Необходима защита, которая, по мнению авторов, должна быть решительной и строгой, потому что
«в тумане политической смуты, которая охватила наше отечество, является стремление нарушить государственное единство России. Враги Русского Государства очень хитро и более ловко, чем искусно связали свои сепартистские вожделения и свой поход против единой России с так называемым освободительным движением».
Врагами России объявлялись кадеты и социалисты, которые, по мнению неизвестного автора, выступали против единства российского государства, в отличие от декабристов и их руководителя «Пестеля, (который) требовал даже полного, насильственного обрусения Финляндии и называл сохранение финляндской автономии изменою России», при этом «под флагом политической свободы и конституционного устройства началась какая-то оргия самоунижения и самоистребления русского человека и русской национальности»[374]. Космополитизм и интернационализм назывались главными противниками коллектива авторов журнала и иногда представлялись более опасными врагами, нежели другие народы империи, потому что эти идеи происходили из центра и могли нарушить «монолитный» характер государственного единства. В понимании националистических интеллектуалов народности империи имели разную степень развития в рамках имперского общества, где народы Центральной Азии и Арктики занимали самые последние места. Миссия русского человека в Азии была, таким образом, миссией цивилизации в рамках борьбы культуры против природы, где наука и религия стали главным элементом «бремени белого человека» в имперском пространстве:
«Русский земледелец, промышленник, торговец, продвигаясь вперед на широкий простор Востока, несли туда культурные условия жизни, насаждали гражданский строй, являлись цивилизаторами. Идя с православным крестом к магометанам, буддистам, язычникам, русский колонист являлся проповедником христианской морали и нравственно поднимал уединенного якута, вольного маньчжура, подвижного киргиза – этих простых сыновей природы, приобщая их к новому миру идеи человечества»[375].
Православный крест репрезентировался как символ русской цивилизации и идентичности для «природных племен» (данное выражение часто используется в разных выпусках журнала для описания азиатских народов) и как оплот русской нации против Запада и католицизма. Вместе с тем противостояние с католическим духовенством в западных губерниях приобретало весьма острые формы, поскольку быть католиком в тех регионах означало быть поляком или находиться во власти польского национального культурного дискурса. Присутствие шляхты в регионах «западной Руси» представляло угрозу для государственных интересов. Образ поляка использовался не только для конструирования представлений о национальном враге «малоросса»[376], но и для создания образа социального противника православного батрака. Подобной точки зрения придерживался В.А. Бобринский, депутат Государственной думы II–IV созыва и лидер фракции националистов[377]. Римско-католическое исповедание также считалось орудием польского господства. Оно не использовало русский язык, и предпринимались попытки провести полонизацию населения на протяжении века:
«В XIX в., уже при Русском правительстве, католицизм стал все активнее и решительнее сливаться с полонизмом, явилось отождествление католика и поляка, и в Северо-Западном крае есть целыя местности, в которых католики, говорящие по-русски, русские люди по происхождению и нравам, учатся польскому языку исключительно ради костела и ксендза, не допускающего ни молитве, ни исповеди по-русски»[378].
Антиполонизм – можно сказать, самое главное направление деятельности журнала. Кулаковский оставался его издателем и после смерти Будиловича в конце 1907 г. Он был идейным вдохновителем и мотором редакции. Он неоднократно писал статьи, посвященные польскому вопросу и неославизму, издавал брошюры под общим названием «Русский – русским». Журнал пытался показать путь в «русскую национальную политику»: все окраины империи стали объектом его исследований, но огромное внимание уделялось губерниям западного края и Привислинскому краю. Журнал «Окраины России» активно пропагандировал отделение региона Холма (ныне – Chełm, Польша) от Люблинской провинции Польского королевства, потому что там жили «русские батраки». Но также там проживали и греко-католические крестьяне, которые говорили на местном украинском наречии. Греко-католическая церковь, возможно, была даже хуже римской в глазах русских националистов, а «воссоединение» с православием Холмской епархии превратилось в аргумент полемики с журналом Аксакова «Москва»[379]. Запрет униатского исповедания в 1875 г. и переход местных храмов к православию не были эффективными и не остановили деятельности священников, которые могли рассчитывать на поддержку населения. В 1905 г., после манифеста Николая II об укреплении начал веротерпимости (Манифест 17апреля 1905 г.) на Холмщине приняли католицизм 200 тыс. человек, без какой-либо подготовки со стороны православной епархии. Как вспоминал Евлогий:
«Эта зима (1904–1905 г.г.) облегченья не принесла. Неудачи на войне стали сказываться: неудовольствие, возбуждение, глухой ропот наростали по всей России. Гроза медленно надвигалась и на нас. Она разразилась над Холмщиной весной (1905 г.). Указ о свободе совести! Он был издан 17 апреля, в первый день Пасхи. Прекрасная идея в условиях народной жизни нашего края привела к отчаянной борьбе католичества с православием. Ни Варшавского архиепископа, ни меня не предуведомили об указе, и он застал нас врасплох»[380].
Холм стал центром споров и дебатов о русском гражданском обществе благодаря усилиям Евлогия и редакции «Окраины России». Еще в 1910 г. И.П. Филевич так трактовал сущность холмского вопроса:
«Холмский вопрос необходимо покончить раз навсегда, помня, что это гнездо нашей истории и культуры, что это громадный наш западный фронт. И Россия не может успокоиться до полного объединения всей своей территории»[381].
Холмская губерния образовалась в 1912 г. после дискуссий на протяжении двух лет и 117 заседаний в Государственной думе. Это стало победой журнала «Окраины России», который активно боролся за принятие закона. Модель «русскости», которую продвигали авторы журнала, в своей гибкости оказалась эффективным орудием борьбы. Разумеется, профессора и интеллектуалы «Окраин России» всегда трактовали «русскость» в интересах русской государственности. С одной стороны, Юрий Николаев (псевдоним Юлии Данзас, статс-фрейлины императрицы Александры) причислял карелов, которые говорили на финском языке, к русской нации, поскольку они были православными. С другой стороны, по мнению историка Ивана Филеевича, католики, проживающие на белорусских и «малорусских» землях, тоже были русскими, потому что говорили «по-русски». Противоречия в журнале можно объяснить попыткой использовать разные критерии (религиозные, языковые и т. д.) для «национализации» многонациональной Российской империи. Для редакции было важно защищать русских и верных инородцев, преданных России, от сепаратизма. Эти задачи редакция поставила еще в первом выпуске журнала, в котором были размещены тезисы о России:
«1) Россия – Государство в одном территориальном целом. Русский народ и по историческому праву, и по численности, и по фактической силе дает ей свой облик и народный характер. Россия – есть Государство русское и по характеру, и по имени, и по задачам своей истории.
2) Окраины являются необходимыми для Русского Государства, и каждое их обособление, каждое ослабление их связи с центром Государства отзовется лишь новыми тяготами, ложащимися на народ-хозяин, на центр и главную массу населения, вызывает и вызовет необходимость нового напряжения сил русского народа.
3) Окраины России находятся в таком положении, что должны стремиться к теснейшему сближению с центром России не только в силу экономических и географических условий своего положения, но и в силу самосохранения и спасения своего народного облика. Ни одна из них существовать самостоятельно не может, ибо станет или добычею более сильного соседа, или погибнет во взаимной борьбе мелких соперничающих в ней сил и народностей»[382].
Когда в 1908 г. Сергеевский вместе с редакцией журнала основал Русское окраинное общество (РОО), он поставил на первое место защиту русского населения (народность) и русской государственности (самодержавия). Руководство РОО подчеркивало, что там, «где нет православной или старообрядческой церкви <…>, там нет и России». Кулаковский и его соратники поддерживали самодержавие и видели в правительственном курсе П. Столыпина «прямой путь русской национальной политики». Как написал Кулаковский после гибели Столыпина, «твердая власть» была нужна, чтобы империя превратилась в «государство Русского народа, национальное Русское царство».