Читать интересную книгу Скульптор - Грегори Фьюнаро

Широкая общественность.

Вздохнув, Маркхэм закрыл программу просмотра видеофильмов. Как он и ожидал, первой фотографией на стартовой странице запуска Интернета была «Пьета» Микеланджело. По сравнению с огненным шквалом, поднятым в средствах массовой информации вслед за обнаружением зловещей выставки в Эксетере, шумиха вокруг «Вакха» Микеланджело-убийцы выглядела лишь детской потасовкой. Как только к кладбищу Ико-Пойнт подкатил первый настоящий микроавтобус девятого канала, Маркхэму действительно показалось, что началась война. В небе зависли вертолеты съемочных групп, а неистовое столпотворение журналистов и телевизионщиков за воротами напомнило кадры из культового фильма «Апокалипсис». На этот раз от прессы не стали ничего скрывать, в том числе самые выразительные подробности «Пьеты», которую убийца подписал, как в свое время сделал и настоящий Микеланджело.

Да, невероятно, но преступник высек на своем творении новое послание, на этот раз обращенное не к Кэтрин Хильдебрант, а к широкой общественности в целом. Из «Спящих в камне» Маркхэм помнил, что «Римская пьета» была единственной работой Микеланджело, которую тот подписал. Согласно легенде, случайно услышав, как один из посетителей капеллы Святой Петрониллы приписал авторство скульптуры кому-то другому, мастер той же ночью тайно вернулся в часовню и высек на ленте на груди Девы Марии латинскую надпись: «Микеланджело Буонаротти, флорентинец сделал это». Далее в своей книге Хильдебрант говорила, что легенда не соответствует действительности. Надпись была на скульптуре с самого начала. «Смелый удар по славе. Самая дерзкая попытка Микеланджело добиться общественного признания». Из разговоров с Кэти Маркхэм узнал, что в научных кругах до сих пор не утихают споры по поводу того, почему Микеланджело подписал свою «Пьету», но оба они сошлись в том, что не может быть никаких сомнений по поводу таких же действий преступника.

«Скульптор из Род-Айленда сделал это».

— Совсем как в легенде, — сказала Маркхэму Кэти, впервые увидев надпись. — Он сообщает прессе, как его называть. Поправляет журналистов.

Пресса повиновалась.

Теперь в газетах и на телевидении, в Интернете, на многочисленных страничках, вылезших, словно грибы после дождя, вслед за обнаружением Томми Кэмпбелла, убийцу называли только Скульптором. Казалось, средства массовой информации ни о чем другом больше не говорят. Маркхэм ощущал осязаемое беспокойство каждый раз, когда включал компьютер, не говоря про телевизор. Хуже всего, разумеется, было то, что публика прямо-таки помешалась на Кэтрин Хильдебрант, женщине, которую Сэм, как он уже успел понять, любил. Теперь ее обожала и широкая публика за бесспорную связь со Скульптором. Да, как только пресса пронюхала о том, что преступник использовал тело бывшего мужа привлекательной дамы, профессора искусствоведения, для своей Девы Марии, ФБР больше не смогло защищать ее от СМИ, дальше умалчивать о связи между убийцей и книгой. Следовательно, бюро лишилось возможности эффективно использовать доктора Хильдебрант в качестве консультанта.

По крайней мере в открытую.

Кэти быстро поправилась после удара головой. Казалось, она пришла в себя, полная новых сил, только что обретенного понимания своей роли в поимке человека, который стал просто одержим ею. Хильди настояла на том, чтобы лично осмотреть «Пьету» Скульптора в морге. Она исследовала ее еще более бесстрастным взглядом, чем «Вакха» в Уотч-Хилле, хотя и прекрасно сознавала, что под пышными складками платья Богоматери скрывается тело ее бывшего мужа. Маркхэм связывался с Кэти по десять раз в день, звонил по сотовому телефону, пока она по его просьбе копалась в Интернете, в то время как сам разъезжал по всей Новой Англии, отрабатывая улики. Да, Хильди вроде бы держалась, но Сэм очень беспокоился за нее. Разумеется, ей ничто не угрожало, она находилась под защитой ФБР, сразу же после выписки из больницы ее перевезли в охраняемый дом на окраине Бостона, принадлежащий бюро. Но Маркхэм опасался, что рано или поздно Кэти сломается, не выдержав колоссального напряжения, боялся того момента, когда до нее наконец в полной мере дойдет то, что благодаря книге случилось с бывшим мужем и с другими людьми.

«Не волнуйся напрасно, — нашептывал голос в голове у Маркхэма. — Кэти боец, как и ее мать».

Неделю назад Рейчел Салливан сделала в Бостоне заявление для прессы, в котором официально назвала имена жертв, фрагменты которых Скульптор использовал для своей «Пьеты».

Разумеется, ФБР с самого начала было известно о Роджерсе. Его тело, обезглавленное, без рук и пришитых грудей, до сих пор не было отправлено в Чикаго, где Стивена должны были похоронить родные. Имена остальных жертв тоже удалось установить. Эксперты сняли краску с их рук, и криминалисты смогли получить четкие отпечатки. Интегрированная автоматическая система идентификации отпечатков пальцев, сокращенно ИАСИОП, установила принадлежность рук Девы Марии и Христа соответственно Эстер Мунис, она же Эстер Мунро, Эстер Мартинес, проживавшей в Провиденсе, которой на момент исчезновения было двадцать восемь лет, и восемнадцатилетнему Полю Хименесу, он же Джим Польсон, уроженцу Виргиния-Бич, проживавшему в Бостоне.

Оба занимались проституцией.

Четвертая жертва также была проституткой. Когда криминалистический отдел ФБР обнародовал фотографию головы Девы Марии, прошедшую цифровую обработку и раскрашенную так, чтобы придать жертве живой вид, тотчас же последовало анонимное сообщение, достоверность которого подтвердилась. Убитую звали Карен Канфилд, она же Карен Джонс, Джоанни Канфилд. Эта девятнадцатилетняя уроженка Дейтона, штат Огайо, пропала на улицах Провиденса три года назад. Анализ ДНК установил, что голова и груди, пришитые к телу Стива Роджерса, принадлежали одной и той же женщине.

Из этих двух женщин официально пропавшей числилась только одна. Приятель Мунис заявил об исчезновении своей подружки, но после этого сам был убит в пьяной ссоре. Мунис, проститутка с криминальным прошлым, также находилась в поле зрения правоохранительных органов как закоренелая наркоманка. У нее было трое детей от такого же количества отцов.

Все малыши с того самого дня, как появились на свет, находились в приютах.

Канфилд, которой было четырнадцать лет, когда она сбежала из дома в Дейтоне, последней видела алкоголичка-мать за пять лет до исчезновения. Эта женщина сказала ФБР, что понятия не имела о пропаже дочери. Маркхэму показалось, что она не лишилась бы сна, даже если бы узнала о случившемся. Как и в случае с действиями Поля Хименеса в Бостоне, обстоятельства жизни Карен Канфилд в Провиденсе по-прежнему оставались обрывочными. Печальная, но типичная история подростка, сбежавшего из дома, пристрастившегося к наркотикам и опустившегося до торговли своим телом. Однако Маркхэму хватило одной недели расследований, чтобы увидеть в конце этой улицы знак «тупик». Те немногие бывшие знакомые Канфилд, с которыми успели встретиться сотрудники ФБР, действительно в один голос утверждали, что Карен часто поговаривала о том, чтобы завязать и перебраться к своей тетке в Северную Каролину. Поэтому, когда она перестала появляться на улицах Южного Провиденса, они просто предположили, что их знакомая уехала. Им даже в голову не пришло заявить о ее исчезновении.

Единственным светлым пятном в той трагедии, какой была вся жизнь Карен Канфилд, явилось то, что ее мать, опомнившись, попросила прислать голову и груди дочери в Дейтон, когда специалисты ФБР завершат работу с ними.

Напротив, родители Поля Хименеса не хотели иметь никаких дел с сыном. Следовательно, его тело, а также руки Эстер Мунис могли оставаться в распоряжении криминалистов сколь угодно долго.

Быстро просмотрев электронную почту, Маркхэм дал себе слово вернуться к ней после возвращения из Бостона и телеконференции с Квантико, в ходе которой им с Берреллом снова вкратце расскажут о заключениях криминалистов и судмедэкспертов, а также о том, что удалось узнать, изучая образ жизни новых жертв. Однако Сэм не мог избавиться от гложущего предчувствия того, что все это будет лишь пустой тратой времени. Голос, постоянно звучавший у него в голове, говорил, что Скульптор слишком умен, чтобы его можно было схватить так просто, выйти на преступника через материал. Сэму Маркхэму и в самом деле казалось, что Скульптор предвидел все: от поддельных номеров и фальшивой спутниковой тарелки на микроавтобусе до того, что он не оставил абсолютно никаких следов в том, что использовал для своих скульптур, помимо тех, в присутствии которых отдавал себе полный отчет.

«Но должно же быть хоть что-то такое, что преступник упустил, — размышлял Маркхэм. — Возможно, уходящее корнями еще к убийству Габриэля Бэнфорда или краже „Пьеты“ из церкви Святого Варфоломея. Скульптор должен был ошибаться, когда его замысел еще не до конца оформился. В те времена он лишь экспериментировал».