За ужином воцарилось неловкое, напряженное молчание. Потом Манфред предложил вновь отправиться на прогулку. Налета в тот вечер не было, прятаться в бомбоубежище не пришлось. Вражеские самолеты прилетели поздно ночью, когда Манфред и Ариана уже спали. Пришлось прятаться в подвале дома. Оба одевались наскоро и поэтому вид имели весьма странный – халаты в сочетании с ботинками. На всякий случай Манфред держал в подвале чемодан, где лежали самые необходимые вещи. Они могли понадобиться, если придется покидать дом в спешке. Фон Трипп предложил Ариане сделать то же самое. Она лишь пожала плечами. В подвале было темно, и только светился огонек его трубки. Окошко фон Трипп занавесил черной шторой, чтобы снаружи огонька не было видно. Ее безразличие привело его в недоумение, и Манфред спросил:
– Неужели вам все равно, что с вами будет?
Ариана медленно покачала головой:
– А почему это должно меня волновать?
– Вы еще так молоды. У вас впереди вся жизнь. Даже когда этот кошмар закончится, у вас по-прежнему все еще будет впереди.
Его слова явно ее не убедили.
– А вы? Неужели вам так уж важно остаться в живых? – спросила она, вспомнив, с каким выражением лица он смотрел на фотографии жены и детей.
– Для меня сейчас это важнее, чем когда бы то ни было, – тихо ответил он. – Уверяю вас, что настанет день, когда и для вас это станет очень важно.
– Но почему? Какая теперь разница? Да и потом, все это никогда не кончится.
Они замолчали, прислушиваясь к разрыву бомб. Ариане совсем не было страшно, просто очень грустно. Хорошо бы, все нацисты погибли под бомбами. И тогда уже все равно, станет она свободной или мертвой.
– И тем не менее этому наступит конец. Я обещаю вам, Ариана.
Как и прошлой ночью, Манфред молча накрыл своей ладонью ее руку. Но сегодня Ариана почувствовала, как в ответ на его прикосновение в ней что-то шевельнулось.
Довольно долго оба сидели без движения, а затем Манфред медленно притянул ее к себе. Ариана не могла противиться этому нежному призыву, да и не хотела. Ей казалось, что она давно уже ждет этого. Его сильные руки обняли ее, его губы прильнули к ее губам. Ариана перестала слышать грохот бомб, его заглушило биение сердца, заполнившее все ее существо. Манфред прижимал ее к себе, целовал, гладил, но задыхающаяся Ариана высвободилась из его объятий. Наступила неловкая пауза, потом Манфред со вздохом сказал:
– Извините… Извините, Ариана… Мне не следовало…
Но, к его изумлению, Ариана не дала ему договорить – теперь она сама закрыла ему рот поцелуем. Потом тихо встала и поднялась по лестнице к себе в комнату.
На следующее утро оба ни словом не обмолвились о том, что произошло ночью. Дни потянулись своим чередом, но притяжение между ними становилось все ощутимее. Противиться ему было все труднее и труднее, а однажды утром, проснувшись, Ариана увидела, что Манфред стоит в дверях ее комнаты.
– Манфред? – сонно спросила она, впервые назвав его по имени. – Что-нибудь случилось?
Он покачал головой и медленно приблизился к кровати. На нем была голубая шелковая пижама и халат того же цвета. Ариана не сразу поняла, чего он хочет, а когда сообразила, не нашлась, что сказать. Она чувствовала лишь, что ей очень нужен этот мужчина. Ничего не поделаешь – она влюбилась в своего тюремщика, обер-лейтенанта Манфреда фон Триппа. Он же, глядя на нее сверху вниз взглядом, в котором страсть соединялась с грустью, боялся, что совершил ужасную ошибку. Прежде чем она успела вновь открыть рот, он развернулся и поспешно двинулся к двери.
– Манфред, – позвала Ариана, – куда вы? Что вообще…
Он обернулся:
– Извините… Мне не следовало… Я не знал, что…
И тут она протянула к нему руки. Это был жест не девочки, а женщины. Лицо Манфреда осветилось нежной улыбкой, но он отрицательно покачал головой:
– Нет, Ариана, нет… Вы еще ребенок… Я сам не знаю, что на меня нашло. Я лежал в постели, думал о вас… Это продолжалось несколько часов, а потом у меня как бы помутился рассудок.
Ариана выскользнула из кровати и выпрямилась в полный рост, желая только одного – чтобы он приблизился к ней, чтобы он ее понял. Манфред смотрел изумленно, как она стоит перед ним в белой фланелевой рубашке, с улыбкой на устах.
– Ариана? – Он не верил своим глазам. – Дорогая!
Последнее слово он произнес почти шепотом. В следующую секунду он подхватил ее на руки, впился поцелуем в ее губы, и она приникла к его груди.
– Я люблю тебя, Манфред.
Она только теперь поняла, что действительно его любит. Слушая, как отчаянно колотится его сердце, Ариана поняла, что не ошиблась. Они опустились на кровать, и Манфред был очень терпелив с ней, ибо любил ее по-настоящему. Нежный и искусный любовник, он заставлял ее предаваться страсти вновь и вновь.
До самого Рождества Манфред и Ариана существовали как в раю, забыв обо всем на свете. Весь день она хозяйничала в доме и в саду, читала книги, а вечером, когда Манфред возвращался со службы, они ужинали, сидели у камина, после чего поднимались наверх, в спальню, где с помощью Манфреда Ариана постигала таинства любви. Их блаженство было исполнено романтики; несмотря на недавнюю утрату, Ариана ощущала себя счастливой, как никогда прежде. Что же до Манфреда, то он словно вернулся из царства теней в мир живых людей, наполненный радостью и весельем. Сослуживцы, видевшие, каким фон Трипп стал после смерти жены и детей, не верили своим глазам – так он переменился. Два месяца влюбленные были совершенно счастливы, и лишь теперь, с приближением Рождества, им стало немного страшно. Этот семейный праздник был чреват горькими воспоминаниями, над ним витали призраки тех, кто уже не в состоянии разделить с Манфредом и Арианой радость и счастье.
– Что же мы будем делать на Рождество? Я не хочу, чтобы мы сидели тут и вспоминали о том, чего больше не существует, – сказал Манфред за утренним чаем. Теперь они пили чай вместе, в постели. Сегодня была как раз очередь Манфреда возиться с чайником и чашками. – Давай лучше устроим себе на Рождество праздник. Не будем плакать о прошлом. Кстати, что тебе подарить?
До Рождества было еще целых две недели, но уже установилась ясная морозная погода.
Ариана блаженно улыбнулась:
– Знаешь, какой подарок я хочу на Рождество?
– Какой, милая?
Когда она смотрела на него такими глазами, разбросав золотистые волосы по подушке и обнажив грудь, Манфред с трудом держал себя в руках. Слишком уж любовно и зазывно светились ее глаза.
– Я хочу ребенка. Твоего ребенка.
Манфред потрясенно молчал. Дело в том, что ему в голову тоже не раз приходили подобные мысли.
– Ты серьезно?
Она еще так юна. Слишком многое может в их жизни измениться. Вот после войны… Но мысли о том, что будет после войны, уже не доставляли Манфреду такого удовольствия, как прежде. Когда Ариана перестанет нуждаться в его защите, она может встретить кого-нибудь моложе, и тогда… Думать об этом было мучительно.