Читать интересную книгу Кавалер Красного замка - Александр Дюма

Лорен обшарил шкафы, шарил повсюду, даже там, где не было физической возможности спрятаться человеку.

— Никого! Видите, однако же, нет никого!

— Никого! — повторил Морис с весьма понятным волнением. — Вы видите, что никого нет!

— А может быть, он в комнате гражданки Диксмер? — сказал полицейский.

— О, пощадите комнату женщины! — сказал Морис.

— Непременно, — отвечал Лорен. — Пощадим и комнату, и гражданку Диксмер тоже; но только надо все-таки осмотреть.

— Гражданку Диксмер? — спросил один из гренадер, довольный своей глупой остротой.

— Нет, — отвечал Лорен, — только комнату.

— В таком случае, — сказал Морис, — дайте мне войти первому.

— Проходи, ты капитан — по чину и честь, — отвечал Лорен.

Двух человек оставили стеречь комнату, из которой вышли, и потом возвратились в комнату, где зажигали факелы.

Морис подошел к двери, которая вела в спальню Женевьевы.

В первый раз он входил в эту комнату.

Сердце его билось.

Ключ был в замке.

Морис положил руку на ключ, но не решался.

— Что же, отворяй! — сказал Лорен.

— А если гражданка Диксмер спит? — спросил Морис.

— Мы посмотрим у нее в постели, под постелью, в камине, в шкафах, а затем, если ничего не найдем, пожелаем ей спокойной ночи.

— Нет, уж извините, — заметил полицейский, — мы ее арестуем. Гражданка Диксмер аристократка, сообщница девицы Тизон и кавалера Мезон Ружа.

— Так отворяйте сами, — сказал Морис, — я не арестовываю женщин.

Полицейский искоса взглянул на Мориса. Гренадеры зашептались.

— О, вы шепчетесь, — сказал Лорен, — так шепчитесь про нас обоих, потому что я разделяю мнение Мориса.

И он отступил на шаг.

Серый мундир схватил ключ, быстро повернул в замке, дверь уступила, и солдаты бросились в комнату.

На маленьком столике горело две свечи, но в комнате Женевьевы, как и в комнате кавалера Мезон Ружа, не было ни души.

— Пусто! — закричал полицейский.

— Пусто? — побледнев, повторил Морис. — Где же она?

Лорен с удивлением посмотрел на Мориса.

— Поищем, — сказал полицейский.

И, сопровождаемый полицейскими, он начал обшаривать дом от погребов до мастерских.

Едва только отвернулись они, как Морис, нетерпеливо следивший за ними, бросился в комнату, отворяя шкафы, которые уже были отворены, и взывая встревоженным голосом: «Женевьева! Женевьева!»

Но Женевьева не отвечала, комната была пуста.

Тогда Морис с каким-то бешенством принялся шарить в доме — осмотрел все: оранжереи, сараи, чуланы, но напрасно.

Вдруг послышался шум; у дверей показалась толпа вооруженных людей, обменялась паролем с часовыми и разбрелась по саду и по дому. Во главе этого подкрепления блестел закоптелый султан Сантера.

— Ну, что же, — обратился он к Лорену, — где же заговорщик?

— Как где заговорщик?

— Спрашиваю у вас: что вы с ним сделали?

— Я то же самое спрошу у вас. Если ваш отряд хорошо охранял выходы, то должен был арестовать его, потому что кавалера уже не было в доме, когда мы вошли сюда.

— Что вы говорите! — вскричал взбешенный генерал. — Так вы дали ему убежать?

— Мы не могли дать ему убежать, потому что не поймали его.

— В таком случае, я ровно ничего не понимаю, — сказал Сантер.

— Чего вы не понимаете?

— Того, что вы передали мне с посланным.

— Мы?.. Посылали к вам?.. Когда это?

— Разумеется. Человек в коричневом фраке, черноволосый, в зеленых очках пришел уведомить нас с вашей стороны, что вы были на волосок от того, чтобы схватить кавалера Мезон Ружа, но что он защищался, как лев. Вот почему я поспешил сюда.

— Человек… в коричневом фраке… черноволосый… в зеленых очках? — повторил Лорен.

— Конечно, да еще под руку с женщиной.

— Молодая она, хорошенькая? — закричал Морис, подбежав к генералу.

— Да, молодая, хорошенькая.

— Это он самый… и с гражданкой Диксмер!..

— Кто он самый?

— Мезон Руж… Зачем я, мерзавец, не убил их обоих!..

— Успокойтесь, гражданин Лендэ, — сказал Сантер, — их поймают.

— Как же, черт возьми, вы пропустили их? — спросил Лорен.

— Очень просто, — отвечал Сантер, — они знали пароль.

— Пароль! — вскричал Лорен. — Значит, между нами был изменник?

— Нисколько, гражданин Лорен, — отвечал Сантер. — Вы люди испытанные, и между вами не может быть изменников.

Лорен посмотрел вокруг себя, как будто ища изменника, о присутствии которого он объявил так решительно, и увидел нахмуренный лоб и сверкавшие глаза Мориса.

— О-го, — прошептал Лорен, — чтобы это значило?..

— Человек этот, вероятно, недалеко отсюда, — сказал Сантер. — Поищем хорошенько в окрестностях. Может быть, он натолкнулся на патруль, который был половчее нас и не поддался обману.

— Да, да, поищем, — сказал Лорен, схватив Мориса за руку, и под предлогом, чю идет на поиски, потащил его в сад.

— Да, будем искать! — сказали солдаты. — А наперед не мешает…

И один из них бросил факел в сарай, набитый хворостом и сухими досками.

— Иди же, — говорил Лорен. — Иди!

Морис не прекословил, пошел, как ребенок, за Лореном. Потом они, не обменявшись ни словом, добежали до моста и там остановились; Морис обернулся.

Небо побагровело на горизонте предместья, и из-за домов поднимались облаком бесчисленные искры.

XXXII. Клятва

Морис задрожал и протянул руку по направлению к улице Сен-Жак.

— Пожар! — сказал он. — Пожар!

— Ну, так что же, пожар… Далее? — произнес Лорен.

— Боже мой! Боже мой! Если б она вернулась!

— Кто же она?

— Женевьева.

— Женевьева, то есть мадам Диксмер, не правда ли?

— Да, она.

— Не беспокойся, не затем она ушла, чтобы вернуться.

— Лорен, мне необходимо отыскать ее, необходимо отомстить.

— Ого! — заметил Лорен.

— Ведь ты поможешь мне отыскать ее? Не правда ли?

— Разумеется, дело нетрудное.

— Почему?

— Если, насколько мне известно, тебя так интересует судьба гражданки Диксмер, то ты должен знать ее, а зная ее, узнать и ближайших ее друзей. Она, по всей вероятности, не оставила Париж — они все помешались на Париже — и скрылась у какой-нибудь искренней приятельницы, а завтра поутру — смотришь — к тебе придет записочка в этом роде:

Si Mars veut revoir Cytheree,Qu il emprunte a la Nuit son echarpe azuree.

И пусть означенный Марс явится к превратнику… в такую-то улицу, такой-то номер… и спросит мадам. Ясно?

Морис пожал плечами; он очень хорошо знал, что Женевьеве не у кого скрыться.

— Нет, нам не найти ее, — проговорил он.

— Позволь заметить тебе одну вещицу, Морис, — сказал Лорен.

— Что именно?

— А то, что, может быть, не велика беда, если ты и не найдешь ее.

— Не найду, Лорен? — сказал Морис. — Да это убьет меня!

— Так, значит, от этой-то любви ты чуть не умер?

— Да, — отвечал Морис.

Лорен призадумался на минуту и потом сказал:

— Морис, теперь около одиннадцати часов: улицы пусты… Вот каменная скамейка, как будто нарочно поставленная для двоих друзей. Позволь поговорить с тобой наедине. Даю слово, что я буду говорить чистейшей прозой.

Морис посмотрел вокруг себя и сел на скамейку. Лорен тоже осмотрелся и сел возле своего друга.

— Говори, — сказал Морис, опуская отяжелевшую голову на ладонь.

— Послушай, друг мой: без всяких предисловий, перифраз и комментариев скажу тебе одно: мы гибнем, или, вернее, ты нас губишь.

— Каким образом?

— Есть, мой нежный друг, некая статья Комитета общественной безопасности, объявляющая изменником отечества каждого, кто находится в сношениях с врагами вышеозначенного отечества. Гм!.. Знакома тебе эта статейка?

— Без сомнения.

— Знаешь ее?

— Да.

— Мне кажется, ты порядочно-таки изменил отечеству. Что скажешь на это? — спрашиваю словами Манля.

— Лорен!

— Да… если только ты не считаешь величайшими патриотами тех, кто дает жилье, стол и постель кавалеру Мезон Ружу, каковой, выражаюсь деловым слогом, вовсе не исступленный республиканец, по крайней мере на мой взгляд, и едва ли не принимал участие в сентябрьских событиях.

— Ах, Лорен! — вздохнув, произнес Морис.

— Вследствие всего этого, — продолжал моралист, — кажется мне, что ты немножно слишком дружен с врагами отечества… Пожалуйста, не горячись, любезный друг, и признайся лучше, что ты не из числа ревностных.

Лорен произнес эти слова так нежно, как только позволяла его натура, и проскользнул под своим замечанием с ловкостью, чисто цицероновскою.

Морис возразил ему только жестом.

Но жест этот был признан недостаточным, и Лорен продолжал:

— О, если б мы жили в оранжерейной температуре благородства, которая неизменно стоит на шестнадцати градусах, я сказал бы тебе: «Любезный Морис, это прекрасно, деликатно, так и приличествует порядочному человеку; будем немножко аристократами: это хорошо и отзывается приятным букетом» — но… мы жаримся теперь в температуре тридцати пяти или сорока градусов! В этой жаре поневоле кажешься льдиной; если же ты холоден — тебя подозревают: сам это знаешь, Морис, а если уж сделался подозрительным… тебе должно хватить мудрости, Морис, чтобы понять, чем ты вскоре будешь или, вернее, что вскоре будешь ничем…