Читать интересную книгу Шесть черных свечей - Дес Диллон

Значит, старуха кончается, семья стоит у смертного одра, и тут врывается Маррен, расталкивает родственников и задает свой вопрос:

— Мэгги! Мэгги! Каков из себя дьявол? На что он похож?

Говорят, старуха умерла с гримасой ужаса на лице. В комнату внесли гроб, ждавший своего часа во дворе. В своем стремлении увидеть сатану и успокоить свое сердце Маррен вызвалась сидеть у гроба всю ночь. Она хотела узнать, какой из себя дьявол. Она любила своего первого мужа и надеялась, что он на небесах. А когда дьявол проскользнет под дверь, чтобы забрать душу Мэгги, Маррен все узнает наверняка.

Маррен проснулась посреди ночи. На гробу Мэгги сидел какой-то коротышка со сложенными ручками. Он молча глядел на Маррен, и выражение его лица было непроницаемо серьезным.

Маррен немедленно помчалась к Мэри и вытащила ее из постели:

— Мэри! Мэри! Вставай! Идем скорее — у Мэгги на гробу сидит какой-то карлик.

По дороге к дому Маррен Мэри снова и снова просила ее описать коротышку. Когда они вошли в комнату, где лежала покойница, там уже никого не было.

— Как Бог свят, — клялась Маррен. — Я услышала шум и открыла глаза, а этот черный коротышка сидит на гробу, сложив свои зеленые ручки и ножки, и смотрит на меня.

Послушать Маррен собралось все семейство. Положение-то было серьезное. Мэри они все хорошо знали и твердо верили, что у нее дар и она способна проникнуть в самую суть событий.

Мэри постояла немного в молчании, стараясь почувствовать, есть ли в комнате зло. Затем по телу ее пробежала дрожь и она сказала:

— Беги и приведи священника.

Маррен послушно отправилась за католическим священником, хотя Мэгги была пресвитерианкой. Семья тоже не возражала. А ведь пресвитерианцы ненавидят католиков еще больше, чем «Свидетели Иеговы».

Маррен вернулась со старым каноником Макдональдом, он освятил комнату и сказал, что Маррен просто померещилось.

— А может, это усопший просил помолиться за него. Не думай больше об этом.

Но Маррен поверила Мэри, а не священнику. С этого дня она была счастлива. Ведь она видела дьявола, и он оказался совсем не похож на ту штуку, которая несколько лет тому назад проскользнула под дверь и унесла душу ее мужа.

У Эгги Кокс были рыжие волосы. На ходу они трепетали и переплетались, словно языки пламени. Эгги Кокс сразу бросалась в глаза и в определенном смысле была самой известной женщиной в городе. Ее рыжие волосы были знамениты до самого Эрдри. Всех рыжих сравнивали с Эгги Кокс.

Эгги не терпела оскорблений, а ее удар правой знали очень и очень многие. В год она вырубала пару дюжин мужиков. При этом сама она была настоящей красавицей, примите это во внимание. Замуж она вышла за протестанта, но никто не сказал и словечка против. Звали ее мужа Большой Брайан Макгрегор. Красавец был и здоровяк. Она забеременела еще до свадьбы, но ничего, она все равно за него вышла. Они любили друг друга. Но вскоре после рождения сына Эгги Кокс погибла. Дело было на «Вулкане». Все были пьяны. Эгги поспорила с Эдди Даффи, что пройдет по канату, и упала. Свалилась прямо в ручей за железной дорогой.

Прибыли полицейские и осветили ручей своими мощными фонарями. Брайан примчался вместе с ними. Эгги Кокс лежала лицом вниз, и течение шевелило ее волосы, красные, словно закат, и раздувало вечернее платье. Раздувало и сдувало, будто кузнечные меха. То место, где она лежала, все поросло мелкими цветочками, уж не знаю, как они называются. Эти цветочки будто специально ждали, что вот Эгги Кокс свалится сюда и умрет. Повсюду алела кровь, она струйками выливалась в ручеек, и ее уносило в реку, уносило в море.

— Все мы оттуда вышли, ведь правда?! — только и сказал Брайан.

Целые облака крови клубились в воде у затылка покойницы.

— Как на картинке, — добавил Брайан, — как на гребаной картинке.

А больше он ничего не сказал. Его охватили рыдания, и он плакал до самого конца похорон.

Когда Мэри обмыла и одела покойницу и уложила в гроб, Брайан удивился, до чего ж красива его мертвая жена. Помимо прочих своих дел, Мэри обмывала мертвецов. Эгги Кокс из-за гроба велела Мэри присматривать за ее маленьким сыном, и Мэри согласилась. Это все, что она могла сделать для девчонки, чьи волосы приводили в восхищение весь город. Ребеночку в то время было всего несколько месяцев. Не лет, месяцев. Звали его Джозеф.

Джинни Кокс, мама Эгги, взяла Джозефа к себе. Ни одному из родственников-протестантов лишний внук оказался не нужен. А мужчина в те дни вряд ли мог оставить себе ребенка, если бы даже захотел. Это было не принято и показалось бы всем странным. Чертовски странным. К тому же, говоря откровенно, протестанты не могли рассчитывать на радушный прием в Тяп-ляпе, разве что если были прочно связаны с какой-нибудь католической семьей. А Брайана с католиками связывала только покойница Эгги. Потом говорили, что Брайан Макгрегор спился и умер где-то в Лондоне. На самом-то деле он бросился с моста у Парламента в годовщину смерти Эгги.

Джинни Кокс дала Джозефу все, что могла, только чего-то тут все-таки не хватало. Джинни никак не могла забыть, что ребенок наполовину протестант. В их отношениях все время чувствовалась какая-то неполнота, будто в картошке, сваренной без соли. Джинни нормально воспитала ребенка, и ее трудно в чем-нибудь упрекнуть. У ребенка было все, кроме любви.

Джозеф вырос и вступил в ряды британской армии. Джинни отнесла это на счет его протестантской половинки. В армии произошел какой-то несчастный случай, в общем, Джозеф демобилизовался с кучей денег на руках. С многотысячным капиталом, говорили в Тяп-ляпе. Он вернулся к Джинни: ему, как видно, к тому времени сделалось все равно, любит она его или нет. Джозеф был тихоней, никогда не повышал голоса и не дрался. Но в разговоре с ним чувствовалось, что, когда дойдет до дела, он может и убить.

Джинни Кокс все старалась отыскать то место, где он спрятал деньги. В Тяп-ляпе никто не хранил деньги в банке. Отчасти потому, что денег ни у кого и не было, отчасти же потому, что банки представляли собой британские учреждения, а все британское не заслуживало никакого доверия. Все трущобы только и ждали, когда же наконец можно будет вернуться домой в Ирландию, где любая грусть сразу же улетучится, а надежда триумфально возродится. С песнями.

Всякий раз, когда Джозеф отправлялся в паб, Джинни Кокс устраивала шмон в его комнате. У Джозефа был туберкулез, и Джинни заставляла его сидеть в своей комнате и не шататься по дому. Его вещами она не пользовалась. Дверь и пол его комнаты она регулярно обрабатывала каустической содой. Все вокруг дезинфицировалось. Джинни даже не разговаривала с Джозефом, — правда, не столько из страха заразиться, сколько со злости, что не может отыскать его деньги. На тот момент четверть населения Тяп-ляпа болела туберкулезом. Джозеф жил как в тюрьме, но там-то хоть с другими заключенными можно потусоваться. А тут только Старая Мэри иногда составляла ему компанию. Она говорила, что они возносят молитвы, но на самом-то деле она рассказывала Джозефу истории про Эгги, его матушку.

— Сынок, у нее были самые замечательные волосы. Ты таких волос никогда и не видел. Она была бы настоящая Королева Донегола, если бы не несчастье.

Наверное, такие истории и есть своего рода молитвы. В них жила душа Эгги. Через них выполнялся обет, который дала Старая Мэри после смерти Эгги, хоть Джозеф и не знал об этом обете.

В конце концов Джозефа положили в больницу. Джинни только этого и ждала. Каждый дюйм его комнаты был тщательно обшарен. Каждый дюйм. Но все было тщетно. Джинни поганого пенни не нашла.

В больницу к Джозефу Джинни не ходила. Только Старая Мэри навещала его.

И вот однажды под утро, когда Джозеф находился в больнице уже несколько месяцев, Джинни растапливала печь. Ей что-то послышалось, и она обернулась. На ее кровати скорчилась огненно-рыжая женщина с ослепительно белой, будто нарочно обескровленной, кожей. Женщина обнажила зубы, с воплем прыгнула на Джинни и толкнула в печь, так что руки у Джинни оказались по локоть в огне.

Было пять часов утра. В это самое время Джозеф скончался.

У одра его сидела Старая Мэри. Она знала, что Джозеф умирает.

— Ты отходишь, сынок. Все будет хорошо. Скоро ты встретишься с мамочкой. Все будет замечательно, — повторяла она, гладя его по голове.

Старая Мэри подумала, что, наверное, стоит прочитать молитву, но побоялась, ведь католические молитвы могли смутить его, а протестантских она не знала. И тут перед ними появилась Эгги и кивнула Старой Мэри: читай, мол. Джозеф был при смерти и только ждал, чтобы кто-нибудь помог ему переступить порог.

Мэри заторопилась и пробормотала скороговоркой:

— Джозеф, нам надо помолиться сейчас, понимаешь? Пора!

Голова у Джозефа свалилась набок. Дыхание у него отдавало кислятиной, но это было неважно. Зловонное дыхание, запах смерти — все это меркнет перед красотой таинства.