– Фрейлейн фон Готхард? Какой приятный сюрприз! – Риттер недовольно покосился на Манфреда: – Здравствуйте, обер-лейтенант.
Фон Трипп щелкнул каблуками и поклонился.
– Не желаете ли, фрейлейн, почтить своим присутствием ужин, который я устраиваю у себя дома?
«У себя дома» – какая наглость! Манфред увидел, что глаза Арианы вспыхнули гневом, и слегка сжал ее левую руку. Как бы ненароком он дал генералу увидеть у нее на пальце кольцо с бриллиантом.
– Мне очень жаль, господин генерал, – вкрадчиво произнес фон Трипп, – но я и моя невеста уже приглашены. Может быть, как-нибудь в другой раз? – добавил он с готовностью.
– Разумеется, разумеется, – промямлил Риттер. – Так вы говорите, что фрейлейн ваша невеста?
Хотя вопрос был задан Манфреду, генерал продолжал пожирать глазами Ариану. Она сделала вид, что не замечает этого, но внутренне поежилась – Риттер буквально раздевал ее глазами.
Вежливым, но холодным тоном она ответила, глядя Риттеру прямо в глаза:
– Да, генерал. Мы обручены.
– Поздравляю, – кисло буркнул генерал. – Ваш отец, фрейлейн, был бы счастлив.
«Еще большее удовольствие ему доставило бы известие о том, что вы поселились у него в доме, дорогой генерал, – мысленно ответила ему Ариана. – Мерзкий старик!» С каким удовольствием она влепила бы пощечину этому гнусному типу! Но на лице ее по-прежнему играла спокойная улыбка.
– Поздравляю, поздравляю, – повторил генерал.
Манфред поклонился, Ариана тоже с достоинством наклонила голову, после чего они двинулись дальше.
– По-моему, получилось недурно, – шепнула Ариана с улыбкой.
– Да, беседа проведена неплохо.
Манфреду стало весело, и еще он чувствовал, что безумно влюблен в свою невесту. Оказывается, выводить ее в свет – истинное наслаждение.
– Тебе весело, Ариана? – с беспокойством спросил Манфред, и по его глазам она поняла, как он ею гордится.
– Да, мне хорошо, – радостно ответила она.
– Отлично. Значит, в понедельник отправляемся по магазинам.
– По магазинам? Зачем? Ты мне и так подарил сегодня три платья, пальто, ожерелье, туфли, обручальное кольцо! – начала она перечислять, загибая пальцы.
– Это не имеет значения, фрейлейн. Пора нам с вами переходить к активному образу жизни.
Едва он договорил, в зале воцарилась странная тишина, и почти сразу же издали донеслись разрывы бомб. Даже в рождественскую ночь война не желала оставлять город в покое. Опять будут уничтожены дома, памятники архитектуры, погибнут чьи-то дети. Но налет продолжался недолго – гости даже не успели спуститься в подвальное бомбоубежище, оркестр не перестал играть. Все сделали вид, что ничего особенного не произошло – Рождество как Рождество. Но совсем недавно под бомбами погиб Большой драматический театр; каждый день великолепные здания и церкви превращались в груды обломков. Вот уже почти год большинство берлинцев ложились в постель не раздеваясь. Ночью у их кроватей стояли наготове чемоданы с самым необходимым. Чуть ли не каждую ночь берлинцы были вынуждены отправляться в бомбоубежище. Союзники все увеличивали мощь бомбардировок, и Манфреда это начинало не на шутку тревожить. Уж не собираются ли они подвергнуть Берлин участи Дрездена? Вдруг с Арианой что-нибудь случится?
Она тут же почувствовала его тревогу, стиснула пальцами руку Манфреда, а ее бездонные синие глаза успокаивающе посмотрели на него снизу вверх. Глядя на ее изогнутые в улыбке полные губы, он тоже не смог удержаться и улыбнулся.
– Ни о чем не беспокойся, Манфред. Все будет хорошо.
Фон Трипп не сводил с нее глаз, продолжая улыбаться.
– Итак, в понедельник мы отправляемся за покупками.
– Хорошо, если ты этого хочешь. – Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо: – А теперь давай уедем домой.
– Как, уже? – удивился Манфред, но тут же улыбнулся и прошептал на ухо своей маленькой прин-цессе: – Фрейлейн, вы потеряли всякий стыд.
– Отнюдь. Просто я предпочитаю не дожидаться фюрера, а быть с тобой дома.
Он предостерегающе поднес палец к губам.
Но встречи с фюрером избежать все равно не удалось. Гитлер вошел в зал, окруженный свитой, когда Манфред и Ариана направились к выходу. Она увидела совсем рядом невысокого человека с темными волосами и усиками, казалось бы, ничего особенного собой не представлявшего. Однако по всему залу словно прошел электрический разряд. Все замерли, поднялся гул голосов, слившихся в единый вопль: «Хайль Гитлер!» Ариана с изумлением смотрела, как мужчины в парадных мундирах и женщины в вечерних платьях неистово вопили нацистское приветствие. Пришлось подождать, пока всеобщая истерия пройдет и гости вернутся к обычным бальным развлечениям. Манфред и Ариана вновь стали пробираться к двери, но тут фон Трипп быстро подтолкнул Ариану под локоть и вытянулся по стойке «смирно», вскинув правую руку. Девушка увидела, что рядом с ней стоит фюрер. Он благодушно улыбнулся, дотронулся до ее плеча, словно осенил благословением, и двинулся дальше. Сразу после этого Ариана и Манфред вышли из зала. Они долго не говорили, а потом Ариана не выдержала:
– Ты видел? Они все словно с ума посходили.
Он кивнул:
– Да, я знаю. Они всегда так ведут себя в его присутствии. Неужели ты раньше никогда его не видела?
Ариана покачала головой:
– Нет, папа хотел, чтобы я держалась от всего этого подальше.
Она тут же пожалела о сказанном – вдруг Манфред воспримет ее слова как упрек? Но он понял ее и кивнул:
– Твой отец был прав. А твой брат?
– Отец старался и его уберечь. Но за меня он боялся совсем по-другому.
– И правильно делал. – С минуту Манфред молчал, следя за дорогой, потом обернулся к Ариане: – Ты знаешь, что за ужин будет сегодня у генерала Риттера? Там будут выступать стриптизерши и трансвеститы. Гильдебранд рассказывал, что у Риттера подобные развлечения в порядке вещей.
Фон Трипп брезгливо поморщился.
– Стриптизерши и трансвеститы? – с любопытством переспросила Ариана.
Манфред усмехнулся:
– О, святая невинность! Как я тебя обожаю!
Тут он вспомнил, что ей всего на пять лет больше, чем было бы сейчас его погибшей дочери.
– Стриптизерша – это женщина, исполняющая под музыку соблазнительный танец с раздеванием, а трансвестит – это мужчина, переодетый в женское платье. Трансвеститы тоже танцуют и поют, причем не особенно стесняются в выражениях.
Тут Ариана не выдержала и расхохоталась:
– Наверно, это очень смешно.
– Иногда, но не часто. Риттер ценит не юмор, а совсем другие качества. Когда же представление заканчивается, вся публика… – Он не договорил, вспомнив, с кем имеет дело. – Не важно, Ариана. Одним словом, все это мерзость. Я ни в коем случае не хотел бы, чтобы ты там оказалась.