Читать интересную книгу Преступление - Ирвин Уэлш

— Ребенком ведь быть неплохо, — произносит Тианна не то с утвердительной, не то с вопросительной интонацией.

— Конечно, нет. Если не заниматься взрослыми вещами.

В этом суть. Мы все были детьми; всем детям нравится одно и то же. Никто не станет кормить младенца жареной зубаткой или шоколадным печеньем, или показывать ему шоу «Красавицы и умники», разве не так?

Тианна улыбается, кивает в знак согласия.

— И в этом нет ничего странного или стыдного. Младенцы превращаются в детей дошкольного возраста, потом в подростков. Вкусы у них меняются. Подростки становятся взрослыми людьми. И снова смена вкусов. — Тианна продолжает кивать, Ленноксу ясно: она уловила мысль. — А расскажи-ка ты мне лро этого своего дядю Чета.

— Он — мамин… — начинает Тианна, не подумавши, — друг. Он просто друг. А я дружу с его внучкой Эми. Она очень славная. На самом деле Чет мне не дядя. Но он к нам с мамой хорошо относится. Не то что Вине.

— Кто такой Вине?

— Не хочу ни с кем о нем говорить, — произносит Тианна. И многозначительно взглядывает на Леннокса. — Только с Нушкой.

«Она знает, что я рылся в ее вещах. По крайней мере думает, что мог рыться, не исключает такого поворота».

— Кто это — Нушка? — спрашивает Леннокс спокойно, хотя внутри все обрывается.

Прежде чем ответить, Тианна смотрит на Леннокса долгим взглядом.

— Нушка — моя лучшая подруга.

— Вы в школе вместе учитесь?

Тианна качает головой.

— Нушка учится в другой школе?

Тианна откидывается на кровати, смотрит на потолочный вентилятор.

— Типа того. Просто Нушка всегда рядом, когда она мне особенно нужна. Я могу писать ей обо всем.

— То есть она — твоя подруга по переписке?

Тианна, кажется, не слышит, загипнотизированная вращением вентилятора. Когда девочка наконец подает голос, он звучит скучливо, хотя и напевно, будто она играет в надоевшую игру, намертво вошедшую в обычай.

— Понимаешь» вроде все плохо, а напишу Нушке — и легче становится. Бывает ведь, что все наперекосяк, а поговорить не с кем. С мамой, конечно, можно, только мало о чем.

— А про Винса ты маме говорила?

Девочка переворачивается на живот, опирается на локти. Ее передние зубы теперь выглядывают из-под верхней губы. Она смотрит на Леннокса, медленно кивает.

— И как мама отреагировала? — Леннокс изо всех сил старается не перейти в режим следователя.

Тианна резко садится, подтягивает колени к подбородку, ноги плотно сдвинуты. Встряхивает головой, волосы падают на лицо. Некоторое время молчит, наконец находит в себе силы, голос тонкий, испуганный, как у совсем маленького ребенка.

— Первый раз, когда я пожаловалась маме на Винса, она заплакала. Потом сильно рассердилась. На меня. Сказала, что я плохо себя вела. У нее голос такой был — прямо злой. Еще сказала, что я плохая. Что я ревновала и хотела помешать ее счастью. И вот, про других я с мамой говорить уже не могла.

Она их любила, наверно, ей хотелось, чтоб они тоже ее любили. — В Тианнином тоне проскальзывает теперь странная, почти оптимистическая уверенность.

Про других, Леннокса бросает в пот.

— Какой он был, этот Винс? — Леннокс чувствует, что его голос звучит как бы сам по себе, он, отделившись от тела, будто стал самодостаточным субъектом.

Прием хорошо работал, когда требовалось дистанцироваться от гнусностей, с которыми Леннокс сталкивался по работе. Тианна, видимо, тоже эту технику освоила.

— Винс сначала был очень славный. Он с мамой познакомился по компьютеру. Винс хорошо с ней обращался, и со мной тоже — первое время. Сказал мне, что любит мою маму. Потом сказал, что я особенная девочка и меня он тоже любит. То и дело покупал мне подарки и водил в кино. Придумал, что это наш секрет, потому что иначе мама станет ругаться и говорить, что Вине меня балует. Это было самое лучшее время. — Тианнин взгляд затуманивается. — Я называла Винса папочкой. Ему нравилось, только он просил не называть его так при маме. Потом он сказал, что должен сделать признание. Он любит меня больше всех, даже больше, чем маму. Что нельзя этого показывать, а то маме будет больно, Когда мы вместе обедали, официантки спрашивали Винса: «Это ваша дочка?», а он улыбался, смотрел на меня и говорил: «Конечно». Так классно звучало,

что я была готова на все для папочки Винса. — Под глазами у Тианны темные круги; впрочем, может, освещение виновато.

Пожалуйста, замолчи…

Тианнины слова невыносимы. Оборвать девочку Леннокс не может. — у него пропал голос, в горле сухо, будто крахмала наелся. Леннокс нуждается в этой исповеди — и хочет, чтобы, она прекратилась. Он замер в зеленом кресле, как парализованный, в комнате, кажется, не осталось кислорода, Леннокс может только ждать, ждать продолжения.

Был выходной.,

— Потом мы с Винсом стали играть в тайные игры. В прятки, в догонялки. Винс стал меня целовать. Не так, как прежде целовал. Поцелуи были мокрые, долгие, он совал мне в рот свой большущий язык. Я чувствовала, что это неправильно, мне не нравилось, как Винс изменился. — Тианнино лицо морщится от боли. — Он больше не шутил, у него глаза стали отсутствующие. Куда только девался папочка Винс. Был всего один способ вернуть папочку Винса — трогать его. Я трогала это место, пока из него не начинало течь. То, что вытекало, Вине называл бякой. Только тогда он становился прежним. Но потом он начал делать другие вещи… какие делают мужчина и женщина.

Другие вещи…

Свадьба…

— Кажется, тогда мама разочаровалась в Винсе и решила уехать. Мы перебрались в Джексонвилль, и она познакомилась с Клемсоном, потом мы приехали сюда, и мама познакомилась со Стэрри, Джонни и Лансом. — Внезапно Тианнины глаза округляются от ярости. — Рэй, я их ненавижу! Я их всех ненавижу!

Леннокс слушал внешне спокойно, хотя в животе и в голове у него словно маслобойка орудовала. Еще и Клемсон. Расспрашивать о нем нет сил.

— Тебе не обязательно продолжать, — выдавливает Леннокс.

— Рэй?

— Да?

— Пожалуйста, обними меня, — просит девочка, встает и делает шаг к Ленноксу.

— С радостью, принцесса. — Леннокс тоже встает и заключает девочку в объятия. Хочет сказать: «Я позабочусь, чтоб тебе никто больно не сделал», но решает промолчать. От скольких ублюдков она уже слышала эти слова?

Ублюдки вроде Мистера Кондитера. Им-то все слабые места известны.

Даже когда я его арестовал. Даже когда допрашивал.

Я его допрашивал, этого самодовольного, подлого, надменного извращенца, этого козла. Надо было его избить, удушить, пусть бы почувствовал то же самое, что чувствовали они.

— Ой-ой-ой, ты меня задавишь.

Ленноксовы мысли стремятся из комнаты для допросов, пересекают океан, пронзают череп. Леннокс выпускает девочку из объятий.

— Извини, не рассчитал. — Он делает шаг назад.

Тианна, потирая плечо, криво улыбается.

Ленноксу неловко.

— Послушай, Тианна. Мне бы очень хотелось, чтобы ты на моей свадьбе была подружкой невесты. В Шотландии. Ты сделаешь это для меня? — Леннокс захлебывается собственными словами. Он с этой девочкой переступил черту, теперь подкупом занимается. Совсем как они. Как грязные извращенцы.

— Это было бы клево! — Тианна повизгивает, пританцовывает на месте. — У меня будет нарядное платье, да?

— Да… Я хотел сказать… если мама тебя отпустит.

— И я полечу на самолете?

— Ну да. — Леннокс соображает, каковы сентябрьские расценки на авиабилеты.

Тианна вскидывает ладошку, хлопает по Ленноксовой ладони: дескать, заметано.

— Ну да! — копирует она интонацию. — Рэй Леннокс, ты лучше всех.

Я не лучше всех, но я и не как они, думает Леннокс. Я никогда, никогда не буду, как они. Он надеется, что Тианна никогда не представит его в таком ключе. А вот клерк на ресепшене — запросто; Леннокса угнетает эта мысль, и вообще, незачем возбуждать подозрения. Всякий раз, как тело грозит дать слабину, гнусность ситуации пронзает Ленноксову грудь. Он — мужчина хорошо за тридцать, находится в мотеле, в чужой стране, с десятилетней девочкой, которая ему не дочь. Они уезжают без двадцати десять.

Уже сидя за рулем, Леннокс смотрит в зеркало и замечает, что виски у него поседели. Труди предупреждала: не стриги виски под машинку. Однако Ленноксу почему-то радостно. Вот он, подавленный, одинокий, зависший черт знает где, без успокоительных. Пожалуй, еще никогда он не был столь уязвимым. Ну, почти никогда. Но с ним оказалось существо, которое ему доверяет, и его сексуальность возвращается по мере того, как заканчивается действие лекарств. И тем не менее Леннокс знает: он скорее даст отрубить свой член, нежели применит его в отношении Тианны или любого другого ребенка. По иронии судьбы, неадекватное поведение девочки, ее горе помогли Ленноксу. Помогли понять: не важно, насколько низко он пал — существует черта, которую он никогда не пересечет. Планка невысока. Но она есть. Теперь он поможет девочке. Помогая ей, он поднимет собственную планку.