Почти три недели ничего со мной не происходило. Это давало основания начать подумывать о неудаче, что было вполне ожидаемо и не должно было сильно огорчить нас. Мы продолжали интенсивно заниматься языком, почувствовав к этому даже некоторый вкус, и считали, что у нас уже есть успехи в этой области, так как могли бегло объясниться на любые бытовые темы. Ночные общения с преподавательским составом пополнили наш лексикон словами и выражениями, вряд ли входящими в учебные программы. Даже в постели дамы категорически отказывались говорить с нами по-русски. Короче, им удалось вытащить нас из скорлупы, в которой мы пребывали в последние годы, и мы смотрели на мир другими глазами.
Однажды, идя по территории части, я услышал сигнал точного времени. Невольно посмотрев на часы, я вдруг понял, что звук этот родился не где-нибудь, а у меня в голове. Замерев на месте, я принялся прислушиваться к себе. Услышал обрывок музыки, потом голос диктора, читавшего последние известия. Голоса и музыка сменяли и перебивали друг друга, как это всем нам приходилось не раз слышать при настройке радиоприемника. Звуки роились в голове, забивая собственные мысли, не давали сосредоточиться. Хотелось выключить назойливый приемник, но нигде не было такой простой и такой необходимой мне сейчас ручки. Я с трудом добрел до дома и прилег на кровать. О том, чтобы делать что-то или идти куда-либо, не могло быть и речи. Мой мозг тонул в неисчерпаемом потоке звуков, которые стали сливаться в моем восприятии в совершенно неразличимый и все нарастающий гул. В это время ко мне заглянул Серега, обеспокоенный моим отсутствием на занятиях. Я показал ему рукой на голову, и он понял, что со мной происходит что-то необычное. Он сразу догадался, что надо делать. Он сбегал в лабораторию и принес оттуда мелкую и тонкую металлическую сетку, которую растянул над кроватью. Звуки сразу ослабли, но не пропали вовсе. Теперь они стали более управляемыми. Всю ночь я боролся с ними, а Серега надоедал мне вопросами, касавшимися моих ощущений. Я понимал, что это важно для дела, но отвечать было очень трудно. Хотелось отвечать не голосом, а как-то совсем по-другому, но я чувствовал, что это другое, которое уже появилось во мне, не будет услышано и понято. Борясь с приемником и мучаясь от бессонницы, я, наконец, понял, как мне можно помочь. Сетка нужна мне не на кровати, а прямо на голове. Знаками попросил у Сереги карандаш и очень коряво нарисовал голову, а на ней шапку. Серега понял и через несколько минут надел мне на голову некое сооружение, которому мог бы позавидовать любой кутюрье. Ткань – наволочка – сочеталась с металлической сеткой. Звуки исчезли полностью, и я в изнеможении заснул.
Через несколько часов я проснулся, чувствуя себя вполне прилично. Металло-тряпочная шапка прочно держалась на голове, надежно защищая меня от эфира, но сковывала движения. Я встал, подошел к шкафу и, пошарив в нем, нашел шапку-ушанку. Оторвал у нее подкладку и засунул под нее сетку. Снял с себя Серегино сооружение, при этом вал звуков снова обрушился на меня, но быстро надетая на голову ушанка, сразу остановила его. Пришел Серега, и мы начали обсуждать, как научиться пользоваться новым органом чувств, не подвергая себя избыточному риску. Решили, постепенно уменьшая размеры сетки, спрятанной в шапке, соответственно увеличивать доступ радиоволн к моей персоне. Из дома я вышел в шапке-ушанке с опущенными ушками. Осень еще только начиналась, и на меня посматривали с интересом, но, слава Богу, в России никого нельзя поразить видом человека в шапке-ушанке в любое время года.
Так я и стал ходить в шапке-ушанке, постепенно уменьшая в ней площадь сетки и привыкая управлять возникшим у меня в голове радиоприемником. От ночных уроков на время пришлось отказаться, так как принимать дам в постели, не снимая шапки-ушанки, мне казалось не очень удобным. Но процесс обучения шел быстро. Скоро я уже мог при желании выключить приемник без помощи сетки или настроить его на нужную мне волну. Мы проделали такую же операцию над Серегой и теперь с нетерпением и во всеоружии ждали, когда начнет работать его приемник. Это произошло вскоре, и его обучение пользованию им прошло гораздо менее болезненно, чем мое. Жизнь возвращалась в прежнее русло и казалась нам простой и очень интересной. Добившись результата, мы практически полностью забросили лабораторию, предоставив ей и ее сотрудникам жить своей жизнью.
Буквально через неделю после того, как Серега освоился со своим приемником, мы сделали новое открытие, которое ошеломило нас. В этот день я замешкался с какими-то своими делами, и Серега отправился в столовую один. Собравшись, наконец, я выглянул в окно. Из него хорошо была видна входная дверь в столовую, к которой он приблизился уже почти вплотную.
– Меня бы подождал, – сказал я мысленно, как мне казалось самому себе, но адресуясь к нему.
Тут я заметил, что Серега занервничал, вращая головой, как бы в поисках источника голоса.
– Подожди меня, – повторил я про себя, стремясь увидеть его реакцию.
Он явно понял, что происходит, повернулся к моему окну и помахал рукой. Я ждал от него другого ответа. Сразу после обеда мы разошлись по своим комнатам и начали осваивать телепатический канал. Он работал совсем не так, как речевой. Он передавал не слова, а образы. К этому трудно было привыкнуть, но мы сразу поняли главное: язык телепатического общения был универсальным. Он не требовал перевода!
Будничность обстановки, в которой мы еще раз взломали границу невозможного, нас потрясала. Никто не пел и не веселился. Радио и телевидение не превозносили нас до небес. К нам не приходили и не приезжали с поздравлениями. Впрочем, никто и не знал об этом "языке". Рассказать об этом мы были готовы только Генералу, но встречи с ним надо было еще дождаться, а пока мы решили держать все в тайне.
Открытие было потрясающим. Но тут к нам ворвались наши дамы и заставили вернуться к занятиям. Здесь мы сделали для себя еще одно открытие. Мы почувствовали, именно почувствовали, что любой язык несет в себе образы, которые создают идеальную основу для перевода с одного языка на другой. Беда только в том, что телепатический канал у нас с Серегой один на всех. Так что воспользоваться таким методом перевода пока некому.
Последующие события не дали нам детально изучить все открывшиеся нам возможности. Неожиданно мы получили приказ от Генерала срочно выехать в ГДР, в Берлин на конференцию по вопросам рыбоводства и рыболовного промысла. Вот уж не вовремя. Мы даже не могли обратиться к Генералу с просьбой отменить или отложить командировку. Это было технически невозможно. Андрея и Виктора от нас давно забрали. Теперь они сами были в больших чинах и почете и занимались вводом в эксплуатацию и надзором за рыбозаводами, в создании которых участвовали в качестве наших помощников. Мы же никогда даже не интересовались тем, как самим найти Генерала, если это потребуется. Он всегда находил нас сам, и мы считали, что так и должно быть. Оставалось только выполнять указание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});