рядом; и вдруг вспыхнул яркий свет, кто-то повернул выключатель, стало видно всё пространство: высокие опоры фундамента, арки меж ними, грубая кладка перегородок и люди впереди.
Часть в кожанках. Часть в гражданском.
Подвела вас, товарищи чекисты, привязанность к этим шоферским нарядам…
Фёдор выстрелил навскидку, почти не целясь, – но одна из фигур в чёрной коже уронила «маузер» и растянулась на сером полу.
– Падайте, все! – заорал Фёдор. И его поняли.
Гражданские бросились кто куда, падая ничком, откатываясь в стороны; чекисты чуть промедлили – и поплатились. Очередь «фёдоровки», слившись с басом Севкиного «гочкиса», просто смела тех, кто ещё стоял.
– Вперёд!
Фёдор ли сам это крикнул, или Севка, или Петя? А может, Лев Бобровский, с колена всаживавший пулю за пулей туда, где скрывался враг?
Бросок – укрыться за опорой, хорошо, что оставлены выступы колонн, что кирпичная кладка перегородок идёт с отступом! Выстрел, выстрел, кто там шевелится, кто поднимает голову? – пауза – выстрел – вперёд!
Фёдор перепрыгнул через тело в кожанке; кто-то – старик в остатках генеральского мундира – трясущейся рукой указал:
– Там они, господа! Там! Туда расстреливать потащили!
Вот и тупик, вот и последняя дверь – ломай, Севка!
– Эй, контра! А ну, слушай сюда!..
Как будто бы Федя где-то уже слыхал этот голос?..
– Слушай, контра, тебе говорю! У меня тут три десятка ваших, пока ещё не жмуриков! Хочешь их живыми получить – выпустишь нас, понял? И чтоб без фокусов! Может, нас ты и положишь, но и всех своих, которых мы тут набрали, тоже!
– Ах, тварь! – вырвалось у Фёдора. – Гражданскими прикрываешься, гад?! Лучше сдайся, если с мирными людьми что случится…
– Я застрелиться всегда успею, – глумливо ответили из-за двери. – Больше смерти, беляки, всё равно не дадите. А вот контру вашу мы на прощание всю положим. И легко они не умрут, это я тебе, контрик, обещаю.
Фёдор поглядел на Петю Ниткина. И Севка. И Лев Бобровский. Мол, на тебя вся надежда, умник.
И, однако, где же Две Мишени?
Петя Ниткин тоже оглянулся на друзей. За их спинами александровцы уже сбивали замки с камер, выводили заключенных:
– Выходите, господа! Выходите! Всё, мы пришли!
Вскрики, на сей раз уже от радости. Кто-то рыдает, какая-то девушка повисла на шее у Женьки Маслова; Петя откашлялся и очень внушительно сказал, обращаясь к наглухо запертой двери:
– Мы готовы рассмотреть ваше предложение. Только для начала, в качестве знака доброй воли, отпустите хотя бы женщин.
За дверью расхохотались. Очень, очень знакомым смехом.
Не может быть, подумал Фёдор. Не бывает таких совпадений. Разве что Господь сам так судил и пути нам начертал.
– Ну, зачем же вот так сразу, – прежним тоном продолжал Петя. – Ваше положение безнадёжно, с боем вы отсюда не вырветесь. А если вы оставите заложников, мы готовы вас выпустить. Даже с оружием. Но освободите хотя бы женщин, повторяю вам.
Тишина за дверью.
И вдруг – новый голос, тоже до боли знакомый:
– Не слушайте их! Убивайте всех, нас не жалейте! Не дайте им уйти!
– Ирина Ивановна! – охнул Фёдор.
Замятня за дверью – шум, крики, выстрел…
– Гранату!
Однако их опередил иной взрыв, грянувший там, по ту сторону.
Севка рванул запальное кольцо гранаты, александровцы отскочили в стороны, секунда – и подвальную дверь разнесло в щепки.
Фёдор ринулся внутрь, совсем рядом в стену ударила шальная пуля, но – открывшееся зрелище врезалось ему в память, словно снятое на фотографическую пластинку.
Сгрудившиеся в дальнем углу у стены гражданские, мужчины и женщины, все вперемешку. Рядом с ними – фигуры в чёрных кожанках, в руках – наганы и «маузеры». А ещё дальше, в углу, клубится пыль и дым от взрыва; и из этого дыма вырвался Две Мишени, в одной руке «браунинг», в другой – шашка.
За ним рванулись другие александровцы, кого-то из них зацепил вражий выстрел почти в упор, но слишком близко они уже были, и Бешанов – а его Фёдор узнал тотчас, хоть и прошло столько лет, – не успел начать стрелять в заложников.
Две Мишени с ходу выстрелил в одного чекиста, разворачиваясь, полоснул шашкой другого. Он вообще двигался с невероятной, почти нечеловеческой быстротой. Перед ним оказался Бешанов, и…
Фёдор не успел крикнуть. Йоська Бешеный выстрелил, но не с правой руки, к чему Две Мишени должен был быть готов, а с левой, засунутой в карман. Из чего-то не слишком крупного, может, даже дамского «браунинга».
Аристов дёрнулся. Сбился с кошачье-стремительного шага. Выстрелил в ответ и – небывалое дело! – промахнулся.
Что с ним случилось дальше, Фёдор не видел. Потому что глаза застлал алый туман ненависти, и не утонул в нём один только Йоська Бешеный.
И Йоська тоже заметил рванувшегося к нему александровца. На исчезающе краткий миг взгляды их скрестились, и Фёдор мгновенно понял, что его тоже узнали.
Бешанов выстрелил. С обеих рук. Из «маузера» и второго пистолета, вырванного из кармана, но Фёдор уже нырял вправо от противника, стелясь по жёсткому бетону пола, перекатился, оттолкнулся – миллион раз он проделывал это на занятиях с Двумя Мишенями, имевшим своё неортодоксальное мнение, что делать с противником, у которого пистолеты в руках.
Фёдор выпустил «фёдоровку»; его руки сейчас – самое страшное оружие. Это тоже было против всех и всяческих правил; это бы назвали неимоверной глупостью, однако Бешеный нужен был ему живым и только живым.
Он вскочил сбоку от Йоськи и резко, как учили, ударил тому под колено, добавил падающему локтем в голову. К нему уже подоспели Лёвка со Всеволодом, заломили Бешанову руки, и не успел тот и глазом моргнуть, как оказался вздёрнут обратно на ноги, обезоруженный, скрюченный, ослепший от боли в плечах и локтях.
И всё разом стихло.
Хотя нет, не всё.
– Ирина Ивановна…
Две Мишени стоял перед ней, по его боку расплывалось алое пятно.
Ирина Ивановна, такая же бледная, шагнула к нему. Александровцы глазели на неё, как на воскресшую из мёртвых.
– Вы… ранены… Константин Сергеевич…
– Пустяки. Царапина.
Это было не так, Фёдор видел, но…
Уцелевшие чекисты бросили оружие. Их уводили, но недалеко – ясно же, что надо будет снимать допрос. Заложники молчали тоже – в последний миг избавленные от страшной гибели, они смотрели на молодую женщину, застывшую перед высоким и уже не столь юным офицером с чёрно-красными погонами полковника.
– Ирина Ивановна…
Правая рука Аристова нырнула в карман.
– Да, Константин Сергеевич?..
Кажется, они ничего не видели вокруг себя.
– Ирина Ивановна! Милая! Я, я – я вас люблю! Люблю и прошу… – Тут он попытался встать