Читать интересную книгу Охота на шакалов - Александр Тамоников

— Я не знаю, что ответить. Любой мой ответ вы интерпретируете против меня.

— Смотри, как замысловато, но умно. Образованный у нас клиент, не то что «отморозки», которые проходили раньше. А не знаешь ты, любезный, почему именно тебя и именно в этом городе мы взяли? Ведь таких, как ты, — до хрена и больше, к сожалению, развелось в нашей стране, вернее, на ее руинах.

— Да. Я на самом деле не понимаю, почему стал объектом охоты с вашей стороны.

— Врешь. Все ты знаешь. Вы же нас в своей стае просчитали, и просчитали давно.

Гальянов сглотнул.

— Мне известно, что один из вас — Воронов, он же бывший сотрудник секретной спецслужбы. И… что у вас сравнительно недавно погибла семья. Я сожале…

— И ты, козел, знаешь от чего погибла моя семья? — перебил Виктор.

— Знаю.

— Знаешь, — Виктор замолчал. Отошел к окну, достал выцветшую фотографию семьи. Улыбающиеся, счастливые Анюта и Татьяна. Боль сжала грудь. Виктор повернулся и подошел к Гальянову.

— Смотри! — он показал фотографию.

Лицо Гальянова изменилось, нервный тик пробежал по его щеке.

— Вы, вы были у меня дома?!

— С чего ты это взял?

— Эта фотография. Зачем она вам?

Виктор непонимающе посмотрел на друга, Феликс пожал плечами.

— И ты еще спрашиваешь: зачем мне эта фотография? — повысил голос Виктор. — Это моя семья, которую ты, гад, вместе со своей швалью уничтожил. Понял ты, ублюдок?

— Господи! Татьяна, Анюта! Господи!

— Эй, что ты там причитаешь?

Но Гальянов не обращал внимания на вопросы Виктора. Лицо его перекосила гримаса боли. Сейчас он узнал то, что никогда не пожелал бы узнать. Его дочь, его кровинушку, постигла страшная участь. И эту участь ей приготовил он сам.

— Виктор, ты что-нибудь понимаешь? Его словно столбняк хватил при виде фотографии?

— Кажется, понимаю, Феликс.

Виктор поднял за подбородок опущенную голову Гальянова.

— Так, значит, ты родной отец Анюты? Первый муж Тани?

— Да, — еле проговорил Семен Дмитриевич.

Феликс, стоявший рядом, удивленно присвистнул:

— Вот так дела!

Виктор отпустил подбородок, и голова Гальянова вновь низко опустилась, из его глаз текли слезы.

— Боже мой, боже мой! — повторял он.

Виктор закурил. Открывшаяся новость поразила его. Он ожидал чего угодно, только не этого. Конечно, он знал, что первый муж его Танюши — какая-то «шишка», живет в Городе, что ради карьеры бросил их, но представить в такой роли Гальянова он никак не мог. А видно — любил этот ублюдок свою первую семью. По слезам искренним видно. — Ну что ж, тем хуже для него. Мучительней будет то, что приготовил ему Виктор.

— А ну смотри в глаза! — приказал он.

— Что вы от меня хотите? Да, я занимал руководящую ступень в наркоторговле. Я получал за это деньги. Все? Кончайте этот спектакль. Делайте свое дело. Так будет лучше и для вас и для меня.

— Кончать с тобой? Легкой и быстрой смерти захотел? Ну уж нет, любезный. Другой тебе вынесен приговор, мразь, другой. Ты обречен на жизнь.

Феликс с нескрываемым удивлением смотрел на Виктора — что еще за кренделя?

— На жизнь, — продолжал Виктор, — которая покажется тебе адом. На ту жизнь, на которую ты обрекал свои жертвы. Ты пройдешь весь путь наркомана — от начала до конца. Переживешь все то, что пережила твоя дочь. Ты будешь жить и просить смерти как избавления. Вот твоя участь.

— Что вы хотите сделать?

— Ты еще не понял? Намерен превратить тебя из здорового человека в наркошника. С дикой ломкой, глюками, со всем, на что ты обрекал детей.

— Вы можете меня убить, зачем издеваться? То, что вы сообщили мне о смерти Татьяны и Анюты, — самое страшное для меня наказание, и я сам, понимаете, сам, не хочу больше жить.

— Не смей, подонок, произносить эти имена, не смей! Феликс, там у меня в лохмотьях — шприцы, принеси один.

Феликс посмотрел на Виктора, выслушал просьбу, но не спешил ее исполнять — такого поворота событий он не ожидал.

— Феликс, поторопись. Наш клиент изнывает от нетерпения получить неописуемое удовольствие. Или мне взять самому?

Феликс нашел три заправленных шприца. Взял один и передал Виктору.

— Как у нас с венами, господин Гальянов, жгут не понадобится?

— Не делайте этого, не смейте.

Но Виктор уже задрал рукав рубашки и, как ни пытался извернуться Гальянов, ввел в нить вены иглу с героином. Затем отбросил шприц в угол. С иглы медленно стекала на пол капля алой крови.

— Ну вот. Теперь балдей.

Он развернул кресло, пододвинул его в угол и поставил так, чтобы лица Гальянова не было видно.

— Витя, что за дела? Почему я не знал о твоих намерениях?

— Тебе это надо, Феликс? Извини, друг, но Гальянов — моя добыча, как сказано у Киплинга.

— Ты его отпустишь?

— Я? Да. Только вот он? Сможет ли он уйти? Это вопрос.

Три дня продолжалась своеобразная экзекуция. Как только Гальянов приходил в себя, ему тут же вводилась новая доза, и он вновь погружался в мир наркотических иллюзий.

Удовольствия от такой массированной наркотической интервенции Гальянов не получал. Наркотик не приносил наслаждения, а минуя эту заманивающую, привлекательную для начинающих фазу, интенсивно разрушал организм, в первую очередь нервную систему, активно и губительно воздействуя на головной мозг, меняя его структуру. Другими словами, путь обычного среднестатистического наркомана Семен Дмитриевич преодолевал в сжатые сроки, неминуемо превращаясь в жалкое, больное существо.

— Витя, сколько еще будем с ним возиться? Пора уходить.

— Раз тебе надоело находиться здесь, сделай завтра следующее. Поезжай в город. Созвонись там с Юрием, узнай: что к чему, какая обстановка. Да пройдись, пожалуйста, около кладбища, посмотри: нет ли там наблюдения?

— Ты считаешь, что, упустив шанс, они будут торчать на кладбище, ждать, когда ты придешь навестить своих?

— А что? Вполне возможно.

— Вполне возможно, что их вообще нет в городе, я имею в виду спёцгруппу. Но ладно. Все сделаю. Какие еще будут приказания?

— Не иронизируй, Феликс, и лучше будет, если вернешься ты, когда стемнеет.

— Позволь узнать: почему? С какой радости я должен целый день слоняться по городу? Уж не задумал ли ты чего? Опять не договариваешь?

— Да брось ты, просто в темноте тебе будет безопасней возвращаться в поселок. Вот и все.

Феликс подозрительно посмотрел на друга:

— Ну ладно, сегодня дежурим как всегда? Или ограничимся прослушкой?

— Не расслабляйся, Феликс, режим не меняем. Иди отдыхай.

— Лады, жаль, почитать здесь нечего — одни «плейбои» да примитив детский, не говоря уже о видеокассетах — сплошная порнуха, — вздохнул Феликс. — Ну черт с ними, пойду спать, если усну. Если нет, то не обессудь — вернусь и будешь мне колыбельную петь или сказки рассказывать.

— Давай-давай, спокойной ночи.

Феликс ушел, притворив за собой дверь.

В комнате наступила тишина, прерываемая шелестом дождя да приглушенным завыванием осеннего ветра. Виктор подошел к окну, задумался.

Вот и все. Завтра наступит развязка. Схватка закончена, остался последний штрих. Что дальше? Клятву свою он выполнил. Виновные в смерти семьи уничтожены. Завтра уйдет последний. А дальше? Что дальше? Ради чего жить? И куда, собственно, идти? Дома у него нет, да и не будет больше — никогда. Все, что связывало его с жизнью, осталось в прошлом. А в будущем? В будущем — пустота, болезнь и смертная тоска, тоска по тем, кого он любил больше самой жизни. Что теперь для него означает само это слово — жизнь? Да ничего. Конечно, Феликс не оставит его, при любом раскладе не оставит. Но имеет ли право он, Виктор, связывать друга своим постоянным присутствием, обрекая на неизбежность общения с человеком, который уже при жизни похоронил себя? Ведь у Феликса все впереди. События последних недель расшевелили его, вернули к жизни, к тому состоянию, в котором он и должен находиться. Одному Феликсу будет несравненно легче. А его, Виктора, участь — остаться здесь, навсегда, рядом со своими. Нужна ли ему жизнь без Танюши? Нет, только месть продлила ее. Все осталось в прошлом. Так к чему обрекать себя на медленную смерть? Свой жизненный путь он прошел, и сейчас перед ним черта. И надо принять решение, переступить эту черту. Но не сейчас — завтра. Когда Феликс будет отсутствовать и когда будет поставлена последняя точка в деле Семена Дмитриевича Гальянова.

Вот только Феликс? Сможет ли понять он его? Единственный настоящий друг? Примет ли он его смерть за проявление слабости или все же поймет правильно и не осудит? Кто знает? В одиночку Феликс скроется отсюда без проблем. И дальнейшая жизнь постепенно расставит все по своим местам. Боль угаснет, останется память, а память плохого не хранит — так уж устроен человек. Виктор закурил. Значит, решено?..