Читать интересную книгу Китайская петля - Вячеслав Антонов

Андрея купаться не тянуло и, вернувшись к лодке, он ополоснул руки и снова улегся на шубу. Чья-то босая нога легонько стукнула его по голове.

— Эй, подь сюды, — донесся тихий шепот из-под навеса, — давай ишшо раз.

— Спи, Глаша.

— Сам и спи, коли дурак такой!!

Она выскользнула из балаганчика и села рядом, охватив руками колени. Платка на голове не было, голубой лунный свет блестел в каплях, висящих на кончиках рыжих волос. Мягко светилась кожа, играли ночными искрами большие прозрачные глаза, твердо блестели зубы из-за приоткрывшихся, круто-вырезанных губ. Она приподняла подол, круглая белая икра выгнулась, как натянутый лук, дугами теней от напрягшихся мышц.

— Ну?

— Шла бы ты спать.

— Аль убудет с тебя?

«Вот с тебя-то точно убудет».

— Нет, конечно. Но не надо лучше.

— Ну, как знашь, — с обидой в голосе она одернула подол.

— А тебе зачем на Красный Яр? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Прикупить кой-чего, по ярмонке погулять — не все ж коровам хвосты крутить, да жениха ждать. Они, вон, носы воротят, женихи-то… — Обида в голосе еще не прошла.

— Тогда на ярмарке и встретимся.

— Оченно ты мне надобный! Тама казачков полон двор — токо юбку держи, враз задерут!

— Вот тебе и женихи.

— Эт-ты тяте скажи. От их-то и бежим, троеперстников, да от попов ихних.

— Смотри, Глаша, утро уже.

— Да…

Приподняв тяжелую руку Андрея, она свернулась у него под боком, положив руку себе на плечи. Черные вершины елей остро вычертились в засиневшем небе — правда, лишь на одном краю, другой оставался сплошь темен от заходящих низких облаков.

— Похоже, дождь пойдет. — Андрей почувствовал легкое давление за лобной костью.

— Ага. — Глаша снова забралась в балаган, зашуршала там какими-то тряпками, укладываясь досыпать.

Порыв ветра взрябил воду, наклонил легкий дымок остывающего костерка. Проснувшийся Мастер о чем-то посовещался с Ченом, собирающим посуду, затем подошел к лодке.

— Уже достаточно светло, чтобы плыть? — спросил он Андрея.

— Вполне.

— Тогда отплываем. Как там наша пассажирка?

— Проблем не будет…

— Это хорошо. Эй, Чен, подтолкни-ка!

Чен толкнул лодку, берег, качнувшись, быстро пошел назад. Там, в темной тайге, резко крикнула какая-то птица, ей ответила другая, словно провожая лодку, уходящую за речной поворот по темной, еще ночной воде.

Глава тридцать вторая

Перед впадением в Енисей узкая таежная Бирюса разогналась, стиснутая серыми скалами. Скалы широкими наклонными пластами вырывались из темно-зеленой воды, играющей отражениями тайги, и уходили куда-то высоко, под самые вершины прибрежных гор, которые то появлялись, то вновь скрывались в низком небе, набухшем близким дождем.

— Анисей уж скоро, — подала голос с кормы Аграфена, — во-он он, за тем «быком».

— Постоим немного. Я схожу, гляну на реку, — сказал Андрей.

— А что нам бояться? — ответил Мастер. — Едем с товаром, никого не трогаем.

— Тятя тута, за «быком», завсегда лодку ставит и глядит, штоб по Анисею никого б ни плыло.

— Так я схожу? — полуспросил, полунастоял Андрей.

— Давай, только быстро, — нехотя согласился Мастер. Похоже, он не любил, когда кто-то, кроме него самого, проявлял инициативу.

Оставив лодку в тени «быка», Андрей выпрыгнул на галечный берег и быстро поднялся по каменным ступенькам. Удобный скальный ход был очищен ото мха и травы, похоже, им регулярно пользовались. Забравшись в узкую ложбину между скалой и береговым обрывом, Андрей оглядел неширокий залив, которым Бирюса входила в Енисей. Стояла тишина, водная гладь была пустынна, крутые таежные горы на другом берегу размыты дымкой пасмурного дня. Казалось, путь был свободен.

Андрей уж повернулся на спуск, когда его остановил легкий скрип гальки и негромкие голоса за ближней горбиной горы. Махнув рукой Мастеру, чтобы тот не торопился выводить лодку, он еще теснее вжался за гладкий известняковый выступ, осматривая поворот берега.

Скрип шагов приблизился, наконец, из-за серого каменного взъема показалась гнедая конская голова, затем склоненная шея, напряженные плечи, охваченные широким хомутом. Три лошади гуськом вывели тяжелый струг, который шел против течения, пользуясь еще и обратным ходом воды — такой ход часто бывает у берегов широких быстрых рек. В струге сидели казаки: бородатые люди в длинных кафтанах, в круглых шапках с меховыми опушками, с саблями на боку и длинными пищалями. Еще двое шли по берегу, погоняя лошадей.

В месте впадения Бирюсы лошади остановились, казаки стали совещаться, как переезжать через залив — будут ли кони переплывать реку или лучше перевозить их в струге. Деталей Андрей не слышал, долетело лишь пожелание кому-то отправиться к такой-то матери, высказанное особенно громко. Похоже, верх взял второй вариант, потому что лошадей распрягли и загнали в воду. На лицо Андрея упала крупная капля, потом еще одна. По воде пошли круги, серая дымка над рекой сгустилась, перейдя в нечастые косые струи. Перед тем как отплыть, казачий десятник спрыгнул на берег, подошел к «быку»и внимательно изучил впадину, в которой спрятался Андрей.

У десятника было узкое загорелое лицо с густым румянцем на выступающих скулах, длинный крупный нос, близко посаженные глаза, большой толстогубый рот, обведенный рыжеватыми усами и такой же бородкой. Под толстым сукном его круглой шапки с рысьей опушкой угадывались зашитые полоски железа. Длинный красный кафтан был украшен частыми нагрудными петлями, грудь пересекал кожаный рушник с прицепленной лядункой — замшевой сумочкой для зарядов, и натруской — черным рожком для пороха. На левом боку висела широкая кривая сабля с витой латунной рукоятью. Русский человек, воин семнадцатого века, со спокойным достоинством смотревший на жизнь и на смерть. Не заметив Андрея, десятник вернулся на струг и тот отчалил, скрывшись в дождевой полумгле.

Соскочив со скалы, Андрей дал отмашку, показывая, что путь свободен, и на ходу прыгнул в лодку. Небо затянуло плоскими серыми тучами, несильный затяжной дождь ровно стучал по енисейской воде, быстро идущей на север. Пройдя Минусинскую котловину, вобрав в себя полноводные Тубу, Сисим, Ману, река стала чуть медленнее, но шире и мощнее, она расходилась тяжелыми низкими волнами, накатываясь в светлую северную даль. Мастер и Аграфена спрятались под навесом и мирно беседовали, временами о чем-то пересмеиваясь. Андрей с Ченом накрылись от дождя рогожными мешками и гребли в охотку, не особенно надрывая жилы.

Андрей снова вспомнил лицо казачьего десятника, затем рыжего казака — первую встречу с ним в ночном зимнем лесу и его голову, срубленную Мастером. До сих пор происходящее было похоже на сон — честно сказать, степняки не воспринимались им настоящими людьми — так, странные тени из странного сна. Даже эта девочка, Ханаа. Наверное, дело было в языке — трудно считать своим того, чью речь не понимаешь. Но уже рыжая староверка была реальной — абсолютно такой же, как сам Андрей, Таня или московские парни, с которыми он брал депутата. А теперь десятник. У степняков не было права судить о том, что и как делает Андрей. А вот у этих людей такое право было — так ему казалось.

Лодка неожиданно качнулась — это Мастер, выбравшись из-под навеса, осторожно прошел на место Чена, отправив того в балаганчик. Смех и повизгиванье Рыжей показали, что тот с ходу принялся за дело. Мастер, накинув на себя мешок, взялся за пару весел:

— Надо размяться. Как твоя рука?

— Спасибо, Ши-фу, нормально. Я тут подумал…

— О чем?

— Вы сказали, что я буду учиться. Но разве так учатся?

— А что? Тебе не нравится способ?

— Скорее отсутствие цели.

Мастер греб ровно и сильно, заметно увеличив ход тяжелой лодки. Андрей, наоборот, работал веслами без всякого усердия.

— Поясни, — попросил господин Ли Ван Вэй.

— Ну как же. Сначала вы говорили об обучении воина, о стихиях. Потом пошла политика, история. Зачем все это?

— Скажи, как ты зовешь меня?

— «Ши-фу».

— И что это значит?

— По-китайски «учитель».

— Вот именно, по-китайски! Но ты ни разу не спросил меня, в чем суть обучения в китайской школе, у китайского учителя.

— И в чем суть?

— Ты меня разочаровываешь, Андрей.

Андрей промолчал. Он был обижен. И немудрено: всю жизнь, всю свою личность нацелил на Учение, на ушу, на этого китайца, наконец. И что теперь? Обиду, к тому же, усугубляло предпочтение, отданное Чену. Тот лишних вопросов не задавал, сидел себе в балаганчике, Глашку рыжую щупал — и на тебе, «мой лучший ученик»!

— Так в чем суть китайской школы? — деланно спокойно спросил Андрей, стараясь по-китайски «держать лицо».

— По-китайски школа называется «мэнь»— «ворота». Скажем, моя школа в Сучжоу носит название «Лянмэнь»— «Балочные ворота». Любые ворота должны куда-то открываться, ты согласен?