим рану.
Тлаза Джулии затуманились. Ее язык проник в его рот, настойчиво, ласкающе, нежно, из горла вырывался вздох, который Джонни так хорошо знал.
Он поцеловал ее еще крепче и толкнул на простыни. По лицу Джули было видно, что обида все еще владеет ею, но уже вытесняется желанием. Джонни осторожно дотронулся до ее сосков и, заметив ответную искорку в глазах девушки, провел пальцами по животу, медленно, словно опасаясь вспугнуть, обвел пупок и увидел, как дрожь пробежала по лону Джули.
Джонни улыбнулся, остановился на миг, а затем его пальцы поползли ниже, лаская упругую плоть, пока не добрались до золотистого треугольника. Удерживая Джули взглядом, словно гипнотизируя, он погрузил палец в нежные влажные глубины, пока не отыскал горячий бутон плоти. Веки Джули дрогнули и опустились.
— Что теперь?-мягко спросил Джонни.
— Пожалуйста, Джонни, -срывающимся голосом проговорила она. — Прости, что разозлила тебя. Не мучай меня.
Палец нежно терся о напряженный трепещущий холмик. Заводясь сам все сильнее, он смотрел, как она выгибается всем телом, как дрожат маленькие упругие груди и блестит крохотная рубиновая капелька, вновь выступившая в уголке рта.
Джонни прильнул к ее губам, а его фаллос в этот момент нашел другие, скрытые, губы и скользнул между ними.
Джули застонала почти отчаянно:
— О… О Боже, Джонни… О, пожалуйста.
Уверенный наконец в ее покорности, он сжал гладкие округлости ягодиц, поднял девушку, как куклу, и начал двигаться сначала медленно, потом все быстрее, погружаясь в нее глубже и глубже. Джули дрожала, плакала, сдаваясь на милость победителя, извиваясь и дергаясь в сильных руках. Оргазм следовал за оргазмом-страстное слияние стало примирением.
Сегодня ему опять удалось сломить ее неповиновение. Джонни испытал острое наслаждение, но того, что произошло между ними, он не забудет. Джулия снова была с ним — ее плоть, гнев и обида. Однако где-то в тех глубинах, в том уголке души, который она так тщательно оберегала от посторонних, жил и безраздельно владел ею отец. Выражение ее глаз подтверждало это, хоть дрожь тела доказывала силу власти, которую имел над ней Джонни.
Да, он не забудет. Почти случайно ему удалось прикоснуться к тайне, вызвавшей первую трещину в их отношениях. И все же Джонни не удавалось избавиться от запретной нежности, пронизывавшей все его существо, которое жаждало не просто физического обладания, а любви. И, корчась в последних сладких спазмах, он ощутил, что потрясен, как никогда раньше: позволил чувствам взять верх над собой, он отдал слишком много, а это рыдающее создание, скорее загадка, чем женщина, украла его семя, не раскрыв взамен душу.