Читать интересную книгу Шестиклассники - Юрий Сальников

— Не отстали теперь от жизни! — отметил и Володя.

Возбуждение в классе не проходило весь день, может быть, потому, что занятия кончились, отметки были выставлены и все жили ожиданием большого праздника. У каждого находилось важное дело, все стремились закончить то, что им поручено: художники рисовали, артисты репетировали, физики оборудовали радиоузел. С географии старшая пионервожатая увела четырёх девочек в пионерскую комнату делать гирлянды флажков, а с урока русского языка Таисия Николаевна отпустила Стасика Гроховского в распоряжение завхоза школы, и Стасик вместе с двумя учениками из других классов писал разведённым мелом на красной материи: «Да здравствует сороковая годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!»

А перед уроком труда произошло событие, которое показало, как дружны ребята, сплочённые одной заботой. Аня Смирнова собирала деньги для украшения классной колонны на демонстрации. Девочки решили сделать цветы из бумаги. Мальчики заявили, что они смастерят модель искусственного спутника. Договорились, что каждый внесёт по рублю.

И вдруг Дима Шереметьев, схватившись за голову, стал выворачивать свои карманы.

— Ох, ох! Потерял! Брал из дому полтора рубля, и вот что осталось, — он показывал всем гривенник, продолжая охать. — Рубль сорок потерял…

Тогда ребята вложили за него рубль в общую казну — кто добавил десять копеек, кто пятнадцать лишь бы Шереметьев не чувствовал себя в стороне от общего дела. Он, конечно, радовался, громко обещал, что вернёт все деньги и торжественно отдал Смирновой последний гривенник, чудом уцелевший от рубля пятидесяти копеек.

Ребята были довольны тем, что выручили Диму, и добродушно посмеивались над ним, расспрашивая, где его угораздило потерять деньги. Так, со смехом, спустились на первый этаж в слесарную мастерскую.

На уроке труда тоже готовились к празднику. Директор школы дал слесарной мастерской заказ: подготовить оформление школьной колонны. Преподаватель по труду Иван Осипович, поглядывая из-под очков, вручал ребятам инструменты и материал, быстро проставляя на клочке бумажки размеры деталей. Небрежным движением засунув за ухо карандаш, он отошёл от Стасика.

Со всех сторон уже нёсся скрежет и визг железа. Все выпиливали остроугольные наконечники для знамён.

Стасик любил уроки труда — когда вокруг старательно пилят, режут, стучат молотками, вымеривают линейками…

Когда-то, ещё в Краснодаре, Стасик ходил с папой на завод, в сборочный цех. Его оглушили грохот и треск, но захватило всеобщее движение массы людей, конвейеров и подъёмных кранов, ослепили вспышки голубых молний электросварки. Конечно, в школьной мастерской всё было далеко не так, но деловая обстановка и здесь заражала Стасика кипучим желанием тоже пилить, резать, стучать молотком.

Делаешь, делаешь, незаметно летит время, и вдруг видишь — получается из простой железки какая-нибудь нужная вещь. Вот как сейчас — вытачивается из кусочка серебристого металла остроносый шпилик на древко знамени. Надо очень осторожно водить напильником в просверленном отверстии, чтобы в середине наконечника вышла звезда, мягкий металл легко поддается. Увлечённо работают все: и Аня Смирнова, и Валерий Петренко, а чуть подальше — Галчонок. Низко согнувшись, прищурив глаза, он заглядывает в просверленную дырочку — прицеливается, как лучше пилить.

Иван Осипович поторапливает:

— Нажимайте, нажимайте. До звонка осталось немного.

И когда, наконец, раздаётся за дверью звонок, ребята окружают Ивана Осиповича, протягивая готовые наконечники.

Как приятно вручить вещь, сделанную собственными руками!

Учитель принимает её, придирчиво рассматривая, и кладёт в шкаф, отмечая что-то карандашом в блокноте.

Отставшие ещё копошатся около тисков, думая хоть за перемену наверстать упущенные на уроке минуты. Упорно не бросает дела и Галкин.

Обычно после сдвоенных уроков слесарного дела Иван Осипович сам старается поскорее выпроводить ребят из мастерской, чтобы успеть приготовить её к приходу следующего класса, но сейчас кончились последние уроки, и учитель не спешит. Поэтому и ребята задерживаются, чувствуя себя свободно, — ведь урока уже нет, значит, можно переброситься громкими фразами и незаметно от Ивана Осиповича крутнуть какой-нибудь рычаг у токарного станка — вообще-то шестиклассников к станкам не подпускают!

— Кыш, кыш, — слышится и сейчас голос учителя.

— Ребята! — раздался призыв Кузеванова. — Все давайте в класс. Надо выбрать, кого пошлём на общегородской пионерский слёт!

— Нам в пионерскую комнату надо, — застрекотали девочки, которые клеили сегодня флажки.

— Всем, всем — непреклонно повторил Кузеванов. — Мы недолго!

— Третье звено! — объявила в другом углу Маша Гусева. — Сбор с Еленой Максимовной завтра в десять утра! Собираться у школы!

— Можно прямо ко мне! — крикнул Галкин.

Все договаривались о разных интересных делах.

Только Дима почему-то молчал о встрече с учёным из Академии, и Стасику стало обидно. Он оглянулся, но Шереметьева нигде не было: должно быть, уже вышел из мастерской.

Стасик решил, что, пока ребята собираются в классе, он успеет попить, и побежал к бачку с водой, стоящему в конце коридора у дверей школьного буфета.

Тут, свернув на площадку к двери буфета, он и натолкнулся на Диму.

Дима что-то торопливо жевал. Стасик налетел на него с разбегу, и Дима, попятившись, чуть не подавился, даже закашлялся.

— Ты что? — спросил Стасик, но Шереметьев глухо буркнул:

— Ничего! — И исчез.

Наливая в кружку воды, Стасик усмехнулся: «Вот чудной!»

В этот миг взгляд его упал на маленький синий комочек, лежащий поблизости на полу. Это была небрежно скатанная конфетная бумажка.

И внезапно страшная догадка мелькнула у Стасика.

Он поднял бумажку, развернул её и, кинувшись в дверь буфета, подлетел к застеклённой витрине.

Догадка казалась такой невероятной, что Стасик не поверил себе, когда увидел за стеклом на выставке в вазочке горку конфет в точно таких же синих бумажках, какую держал сейчас в руке. На этикетке, прикреплённой к хрупкой вазочке, значилось: «Карамель, 100 гр. цена — 1 рубль 40 копеек».

Так вот в чём дело!

Стасик бросился в класс.

Все уже сидели на местах. Шереметьев тоже. Он спокойно отвечал что-то Валерию Петренко, смеялся как ни в чём не бывало.

Стасик отвёл глаза в сторону. Впервые в жизни он обладал настоящей чужой тайной. Тайной, которую совсем не стремился разгадать, подражая знаменитому сыщику Джемсу Джонсону, но которую раскрыл совершенно случайно, неожиданно для себя. Не хотелось верить, что она существует, эта тайна, потому что невозможно было понять, как хватило у Шереметьева наглости всех бессовестно обмануть.

И его-то, сидящего со спокойной улыбочкой, ребята собираются выдвинуть как лучшего пионера вместе с Кузевановым и Смирновой на общегородской пионерский слёт?

— Все согласны? — не сомневаясь в том, что возражений не будет, спросила напоследок стоящая на председательском месте Ляля Комарова.

И тогда Стасик вскочил и, словно ударив по воздуху кулаком, крикнул:

— Нет, не все! Я против! Против Шереметьева! Смотрите, что у него!

Стасик подбежал к Диме и вывернул карман его курточки. На пол посыпались конфеты в синих бумажках.

— Что делаешь? — взвизгнул Шереметьев, отшатнувшись в сторону и хватаясь за карман.

— А то самое! Знаете, откуда у него эти конфеты? Они продаются в нашем буфете, и цена им — рубль сорок! Он купил их на деньги, которые «потерял»! Мы поверили, а он обманул! — У Стасика перехватило дыхание, он повернулся к Шереметьеву и презрительно закончил: — Самому тебе после этого цена рубль сорок! Понял?

Вокруг поднялся такой гам, что уже ничего нельзя было разобрать, все кричали, перебивая друг друга.

Стасик сел, дрожа от волнения.

— Тише вы, тише! — взывала Ляля Комарова. Наконец шум стал стихать, и Таисия Николаевна сурово спросила:

— Это правда, Дима?

Глядя на учительницу исподлобья, он молчал.

— Ну что же, — сказала она. — Придется опять говорить с твоей мамой. Иди и возвращайся с ней. Слышишь? Иди сейчас же…

Дима помедлил, потом, хлопнув крышкой парты, сорвался с места.

Ребята долго ещё не могли утихомириться, даже домой расходились взволнованные, возмущённые Димкой. На слёт его, конечно, не выбрали.

В коридоре Стасика догнал Галкин.

— Ну что? — усмехнулся он. — Видишь теперь, какой твой Шереметьев? — И, собираясь бежать дальше, добавил уже миролюбиво: — В общем здорово ты его!

— Постой! — окликнул Стасик. — Скажи… Завтра сбор у вас будет? С Еленой Максимовной…