А ровный и глубокий голос Найла все звучал, пока тепло от его рук распространялось по ее спине, снимая, как горячая ванна, все оставшееся напряжение.
— А теперь расскажи мне, что происходит между тобой и Бошомпом? — настаивал Найл, обеспокоенный ее молчанием.
Но Тэш не слушала. Она думала о Максе и первых неделях в Деррин-роуд, как он сидел рядом с ней, а его теплые руки согревали ее, как старый добрый кардиган; вот его голова у нее на плече, и она чувствует полную уверенность в том, что ее любят.
— Вы с ним были знакомы раньше, не так ли? — все спрашивал Найл.
Тэш громко застонала. Зачем только она отправила ему это душераздирающее письмо и этим поставила точку в их отношениях? Она описала все так, как будто все закончилось. Она так сильно хочет вернуть его. Обернуться и на том самом месте, где сейчас сидит печальный друг Мэтти и гладит ее плечи, увидеть его. Своего родного, неряшливого Макса, с его кривой улыбкой, готового покрыть поцелуями все ее лицо, сказать, что она глупая, но он никогда не переставал любить ее.
— Я спрашиваю, Хуго, случайно, не знает о тебе чего-нибудь плохого?
А вместо этого Макс сейчас читает ее письмо где-нибудь в автобусе, наслаждаясь жизнью, смеясь над ее детским отчаянием и абсолютной наивностью.
— Этот так, Тэш?
Тэш почувствовала, как ее глаза наполнились неизбежными слезами.
В фильмах женщины плачут изящно и в то же время страстно. Почему же она, Тэш, может намочить целую упаковку бумажных полотенец, из ее носа постоянно течет и он становится краснее помидора? Мало того, она при этом еще и икала, и скулила, словно брошенная в одиночестве собака.
Тэш яростно шмыгнула носом и попыталась притвориться, что чихнула. Может, Найл не заметит, если она закроет лицо волосами? Но его руки уже замедлили свои нежные движения и почти остановились.
— Что с тобой?
— Все в порядке! — произнесла Тэш притворно веселым голосом.
Но ее ужасные, непрекращающиеся слезы решили открыть все шлюзы при малейшем признаке сочувствия. Новая волна дрожи сотрясла ее ослабевшие мышцы, а огромная слеза упала с кончика носа.
— А ну-ка, посмотри на меня.
Найл начал ласково гладить ее волосы.
Тэш икнула и шмыгнула носом одновременно, отчего закашлялась.
— Я не могу, — слабо пролепетала она. — Прости меня. Все это так глупо. — Она подавила рыдание. — Честно, я через минуту буду в порядке.
Тэш вытерла нос о футболку и только потом поняла, как это ужасно выглядит со стороны.
— О боже, прости! — выла она.
— Тише, мой ангел. Тебе не за что передо мной извиняться.
Найл повернул Тэш лицом к себе, и теперь ее голова лежала у него на плече, и он продолжал гладить ее, как ребенка.
— За последнюю неделю я так часто плакал, что и другие люди заслужили право на пару всхлипов в моем обществе.
— Но мне так стыдно, — рыдала Тэш.
Еще одна слеза скатилась по ее щеке. Она чувствовала себя полной идиоткой, рыдая, как влюбленный подросток, перед Найлом О'Шогнесси, известным ирландским актером, сердцеедом и по совместительству массажистом.
— Ты очень добр, — со слезами в голосе извинилась она.
— Все в порядке.
Найл стиснул ее плечи, и Тэш подавила огромное желание вырваться и бежать как можно быстрее в свою комнату. Она не могла поверить, что он был так мил. Еще час назад она считала его омерзительным.
— Я уверен, что, если бы мне кто-нибудь тоже сделал нежный массаж, я бы тоже расплакался, — успокаивал ее Найл, рассеянно гладя ее волосы. — Так всегда бывает: все держишь в себе, а затем расслабляешься — и бах, все выходит наружу.
— Но…
Тэш хотелось сказать, что ее проблемы были такими мелкими и несущественными по сравнению с его собственными, но это прозвучало бы ужасно и самовлюбленно. Вместо этого она громко шмыгнула и поняла, что перестала рыдать так же внезапно, как и начала.
— Я уже успокоилась, — пробубнила она, вырываясь из объятий Найла и чувствуя себя неблагодарной. — Спасибо большое за тактичность.
Она повернулась и признательно уставилась на его пуговицу. На рубашке Найла было огромное мокрое пятно. Она надеялась, что не от ее носа.
— Не стоит.
Найл пожал плечами.
— Нам пора идти обедать, — сказала она.
Тэш была безмерно благодарна Найлу за то, что он не спросил о причине ее слез.
— Да, — согласился Найл, но не шелохнулся. «Как странно, — подумал он. — Я утешал ее, словно ребенка. И ни разу не подумал о себе».
Он почти чувствовал себя снова человеком.
Тэш потерла свое мокрое чумазое лицо тыльной стороной ладони и стала икать с чуть меньшей силой, но с мучительной периодичностью. Ей хотелось, чтобы он хоть на минуту оставил ее одну, чтобы она могла высморкаться. Вместо этого Найл придвинулся ближе и еще раз успокаивающе обнял ее за плечи.
— Извини, — снова всхлипнула она, не глядя на него.
— Не надо, — сказал ей Найл. — Как мышцы, лучше?
Тэш кивнула.
— Честно говоря, на твоем месте я бы сегодня не ездил верхом, — посоветовал Найл, пытаясь поймать ее взгляд, что у него не получилось. — Хуго дает тебе слишком большую нагрузку. Отдохни денек, хорошо?
И он вытер огромную слезу с ее загорелой щеки. Тэш слабо улыбнулась и покачала головой.
— Я не могу, — вздохнула она. — Я дала себе зарок.
— Почему? — спросил Найл в последний раз.
И когда Тэш с неохотой открыла рот, чтобы ответить, и комнату заглянула Салли.
— Найл, тебе звонит твой агент.
— Боб? — Найл посмотрел на нее с ужасом.
— Боюсь, что да. Я сказала ему, что тебя здесь нет, но он очень настойчив… — Салли остановилась, увидев Тэш, съежившуюся рядом с Найлом с лицом, мокрым от слез. — … Я ответила, что попробую тебя найти. Хочешь, скажу, что ты вышел?
— Нет. — Найл встал. — Все равно придется с ним рано или поздно поговорить, лучше уж сейчас.
Он в последний раз дружелюбно погладил волосы Тэш.
— Как он вообще узнал, что ты здесь? — Салли вышла вслед за Найлом из комнаты.
— Ты не знаешь Боба. Он может найти песчинку сахара, спрятанную в пустыне.
Тэш немного посидела в одиночестве. Ей было над чем подумать.
Она была уверена, что Найл О'Шогнесси пережил трагедию, причем нечто гораздо худшее, чем уход Лисетт или шипение роли в фильме. Он был таким худым и изможденным, совсем не похожим на смуглого красавчика, чью фотографию ее подруги по колледжу вырывали из журналов и вешали на стены. Найл явно очень страдал. А тут еще она со своей глупой истерикой. Тэш знала, что если кто-то смирился с чем-то вроде неизлечимой болезни (живое воображение Тэш отказывалось забыть о СПИДе), тогда окружающие должны вести себя как можно более обыденно, но вместе с тем заботливо. А она вела себя как эгоистичный ребенок. Ей захотелось вернуть назад последние десять минут и утешить его.