Не одно село, а десятки и сотни русских сел в Галиции были потрясены жестокими кровавыми расправами, унесшими тысячи безвинных жизней. И все они на совести евреев. «В селе Синеводске-Выжнем мадьярские солдаты, по доносу местных евреев, повесили в октябре 1914 года одиннадцать русских крестьян, после чего бросили тела несчастных жертв в болото, запретив их семьям, под угрозой новой подобной же расправы при следующем своем возвращении, предавать таковые христианскому погребению». И приказа палачей никто не посмел ослушаться, ведь евреи жили рядом и могли организовать новую кровавую расправу. Лишь с приходом русских войск в марте 1915 г. состоялось торжественное погребение несчастных жертв[214]. В селе Остров «австрийский офицер убил крестьянина В. Зачковского по доносу, сделанному евреем Исааком Ретигом, будто бы он показал русским войскам дорогу в Николаев»[215].
Вал доносов на русских, не в последнюю очередь, объяснялся корыстью: с первых же дней войны австрийское «правительство назначило доносчикам денежное вознаграждение в сумме 10 корон за каждого “русофила ”»[216]. Цена, впрочем, могла варьироваться в зависимости от социального положения жертвы и ее общественного статуса. Крестьянин из Городка свидетельствовал: «На заборах, стенах — всюду висели объявления с расценками: за учителя — столько-то, за священника — столько-то, за крестьянина — цена ниже»[217]. Понятно, что желающих заработать денег преступным путем находилось достаточно. Тем более среди евреев, талмудическая ненависть которых к христианам обрела в сложившихся обстоятельствах еще и притягательность доходного промысла. Здесь каждый духовный потомок Иуды-предателя считал своей обязанностью участвовать в столь выгодном деле. Производство доносов было поставлено на поток, и тысячи русских жизней оказались в алчных еврейских руках. Пощады ждать не приходилось! Из села в село повторялось одно и то же: «Они пришли, мадьяры, когда российские войска просунулись к Стрыю, и всюду хватали нас, крестьян. Достаточно было, чтобы еврей показал на кого-нибудь пальцем и сказал: “это москалефил ”, и его сейчас хватали и уводили из села. А у нас все “москалефилы ”»[218].
Той же вакханалией антирусского террора были охвачены и города. «В Мукачево ежедневно судилось военным судом по двадцать пять человек. Достаточно было голословных показаний какого-нибудь еврея, чтобы бы быть приговоренным к смертной казни. Другие свидетели, кроме евреев, не допускались. Приговоренных уводили для расстрела за город, где были уже заготовлены широкие рвы, куда сваливались расстрелянные. Стонущих еще обливали известью и засыпали землей. Несколько человек повесили, причем роль палачей исполняли цыгане или солдаты-евреи»[219]. В городе Снятыне «по доносу еврея Цуккермана были арестованы два русских мещанина — И.М. Виноградник и Притула, а вместе с ними и чиновник Лесковацкий. Всех троих солдаты повели в село Залучье и там повесили». И это притом что «Виноградник и Лесковацкий — вдовцы, причем первый из них оставил семь, другой же двое маленьких детей, которые остались без всякого присмотра и, скитаясь по городу, были предметом издевательств со стороны толпы, не знающей сострадания даже к маленьким детям»[220]. Жестокость толпы не случайна. Все очевидцы трагедии вспоминают эту самую толпу, во всех случаях безжалостную к русским, пусть даже и малым детям, и неизменно состоявшую из трех групп, объединенных в едином порыве ненависти: евреев, поляков и «украинцев». Именно эта толпа создавала накаленную атмосферу массовой истерии и психоза, всеобщего оскотинивания и зверства, попирая всякие человеческие нормы и не оставляя своим преследованием несчастных узников даже в их темницах, где, по воспоминаниям арестованных, испытывали они множество неприятностей «со стороны враждебной и сфанатизованной городской польско-еврейско-мазепинской толпы, которая собиралась обыкновенно вечером под нашими окнами, исступленно ругая нас при этом или же неистово ревя то польские революционные песни, то пресловутые, так опостылевшие всем нам “украинские гимны”»[221]. Эта же толпа сопровождала узников при доставке к месту заключения, нередко устраивая расправу над беззащитными людьми прямо на улице. О том, какие муки приходилось претерпевать русским галичанам в это страшное время, включая и тех, кому удалось избежать ареста и расправы, поведал львовский житель А.И. Веретельник: «Оставшимся на свободе приходилось быть свидетелями страшных сцен на улицах Львова. Ежедневно вели целые партии священников, крестьян, женщин и детей. Закованных в кандалы, беззащитных людей провожала толпа с криком и ругательствами в тюрьму. Вблизи тюрьмы (по Казимировской улице) кордон полицейских и солдат пропускал к арестованным толпу евреев, мазепинцев и поляков, и тогда уже начиналась настоящая оргия… Толпа бросалась на женщин, детей и стариков священников, избивала их палками и камнями, заплевывала и била чем только попало. Конечно, ни солдаты, ни полицейские не препятствовали этому выражению “патриотических чувств” толпы». Тот же А.И. Веретельник описывает совершенно дикий по своему изуверству случай: «Сглавного вокзала вели партию арестованных в тюрьму по Казимировской улице. На Городецкой улице, возле казармы Фердинанда, толпа убила камнями священника. Его убили на моих глазах. Когда этот мученик свалился под ударами палок и камней, конвойный солдат ударил его еще изо всей силы несколько раз прикладом, крича: “Ступай ты, поповское стерео ”. Но жертва австрийского произвола не могла уже встать… Отношение к арестованным властей, солдат и толпы, особенно из мазепинцев и евреев, было до того зверским, что даже одна польская газета (“Siowo Polskie”) не вытерпела и обратила внимание властей на недопустимость подобных жестокостей над неповинными, беззащитными людьми»[222]. Впрочем, со стороны польской газеты подобный жест представлял лишь имитацию «гуманности». Именно пресса, в том числе и польская, взвинчивала и науськивала толпу, доводя градус ее озверения до крайних пределов. Уже «первое известие о начавшихся арестах русских людей в Галичине сразу же подняло задор русофобской печати. Мазепинская и польско-еврейские газеты… почувствовали, что наступило время расправы с той частью русских галичан, которые, несмотря на всякого рода преследования, остались верны своей русской национальности. Вся эта печать сразу подняла неистовый крик: “Всех “русофилов”следует предать суду! Всех их следует перевешать!”»[223]. И вешали, рубали, расстреливали, забивали до смерти прямо на улицах городов и сел.
Общее количество погибших русских в Галиции, в результате организованного австрийской властью геноцида (при активном соучастии евреев, поляков и «украинцев») оценивается в 60 тысяч человек. Десятки тысяч были депортированы в глубь Австрии, пережив нечеловеческие мучения в специально созданных концлагерях, наиболее крупными из которых являлись ТЕРЕЗИН и ТАЛЕРГОФ. Более 100 тысяч из них погибли там, не выдержав тяжелых условий заключения[224]. Но и это не всё. После того как русские войска, на короткое время захватив Галицию, вынуждены были отступить, тысячи галичан, охваченные ужасом от перспективы снова оказаться под властью австрийцев, бросились вслед за отступающей армией. Генерал А.И. Деникин в своих воспоминаниях приводит эпизод, воспроизводящий этот массовый исход русских галичан: «Помню дни тяжкого отступления из Галичины, когда за войсками стихийно двигалась, сжигая свои дома и деревни, обезумевшая толпа народа, с женщинами, детьми, скотом и скарбом… Марков шел в арьергарде и должен был немедленно взорвать мост, кажется, через Стырь, у которого скопилось живое человеческое море. Но горе людское его тронуло, и он шесть часов еще вел бой за переправу, рискуя быть отрезанным, пока не прошла последняя повозка беженцев»[225]. По свидетельству Р.Д. Мировича (1893–1971) «Во время Первой мировой войны в России на положении беженцев очутилось около двухсот тысяч галицких “москвофилов ”. В одном Ростове-на-Дону было около шести тысяч галичан»[226]. Все эти люди оказались разбросанными по бескрайним просторам России, охваченной вскоре пожаром революции и гражданской войны. Немногие смогли вернуться домой. Если учесть и тех, кто погиб на фронтах Первой мировой, то становится ясно, какие невосполнимые потери понесла Галицкая Русь за эти несколько лет. Почти все лучшие представители интеллигенции, духовенства, крестьян, рабочих были физически уничтожены. Из уцелевших можно было лепить, что угодно, тем более что в послевоенное время Галиция оказалась под безраздельным господством Польши. Так и была «украинизирована» Русская Галичина. Впрочем, сходные процессы получили развитие и в Малороссии, превращенной коммунистами в «Украинскую советскую республику»…