Читать интересную книгу Китайская петля - Вячеслав Антонов

— А дальше?

— Так оно и шло примерно с тысячу лет. Лет за двести до нашей эры в степи появились новые хозяева — гунны. Они, как известно, много чего понаделали и среди прочего сдвинули с места один небольшой народ, живший в Северной Монголии, в котловине Великих озер.

— Что это за народ?

— Китайцы называли их гян-гунь. Были они белые, но с легкой примесью азиатской крови — с круглыми румяными лицами, сероглазые, русоволосые.

— Симпатичные…

— Вполне. Так вот, примерно в первом веке нашей эры эти самые гян-гуни перебрались через Саяны и стали расселяться по верхнему Енисею, в Минусинской котловине. При этом они смешивались с голубоглазыми динлинами, но медленно. В это время и те и другие были данниками гуннов, и гунны послали к ним наместником пленного китайца — Ли Лина. Так вот, в одном из своих донесений этот Ли Лин для населения Минусы использовал слово «хягас»— отсюда «хакасы» двадцатого века. Но главное свое имя — славное имя, прогремевшее на полмира! — новый народ получил лет на триста позже. Это имя кыргыз, и ты накрепко запомни его.

— И долго они были под гуннами?

— Недолго. Гуннов они скинули в результате восстания, в котором участвовали их южные родственники — вышеупомянутые голубоглазые усуни. Примерно во втором веке нашей эры хозяевами степей стали тюрки, а в седьмом веке — уйгуры. Уйгуры, правда, в Минусинскую котловину не пошли, отгородившись Большой Саянской стеной — глинобитным валом, усиленным гарнизонными крепостями. К тому времени, а это примерно 750 год нашей эры, уйгуры стали похожи на нынешних узбеков, да и кыргызы получили достаточно желтых генов, чтобы глаза их стали малость поуже.

— Встречались ли эти азиатские белые с настоящими белыми? — спросил Андрей, работая веслом.

— С какими «настоящими белыми»?

— С европейцами. Или, скажем, с русскими.

— Сколько угодно. Хотя еще вопрос, кто из вас настоящий.

Стало темнеть. В кормовом балаганчике, протяжно зевнув, завозился Чен.

— Как полагаешь ночевать? — спросил Мастер Андрея, — в лодке или на берегу?

— Лучше всего найти небольшой остров — без медведей, но с дровами.

— Не очень-то ты к медведям, как я погляжу, — хмыкнул Мастер, — но ты прав. Тогда плывем дальше: до острова, а если не найдем, пристанем прямо к берегу. А пока слушай дальше. Уйгуры одержали славные победы, но разложились изнутри, вследствие идеологической агрессии — манихейства. Позже, на юге Франции, манихейскую заразу выжигал святой Доминик, а позже — Инквизиция. Видишь, какие тут завязки! Но именно тогда и наступил звездный час енисейских кыргызов. В 840 году они перешли Саяны, в течение безжалостной семилетней войны разгромили уйгуров, взяли их столицу Каракорум, вырезали всех, не успевших бежать, и еще двести лет правили всей Степью — от Алтая до Амура. Вот так-то!

— А что потом?

— Потом все как-то неясно. Война с уйгурами так и тлела потихоньку, лет двести, а тут еще началась большая засуха. В десятом веке кыргызы снова ушли за Саяны и жили в своей Минусинской котловине еще двести лет, до Чингиса. И, надо сказать, неплохо жили, создав настоящее, довольно развитое государство. Примерно с седьмого века нашей эры у них появилась своя письменность — руны. Кыргызы торговали почти со всей Азией — очень ценилось их оружие; молодежь из знатных семей обучалась в Китае. Они строили здания, по стилю что-то между Средней Азией и Китаем — такие караван-сараи с загнутыми крышами.

— Кыргызы воевали с Чингис-ханом?

— Скорее нет, чем да. Сначала, в 1206 году, изъявили покорность, поклявшись монгольским нойонам белыми конями и белыми кречетами. Потом, когда монголы потребовали войск для похода на Запад, подняли восстание, но неудачно. Зато и не особенно пострадали. Правда, городская культура исчезла, и они снова стали степняками, обремененными лишь памятью о славном прошлом.

Чен выбрался из балагана, зачерпнув за бортом воды, ополоснув лицо, и уселся, сонно поглаживая выбритый лоб.

— Пора на берег, — сказал Мастер, — вон там, кажется, неплохое место. Давай-ка подводи, а я доскажу, что успею. Так что?… а, вот что. Держава монголов распалась сама собой. Самые воинственные монголы переселились в Джунгарию — географически это южнее Алтая, восточнее вашего независимого Кыргызстана, чтобы тебе было понятно, — и образовали Ойрат-ский союз, дав начало народу калмыков. В 1449 году оираты разгромили наступление китайской династии Мин, даже взяли в плен императора, однако китайцы о покорении Азии не забыли. И никогда не забудут — не такой это народ, чтобы забывать.

…Андрей вспомнил свои питерские занятия по ушу.

Занятия по комплексу движений (таолу) и дыхательной гимнастике (цигун) проходят отдельно и отдельно же оплачиваются. На занятиях по таолу инструктор-китаец спрашивает нового ученика, глядя ему в глаза и искренне улыбаясь: «Пятница цигун придешь?» Ученик, польщенный особым вниманием к своей персоне, отвечает с широкой улыбкой: «Конечно, приду!» «А я нет! — отвечает инструктор, все так же широко улыбаясь. — Водка пить пойду!» Оказывается, в китайском консульстве банкет, собирают всех китайцев, какие только есть в Питере, — только что присоединили Гонконг. Через полгода снова «Водка пить пойду!»— присоединили Макао. Теперь ждут, когда за Тайвань будут «водка пить». А дальше? «Серьезный, кстати, вопрос».

— А что енисейские кыргызы? — спросил Андрей, осторожно подводя лодку к отмели.

— Енисейские кыргызы до нынешнего времени, то есть до второй половины семнадцатого века, остаются данниками монгольских Алтын-ханов. Однако Монголия слабеет, Джунгария усиливается, так что скоро все может измениться.

— Мы забыли об «азиатских белых», вам не кажется?

— Я-то не забыл, да про них доскажу позже, у костра. Ну-ка, взяли!

Вместе с Мастером Андрей нажал на весла, и лодка, проскрипев по донному камешнику, с ходу вползла носом на низкую галечную отмель.

Глава тридцать первая

Костер, разложенный на отмели, бросал оранжевые блики на черные волны реки, убегающей в ночь. Искры летели в темное небо, рыжие языки пламени лизали закопченный медный котелок, в котором заваривались веточки черной смородины. Все уже поели, женщина ушла спать в лодку, Чен мыл посуду, Андрей же с Мастером, неторопливо отмахиваясь ветками от комарья, устроились рядом с костром.

Сдув с чая серые хлопья отгара, китаец сузил и без того узкие щелки-глаза и неотрывно глядел на огонь.

Что он там видел? Пламя на жертвенниках забытых богов? Пылающие города? Рыжие сигнальные костры, цепочкой разбегающиеся по синим холмам? Андрею то было неведомо.

— Огонь… нет, про огонь потом. Сперва закончим, что начали. Ты, наверное, спрашиваешь — если не меня, то себя — вот о чем. Столько белых народов жило в Азии — и где они теперь? И важно даже не то, как и по каким обстоятельствам они ушли, но ПОЧЕМУ они исчезли, почему уступили место желтой расе? Ты ведь это хочешь знать, правда?

— Наверное, я бы спросил иначе, но… пусть будет так.

— Не один ты, много умов в Китае об этом думало. Да и сам я… но не это главное. Вот, смотри.

Не поднимаясь с места, Мастер обернулся и вытянул из-за спины свой кожаный тючок. Порывшись внутри, он достал небольшой плоский предмет, напоминающий тарелку, тщательно завернутый в тряпицу.

Развернув мягкую ткань, он протянул Андрею старую гипсовую маску.

— Это Чен нашел на разрытой могиле. Женская погребальная маска.

Андрей взял маску в руки, вгляделся. Выпуклый овал обрисовывал мягкие скулы, закрытые глаза-полоски были заполнены синевато-черной краской. Лоб, щеки и нос были окрашены в потемневший красный цвет, на высоком лбу процарапан спиральный узор, имитирующий татуировку. В перебегающих бликах пламени маска казалась живой, словно поглядывая из-под плотно сжатых век.

— Смотри, — сказал Мастер, показывая обратную сторону, — здесь сохранились волосы покойницы — они каштановые, с проседью .

— Когда ее сделали? — спросил Андрей. Он вертел маску в руках, осторожно трогал мягкие женские волосы.

— Примерно в пятом веке нашей эры. Только-только сформировался народ кыргызов. Раньше, во время динлинов, чтобы сделать маску, у покойного срезали все мышцы лица, обнажая череп, и на нем лепили маску. Эта маска была сделана по-другому — гипс был наложен прямо на лицо, только глаза прикрыли тряпочками. Но не это самое интересное. Приглядись-ка внимательнее — что скажешь?

— Это была белая женщина. Ну, более-менее белая, вроде казанской татарки. Знал я таких. Но… рисунком на маске ее как будто хотели переделать в настоящую азиатку, узкоглазую. Правильно?

— Правильно. Прожив жизнь «белой», она захотела уйти в другой мир «желтой». То есть «духовно»— а как еще назвать встречу со смертью? — она выбрала мир желтой расы, который и был подчеркнут погребальной маской. Не сама она, конечно, — так выбрал ее народ, те, кто хоронил ее.