— А это что такое? — Хмырь протянул руку и спокойно принял у меня сверток, не вздрогнув, даже когда аура тьмы незримыми когтями вцепилась в его ладонь. Не почувствовал. Или просто не понял, откуда идет этот холод… Только взгляд его изменился. Всего лишь на мгновение, но в нем что-то мелькнуло. И я заметил это что-то.
— Власть, сила, могущество, — спокойно произнес я, пожимая плечами. — Все, что угодно. Все, что ты только можешь пожелать.
Он усмехнулся. Подбросил сверток на ладони.
— И ты так просто оставляешь его у меня?.. Не боишься, что я захочу присвоить всю твою силу и власть?
Я в упор взглянул на него, поймав устремленный на меня цепкий внимательный взгляд. И невесело улыбнулся, разведя руками.
— Ты же умный человек, Иван. Должен понимать, что все имеет свою цену. И сила, и власть, и могущество. Чем больше возможности, тем выше цена. Это, — я ткнул пальцем в сверток, — в умелых руках, управляемых недурной головой, дает очень большие возможности. Очень!.. Так подумай, насколько высока будет цена? И захочешь ли ты ее заплатить?
Помолчав несколько секунд, Хмырь медленно кивнул:
— Понятно… А что за цену заплатил ты, чтобы заполучить вот этот сверточек, что бы там в нем ни было? Я молчал, глядя на него.
— Понятно… — снова повторил Хмырь, вновь наполняя кружку мутно-белесой жидкостью и беря ее наизготовку. — Хорошо. Можешь спокойно идти. Я спрячу твою вещь, никто не найдет. Заберешь ее, когда вернешься… если вернешься.
— Вернусь, — пообещал я. — Если останусь в живых, то вернусь.
— Если останешься в живых, — повторил Хмырь. И спокойно кивнул с таким видом, будто речь шла всего лишь о погоде.
Я молча мотнул головой, отступая во мрак.
— Иди, — негромко буркнул мне вдогонку Хмырь. — Удачи я желать не буду, потому что не знаю, что ты задумал. Но все же знай, я буду очень-очень огорчен, если с тобой что-нибудь случиться. Ты мне нравишься, Молчун. В тебе есть то, чего нет у большинства людей, — искра жизни.
На мгновение я сбился с шага. Вздрогнул. Обернулся, глядя на черты усталого и спокойного лица, выхваченные дрожащим светом из мрака.
— Что?..
— Я сказал, что оставлю тебе выпить, — явно довольный, захохотал Хмырь, потрясая наполовину опустошенной емкостью. — Ладно уж. Иди, вояка. Не буду я больше смущать своей ересью твои молодые мозги.
Адресовав развалившемуся в кресле еретику кривую насмешливую улыбку, которую он в окутывающей меня темноте вряд ли разглядел, я осторожно нащупал ногой верхнюю ступень ведущей вниз лестницы.
В одном я был готов поклясться: несмотря на все свои разглагольствования и размахивания бутылкой, за все время нашей беседы Хмырь не захмелел нисколечко, только притворяясь подвыпившим… И еще, он, похоже, понял, что находится в свертке. Не разворачивая, понял.
Воистину, этот человек был величайшей загадкой из всех, кого я когда-либо знал. Даже наш шеф по сравнению с ним казался всего лишь пацаненком…
Но больше всего меня волновал один-единственный вопрос: могу ли я ему доверять?
Впрочем, выбор я, кажется, уже сделал.
Я только что доверил странному человеку, с которым был знаком всего лишь несколько часов, свою жизнь. Но не это было самым удивительным…
В глубине души я почему-то был уверен, что поступил абсолютно правильно.
Аккуратно — на ощупь — спустившись вниз, я задержался только для того, чтобы прихватить оставшиеся в комнате вещи. После чего, нос к носу столкнувшись на лестнице с прихрамывающим сразу на обе ноги Жирдяем и издевательски помахав ему рукой, оказался на улице.
* * *
Все-таки прятаться в старом городе и скрываться в населенных районах — две большие разницы. За периметром я бы вряд ли рискнул высунуться из своей норы в такое время, прекрасно зная, что любая нечисть лучше всего чувствует себя именно ночью. Ну а если бы жизнь все же заставила пойти на такое, я шел бы исключительно по самым широким проспектам, огибая десятой дорогой всякие там подозрительные переулки и дворики. И шарахался при этом от каждой подозрительной тени.
Здесь же, среди освещенных неровным электрическим светом улиц, все было по-другому. Да и вести себя надо было совсем иначе. Здесь темнота из опасного непредсказуемого врага превратилась в моего друга.
Я шел исключительно по дворам, перебираясь от дома к дому и стараясь без крайней нужды не выходить на ярко освещенные улицы и центральные проспекты. Я шел мимо темных провалов подъездов, мимо окон, большая часть которых была темна, как сама ночь, мимо занимающихся своими подчас не совсем законными делами развеселых компаний и редких одиночек, которые вряд ли даже замечали проскользнувшую мимо тень.
Я был незаметен. Я был осторожен… И все равно ближе к центру города я попал в засаду…
Когда я краем глаза уловил мимолетное движение в узком переулке, признаю, сердце мое едва не провалилось в пятки. И вполне обоснованно: любой вампир, любой оборотень и даже любой мертвяк из тех, что посвежее, незамеченными подобравшись ко мне столь близко, имели бы по-настоящему реальные шансы использовать мою персону в качестве позднего ужина или раннего завтрака — по желанию. А если уж он тем паче не один…
К счастью, я был не в старом городе. Встретить на здешних улицах мертвяка или вампира, несмотря на вызывавшую ярое недовольство городских властей расхлябанность охраняющих периметр армейцев, все же крайне маловероятно. И потому, скорее всего, там меня ждали обычные люди. Живые и дышащие.
Это действительно оказались люди. Трое. Молодые, подтянутые, небедно выглядящие и в дополнительном заработке вряд ли нуждавшиеся. Непонятно было, что толкнуло их на грабеж… А то, что это был именно грабеж, я не сомневался — поблескивающий в отраженном свете притаившегося за углом фонаря нож-бабочка в руке одного из ночных гуляк другого истолкования ситуации не оставлял.
Они разошлись, охватывая меня полукольцом. И тот, что был с ножом, вышел вперед, явно собираясь вякнуть что-то оскорбительное… Вот только он не издал не звука. Не решился.
Вороненый ствол пистолета, смотрящий между глаз, не способствует излишнему красноречию.
На пистолет я рассчитывал исключительно как на психологический фактор, ибо стрелять не собирался ни в коем разе. Не только потому, что в обойме у меня были исключительно серебряные пули, тратить которые на этих оболтусов было, по меньшей мере, глупо. Выстрел — это неизбежный шум, на который не замедлит явиться ночной патруль. А именно этого я хотел бы избежать всеми средствами.
Так что стрелять я бы все равно не стал.
Но они-то этого не знали…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});