ПОЛИТИК-ГОСТЬ (засыпая в воду шампиньоны, крупные куски мяса и травы из швейцарского высокогорья, которые он лично там сорвал) . Мне жалко стариков, но они сами виноваты, что мало работали и не скопили на старость. Но я думаю, что после летнего отпуска и отгулов, когда все приедут из Куршавеля, мы вернемся к этой теме в парламенте. Кстати, коллега, а вы приготовили к моему супу белое вино?..
Если эта передача и запомнится аудитории, то только чувством народной ненависти, которое рождается при просмотре.
Имеет ли эта программа отношение к жанру интервью?
По форме – да, по сути – нет.
Однажды я видел, как один журналист брал интервью у гостя во время прогулки на пони. Ведущий был маленький, ему на своем пони было удобно, а ноги гостя волочились по земле. Видимо, гость не был предупрежден, что его ждет такое счастье, поэтому он пришел на съемку в хорошем двубортном шерстяном костюме и теперь, обливаясь от пота, пытался удержаться на пони, вцепившись в его мохнатый загривок.
– Лошади – это моя любовь с детства. Я их обожаю! – радостно журчал ведущий, гарцуя на своей лошадке. – Если бы не телевидение, я бы был конюхом. Кстати, сейчас мы проедем круг и пересядем на арабских скакунов, предоставленных нашим спонсором!..
От этой перспективы у гостя волосы стали торчком, как загривок у его пони.
Думаю, что не зря моя дочь называет подобное «приколом». Ведущие «закалывают» своего гостя, не объяснив за что.
Я полагаю, что этому ведущему лучше быть конюхом, потому что он не понимает, что у гостя, сидящем на арабском скакуне, если он не жокей, интервью взять невозможно.
Можно лишь записать его прощальный крик, когда он свалится в канаву.
Итак, всем тем, кто издевается над гостями, во имя своей оригинальности, я хочу сказать, что они могут делать, что хотят. Могут ловить рыбу, одеваться трансвеститом или косить траву сенокосилкой, представленной спонсором.
Сути это не поменяет и результат, в профессиональном отношении, будет нулевым.
Когда-то в будущем моя дочь встретится со своим мотоциклистом, который будет сидеть в Синг-Синге, готовясь к казни.
– А ты помнишь того парня, который брал интервью, прыгая с гостем в высоту с шестом? – спросит мотоциклист, звеня кандалами. – Он ведь, как и я, печально закончил. Его насадило на его же шест. Теперь он, как шашлык, лежит в больнице. Как же его звали?
– Ты знаешь, не помню. Помню, что прыгал, но как его зовут, не помню, – ответит дочь. – Кстати, мой папа передавал тебе привет. Как он сказал, прощальный.
Итак, почему все помнят имена хороших интервьюеров, хотя они не ездили на лошадях, не входили с гостем в мартеновскую печь и не готовили барбекю.
Все просто – потому что они брали интервью не по форме, а по сути.
В комнате за обычным столом они задавали вопросы о том, что волнует общество.
Они предлагали гостям высказаться о самых важных проблемах и делали это изо дня в день.
Постепенно аудитория стала привыкать, что регулярно, в одно и то же время они узнают, что думают о жизни самые интересные люди.
Гости со своей стороны увидели в ведущем неподдельный интерес к их персоне.
Постепенно ходить к этим ведущим стало хорошим тоном, а потом и модой.
Итак, подведем итог состоятельности этого второго мифа.
Это действительно только миф. Миф чрезвычайно вредоносный и разрушающий журналиста изнутри.
Для меня вывод однозначен: ведущий, понимающий, что интервью – это момент истины для всего общества, никогда не будет подставкой для микрофона.
Наоборот, это целый институт гражданского доверия.
Общество любит ведущих, которые отражают его интересы.
Общество уважает именно тех, кто задает нужные вопросы.
МИФ ТРЕТИЙ: ГЛАВНОЕ СЕСТЬ И НАЧАТЬ ГОВОРИТЬ, ОСТАЛЬНОЕ САМО СРАСТЕТСЯ
Когда молодой журналист получает, наконец, свою передачу, то он считает, что вечность у него в кармане. И неудивительно – он молод и образован, он обаятелен и время его программы в прайм-тайм! У него небольшой штат сотрудников, среди которых администратор и гостевой редактор. Последний особенно ценен, ибо работал в других компаниях. И у него полно телефонов разных нужных гостей.
Молодой журналист счастлив!
Он уже прочитал пару глав моего учебника и понимает, что ему нужно для интервью. Более того, на местной радиостанции у него уже есть своя подобная передача. И он предполагает, что просто пересядет с одного кресла в другое.
Разговаривать с гостями он умеет, поэтому проблемы не будет. Лишь бы гость пришел и в сел кресло.
А что, спрашивает молодой журналист, разве нужно что-то еще?
Чтобы ответить на этот вопрос, я поступлю следующим образом.
Давайте представим, что этот журналист пригласил в свой эфир именно меня.
Так вот, для меня лично всегда важно знать максимально детально все обстоятельства будущей записи.
Это не прихоть.
Каждая деталь может обеспечить комфорт передачи либо его разрушить.
Вот почему этому журналисту я начну задавать некоторые вопросы.
Я всегда выясняю, где именно будет запись. Это нужно не только для того, чтобы спланировать день. Это нужно для расчета времени дороги, понимания, как увернуться от заторов и рассчитать оптимальный путь до студии.
Я спрашиваю, буду ли гостем только я. Если нет, то сколько человек будет в студии вместе со мной. Это необходимо, чтобы понять, падает ли вся нагрузка в передаче на меня либо я – только одна из сторон возможной дискуссии.
Согласитесь, это важно: если в передаче десять гостей, то я скажу по несколько фраз два или три раза.
Если же я один, то нужно хорошо подготовиться к данной теме, ибо именно я буду освещать вопрос с разных сторон. И тогда, перед эфиром, мне нужно изучить, кто и что говорил по этой теме.
Разница более чем очевидна.
Далее, я интересуюсь, как оформлена студия: она темная, светлая или цветная. Я не довольствуюсь фразой «мы не знаем, вас осветят, как надо».
Мне важно знать, как мне одеться, чтобы не потеряться на фоне декораций. На это можно не обращать внимания, но я обращаю.
Я хотел бы на экране выглядеть лучше.
Далее, я спрашиваю, как будет одет ведущий.
Это тоже важно.
Если он надевает пиджак и галстук, то я буду одет так же.
Если мне скажут, что он сидит в расстегнутой рубахе, то я надену легкий летний пиджак. Ведь согласитесь, если ведущий и другие гости будут в летних рубашках, а я в мрачном тяжелом костюме, то мой облик вызовет удивление и непонимание аудитории, что отвлечет от дискуссии.
Далее, я интересуюсь, жарко ли в студии, какие там осветительные приборы.
Казалось бы, ну зачем мне знать, какой там свет? Ведь это не мое дело – мое дело говорить в кадре.
Такой ход мыслей – еще одна ошибка молодого журналиста. Для него это не важно, а для меня принципиально.
Студия студии рознь.
Иногда в студии, вместо современных осветительных приборов «кинофло», которые дают ровный заливающий свет, но почти не греются, еще висят старые осветительные приборы с обычными мощными лампами. Посчитайте, сколько киловатт на вас будет направлено. И если посчитать неправильно, то я, не совершивший особенно много грехов, фактически буду сидеть на сковородке.
Так разве я не должен быть об этом предупрежден и соответственно одеться?
Из-за подобного света в студии я несколько раз попадал в очень сложные ситуации.
Несколько раз моим гостям становилось плохо из-за жары.
Их приводили в чувство, более того, они требовали продолжить запись. Я продолжал из уважения к их стойкости. Но качество интервью при этом было нулевое.
Еще более невероятная история произошла со мной, когда на интервью ко мне пришла очень известная русская актриса Ирина Мирошниченко.
Она всегда тщательно следит за тем, как выглядит на экране.
Ирина села напротив меня, посмотрела на монитор и потребовала, чтобы прибор за моей спиной, который светил на нее, опустили ниже, так как он давал на ее лицо ненужные тени.
Прибор опустили.
Актриса снова посмотрела на монитор и потребовала опустить его еще ниже.
Так его опускали и опускали, пока он не оказался почти за моей спиной.
Нужно сказать, что это был старый огромный прибор, нечеловеческих размеров, лампой внутри.
Мы начали запись, и я чувствовал, как пот струей течет по моей спине. Я сидел, как будто прислонившись к печке.
Должен заметить, что меня никто не предупреждал, что мы будем снимать при таком свете, и я надел костюм конечно же без учета условий съемки.
Когда запись окончилась, мы встали и пошли в гостевую комнату.
Вошел я туда с единственным желанием: немедленно снять ненавистный пиджак.
Я попытался это сделать, но не тут-то было: спина пиджака не гнулась.
Ощущение было такое, что между моим пиджаком и спиной кто-то просунул ровную доску.
Я позвал костюмера и с его помощью буквально вывалился из пиджака.
Когда мы его рассмотрели, то оказалось, что вся его спина, плечи и задняя часть рукавов превратилась в камень, как будто пиджак окунули в жидкий цемент. При этом все эти окаменевшие места пиджака сияли недружелюбным зеркальным блеском.