— Если бы в нашей науке да все с честными руками — как бы мы шагали! Каких бы чудес понатворили!
Баринов сдвинул на затылок светло–желтую каску, подаренную ему мозельскими шахтерами во время недавней туристской поездки во Францию, присел к Пивню.
— Вот так–то, — сказал Пивень. — А нам ведь надо вглубь подвигаться — туда, где, по рассказам старых горняков, живет Шубин. — Он указал на закрепленную старыми стойками, а местами и совсем незакрепленную часть лавы. — Будем изучать механизм обрушения старых выработок.
— Будьте осторожны, — предупредил Денис. — Я за вас в тюрьму не хочу садиться. — И, обращаясь к Самарину: — Если час–другой не будем включать электронику, я вниз сбегаю.
Привычными широкими шагами, похожими на прыжки с лестницы, заспешил он вниз, к откаточному штреку.
Самарин с Пивнем стали подвигаться в сторону.
Придерживаясь за стойки, они пробирались вглубь — в места старых выработок, где было тихо, темно и кровля постепенно осыпалась. Костя и Андрей изучали характер кровли, устанавливали приборы в глубине выбранного пространства. Им нужна была кровля незакрепленная, и они лезли все дальше — туда, где километровая толщина земной тверди повисла в пустоте и словно задумалась: сейчас ли опустить миллионы тонн или повременить немного. Тонкие пластинки слежавшегося за миллиарды лет сланца отслаивались и падали вниз. То здесь, то там отваливался ком породы, и тогда вниз стекали шуршащие серые ручейки. Кровля жила, она ни минуты не была спокойной.
Приборы прослушивали глубинные шумы, перепады давления. Самарин и Пивень записывали показания. Баринов был теперь далеко. Пивень лез вперед. Вот он приблизился к самой дальней стойке, почти засыпанной породой, стал прилаживать очередной датчик информации.
Закончив установку прибора, Пивень присел на холмик обрушившейся породы. Тут же, упершись ногами в другой холмик, лежал Андрей.
— Датчиков скоро будет больше, — сказал Пивень Андрею. — В Москве недавно создали конструкторское бюро — специально по датчикам.
— Все равно их будет не хватать, — заметил Андрей. — В техническом мире как–то так нелепо получилось: механизмы приема информации развились быстрее и опередили систему сбора и подачи сигналов. И это не только у нас, но и во всех странах Запада. Но там раньше спохватились, создали большое семейство датчиков — и в машиностроении, и в металлургии, и во многих других отраслях промышленности. У нас же датчиков маловато. Я иной раз, чтобы найти пустяшный прибор, все каталоги перерою, десятки учреждений забросаю письмами. Хоть шаром покати. И наш диспетчер, если вам, физикам, удастся поставить его на сверхчистые полупроводники, будет загружаться лишь частично. Нет датчиков, и неоткуда их взять.
— Давно я лелею думку: разработать технические требования для нескольких рудничных датчиков. Ты, Андрей, поможешь мне?
— С удовольствием. Кстати, и Денис нам в этом может оказать большую помощь. Он отлично понимает суть дела и владеет многими видами математического анализа. Он мне вчера карту расчетов представил — для диспетчера моего нужно, я и не знаю, как мне его благодарить.
— А теперь установим регистратор вредных примесей воздуха…
Пивень достал из сумки прибор, похожий на большой карманный фонарь, подался ещё дальше в сферу выработанного пространства. Самарин просветил кровлю, покачал головой:
— Костя, остановись! Опасно.
Пивень продолжал ползти.
В дальней стороне кровля сильно провисла, «сорила» породой. Временами над головой раздавался глухой треск, и тогда Самарин инстинктивно съеживался. Выбирая положение поудобнее, он переходил с одного места на другое, посвечивал Пивню дорогу.
Кровля вдруг загудела многоголосо и протяжно: у–у–у… тр-р… р–р–р-р…
— Назад! — крикнул Самарин, предчувствуя беду.
Но в тот нее момент его ударило. Горячо и колко резануло Самарина в лицо, отбросило в сторону. Потом налетела новая волна, прижала к какой–то стене. Андрей попытался приподняться. Высвободил голову. И тут почувствовал нехватку воздуха. С усилием выдул пыль из носа. Но сверху, где–то сзади, порода ещё осыпалась. Нос и глаза забивались чем–то горячим.
— Ого–го–о!.. — позвал Андрей Костю. Скорее он почувствовал, чем услышал хриплый, глухой звук собственного голоса. И необыкновенно ясно и, как показалось Андрею, громко прокричал: — Обвал!..
Затем с той же ясностью почувствовал тяжесть сдавившей его породы. Земля становилась все горячей и горячей. Она прибывала волнами: то проносилась стороной, обдавая лицо колючим дождем, то где–то ухала, с треском выжимала из недр своих палящий, удушливый воздух.
— Пи–ве–е-нь!.. — кричало внутри Андрея, но голоса своего он не слышал, лишь раздавался хрип и резала боль в ушах. «Почему в ушах?.. — мелькала мысль. — Что с моими ушами?.. А может, и голова разлетелась вдребезги?.. Может, все?.. Конец?..» Андрей пытался пощупать голову, уши, но руки не двигались, их точно связали.
Долго ли Андрей пролежал таким образом, он не знал. Когда порода перестала валить и дуть горячей пылью, он стал кричать громче. Голос его, к счастью, окреп и стал слышнее, дышалось уже сравнительно легко. Ему даже руки постепенно удалось высвободить. Кричал он теперь непрерывно, и голос его далеко летел по кромешной темноте:
— Костя–а–а!..
Вдали отозвалось:
— Андрюха–а–а… Иду–у–у!..
А вот и спасительный луч шахтерской лампы забился в пустотах между завалами. Затем второй, третий…
— Иду-у, иду-у, Андрюха! Как ты, жив?..
— Сюда, Дениска.
А в голове лихорадочно билась мысль: «Где Костя?.. Почему молчит?.. Почему никто его не зовет?..»
И когда горняки, работая лопатами, приблизились вплотную к Самарину, Андрей увидел лицо Баринова и крикнул:
— Где Пивень?.. Что с ним?..
— Пивень жив, мы его отправили наверх. Над ним присел Денис. По щекам грязными ручейками стекает пот, в черных антрацитовых глазах мелькают блики от ламповых лучей.
— Жив! — горячо дышал в лицо Денис. — Занесла вас сюда чертяка! Попадет же мне от Селезнева.
Откопав Андрея, ощупав его и оттащив в безопасное место, он присел в изнеможении. Сказал с тоской в голосе:
— Не успела шахта пережить одно несчастье, как — на тебе, другое.
— А что Пивень?
— Да ничего с твоим Пивнем! — досадливо прервал друга Денис. — Помяло малость, а все равно происшествие. Будем докладывать по начальству. Каково Селезневу! Три года работали без происшествий. — Он глубоко вздохнул, сказал: — Ну полезем, сам–то пробираться можешь?
Андрей попытался привстать, но в правом боку резанула острая, сильная боль. Вылезти без посторонней помощи он отсюда не мог…