Читать интересную книгу Великая огнестрельная революция - Виталий Пенской

Судя по данным византийских источников, в 1-й трети XIV в. бей Осман и его наследник Орхан не могли выставить в поле более 10 тыс. ратников441. Однако затем, по мере расширения пределов турецкого государства, начала работы тимарной системы и появления яя ве мюселлем и янычар, численность османского войска возрастает в несколько раз. При Мураде I турки могли выставить в поле в случае мобилизации всех сил до 50 тыс. или даже более бойцов – по 1 тысяче яя, мюселлемов и янычар, 20 тыс. азапов, 20–30 тыс. акынджи и несколько тыс. сипахов с их свитой. Спустя менее чем 100 лет Мехмед II Фатих обладал войском численностью по меньшей мере до 100 тыс. воинов – 22 тыс. сипахи, выступавших в поход под началом румелийского бейлербея, еще 17 тыс. сипахи выставлял бейлербей Анадолу, к ним добавлялись 40 тыс. конных и пеших ополченцев и 9-тыс. корпус капыкулу442. Во всяком случае, численность османского войска, осадившего Константинополь, достигала, по оценкам современных историков, примерно 100 тыс. воинов443.

На этом рост османского войска не прекратился и при Сулеймане Кануни перевалил за 150 тыс. воинов. Одних только тимариотов и их свиты в начале его правления насчитывалось, по приблизительным оценкам, не менее 90 тыс. Во всяком случае, в 1527 г. согласно реестрам бейлербейлик Румели должен был выставлять 17 288 чел. тимариотской милиции, а бейлербейлик Анадолу – 16 488. Подсчеты же, проведенные Р. Мерфи, показывают, что в 1527 г. в 88 санджаках империи числилось 28 088 кылыч-тимаров, с которых должно было выставляться 61 520 джебелю, а также 9653 так называемых мустахфиз-тимаров, которые раздавались воинам крепостных гарнизонов444. Тенденция к дальнейшему увеличению воинов (хотя бы и на бумаге) сохранилась и впоследствии. Так, в середине XVII в., согласно данным, приведенным в трактате Али Чауша из Софии, только румелийский эйялет по спискам имел 35 тыс. сипахов и их слуг, 12 тыс. акынджи, очередников мюселлемов 4245 воинов и эшкинджи 7320 – итого около 58,5 тыс. бойцов. Турецкий писатель середины XVII в. Кочибей Гомюрджинский, сообщая, что под началом румелийского губернатора-вали находятся, не считая сверхштатных, 12 тыс. сипахов и 18 тыс. выставляемых ими джебелю, имел все основания заявлять, что «…для того, чтобы дать отпор немецкому королю, волею Всевышнего, достаточно было одного только румелийского войска…»445. И в целом он был прав, так как созданная первыми султанами – потомками Османа система мобилизации людских ресурсов позволяла выставлять в поле действительно большие, если не огромные, по тем временам армии.

На фоне увеличения числа тимариотской милиции и провинциального ополчения особенно заметным был стремительный рост численности корпуса капыкулу и его основы – янычарской пехоты. Сам корпус капыкулу, как уже было отмечено выше, включал в себя не только конные и пешие части, артиллерийскую прислугу и вспомогательные подразделения, но со временем также и многочисленных некомбатантов, обслуживавших как двор самого султана, так и боевые подразделения.

Из приведенного графика видно, что вплоть до конца 1-й трети XVI в. численность капыкулу увеличилась незначительно, однако в последующие 30 лет процесс роста начал ускоряться и пика своей численности корпус капыкулу достиг в 60-х гг. XVII в. На общем фоне увеличения состава капыкулу особенно заметно было увеличение его главной ударной силы – янычар. Выше уже говорилось о том, что первоначально число янычар составило всего лишь 1 тыс. чел. При этом, руководствуясь идеей «лучше меньше, да лучше», османские султаны поначалу не торопились наращивать численность капыкулу, предпочитая иметь в своем распоряжении действительно отборные, отменно обученные и вооруженные дисциплинированные войска. Во всяком случае, к концу XIV в. их число выросло до 2 тыс., а Константин Михайлович в своих «Записках янычара» сообщает, что при Мехмеде II в состав капыкулу входили около 3,5 тыс. янычар, 2,4 тыс. конных воинов и 60 оружейников джебеджи, итого примерно 6 тыс. воинов, не считая разного рода обслуги447. Однако с середины XV в. процесс роста численности янычарского корпуса начинает ускоряться. В 1475 г. их насчитывалось уже 6 тыс. чел.448. По прошествии 30 с небольшим лет, в 1514 г., на жалованье состояло 10 156 янычар, в 1567 г. – 12 798, а в 1609 г. – уже 37 627. И на этом процесс не остановился. В частности, численность янычарской пехоты к 1680 г. составила 54 222 чел.

К этому необходимо добавить также и столь же быстрое увеличение численности личного состава артиллерийского корпуса в составе султанской гвардии, включавшего в себя артиллеристов-топчу, фурлейтов-топ арабаджи и оружейников-джебеджи. С 1171 чел. в 1514 г. он увеличился к 1567 г. до 2671 чел., а в 1609 г. составил 7966 чел. Спустя 60 лет в нем насчитывалось уже 8014 чел., а к концу века численность корпуса выросла ни много ни мало до 15 307 чел.

Изменения, хотя и не столь значительные, коснулись и численного состава конницы капыкулу. Если в середине XV в. ее имелось, как было отмечено выше, примерно 2,4 тыс. чел., в 1475 г. – примерно 3 тыс., к началу правления Сулеймана I – уже 5088, в 1571 г. – 6964, в 1609 г. – 20 869 всадников. Затем последовало резкое сокращение алты бёлюк халкы, и в середине XVII в. 6 «полков»-бёлюков конницы капыкулу (силяхтары, сипахи, улюфеджиян-и йемиш, улюфеджиян-и йесар, гариба-и йемиш и гариба-и йесар) насчитывали в своем составе согласно реестрам 7203 всадника, но потом снова началось увеличение их численности, и в 1670 г. в их рядах согласно реестрам насчитывалось 14 070 конных воинов449.

Таким образом, приведенные цифры свидетельствуют об устойчивом росте численности корпуса капыкулу, который принимает особенно впечатляющие масштабы со времен правления Сулеймана I. Этот рост будет продолжаться вплоть до самого конца XVII в., хотя к этому времени стал очевидным прогрессирующий упадок боеспособности как корпуса капыкулу в целом, так и янычар в частности. Вопреки установившейся еще на заре существования янычарского корпуса традиции уподобления янычар своего рода монашескому ордену, уже в 1574 г. янычары добились разрешения записывать в корпус своих детей. В 1582 г. было разрешено заносить в списки корпуса взрослых мусульман, с 1651 г. по требованию янычар в корпус записывали только мусульман, тем более что девширме последний раз проводился в 1637 г.

Однако необходимость в такого рода войсках оставалась настолько высока, что только неудачная война со Священной лигой в 1683–1699 гг. и, как следствие поражения в войне, возникший громадный бюджетный дефицит и невозможность далее держать столь многочисленное постоянное войско вынудили султанский двор пойти на резкое сокращение состава капыкулу. В 1701 г. великий везир Амджазаде Хюсейн-паша сократил число янычар до 34 тыс., топчу – до 1,25 тыс., а джебеджи – до 0,4 тыс. чел., очевидно, главным образом за счет исключения из реестров «мертвых душ»450.

Однако не только и даже не столько численный рост османского войска был характерен для этого, 1-го этапа военной революции. Главным нововведением в османскую военную практику в XV – начале XVI в. стало, безусловно, огнестрельное оружие – пушки и мушкеты. Обладание широким арсеналом огнестрельного оружия, от тяжелых осадных пушек до ручного оружия, давало его владельцам неоспоримые преимущества над противниками, такого арсенала не имеющими. Султанский двор это быстро осознал и приложил максимум усилий для того, чтобы наладить производство огнестрельного оружия и широко использовать его на полях сражений и во время осад многочисленных крепостей и городов на Балканах, в Венгрии, Малой Азии и в Средиземноморье.

Предыстория появления огнестрельного оружия на Балканах и в восточном Средиземноморье выглядит следующим образом. На Балканах залпы артиллерийских орудий впервые прозвучали в 1346 г., когда венецианцы использовали 8 бомбард во время осады Зары. Рагуза обзавелась собственной артиллерией в 1351 г., а в начале 60-х гг. приступила к производству собственных пушек. Вслед за рагузянами новомодное оружие поспешили приобрести и сербы, которые в 80-х гг. начали импортировать пушки из Венеции и впервые применили их против турок в 1389 г. в битве на Косовом поле. В 90-х гг. сербы наладили производство артиллерии у себя, и тогда же пушками, закупленными у генуэзцев, обзавелись византийцы. К. ДеФриз относил начало использования артиллерии византийцами к более раннему периоду – к 80-м гг. XIV в., когда ромеи закупили первые пушки у венецианцев. Появление ручниц на вооружении византийских воинов, по его мнению, может быть отнесено к середине XV в.451. Одним словом, к середине XV в. огнестрельное оружие было уже хорошо известно на Балканах и активно применялось христианами в войнах между собой и с турками.

Естественно, что турки, постоянно воевавшие с балканскими государствами, не могли пройти мимо этих нововведений и постарались заполучить их в свое распоряжение. Вероятно, что первые артиллерийские орудия появились на вооружении османов еще в 80-х гг. XIV в., однако процесс освоения производства и использования огнестрельного оружия растянулся на без малого полстолетия. Очевидно, это было вызвано прежде всего тем, что османское войско того времени представляло собой в общем типичную восточную армию, делавшую главный упор на мобильность и «малую» войну, а тогдашнее огнестрельное оружие было слишком несовершенно технически и маломаневренно452. Первые случаи использования пушек османами относятся к 1394 и 1402 гг. В 1422 г. турки применили пушки во время первой попытки взять Константинополь, правда, без особого успеха. Однако спустя 8 лет, в 1430 г., османская осадная артиллерия в немалой степени способствовала падению второго после Константинополя по значению византийского города – Фессалоник453. В ходе войн с венграми в 40-х гг. XV в. и отражения очередного крестового похода со стороны христиан в 1444 г. османская артиллерия была впервые использована не только для осады городов, но и в полевых сражениях и для обстрела таких движущихся целей, как христианские корабли.