Россию осенью 1905 года ничего известно не было…
Со всеми военнопленными, возвращавшимися из японского плена на родину, работала Следственная комиссия Ставки главного командования. И Валуев вполне логично рассудил, что не минует фильтрации комиссии и Карл Ландсберг, буде он вернется во Владивосток.
* * *
Вьюжным февралем 1906 года пароход «Генуя» под флагом Красного Креста доставил в порт Владивостока последнюю партию возвращающихся на родину из Японии военнопленных. Около сотни офицеров Сахалинского гарнизона терпеливо мерзли на верхней палубе под пронизывающим ветром, вовсю гуляющим в бухте Золотой Рог. Без малого триста душ солдат суетливо перекладывали и паковали скудные пожитки на нижней палубе. На пирсе пароход был встречен изрядной группой подвыпивших обывателей в статском и истеричных дамочек. Едва на берег полетели причальные концы, как толпа взорвалась оскорбительными выкриками и улюлюканьем.
– Подстилки японские! Позор!
– Сколько иен заработали, иуды?
– Предатели, вон! Убирайтесь с русской земли!
Две дамочки из числа встречающих бросились к тумбам, оттеснили матросов причальной команды и попытались сбросить тяжелые канаты в воду.
Стоявшие в сторонке военные патрули не делали ни малейшей попытки призвать толпу к порядку. Пряча ехидные улыбки, крутили усы, подчеркнуто смотрели по сторонам.
Сахалинцы, столпившиеся у поручней на верхней палубе «Генуи», ожидали цветов и приветственных речей. Такая встреча была неожиданной и ошеломила. Офицеры переглядывались, натянуто улыбались: проводы военнопленных в Японии разительно отличались от встречи на родной земле.
Для покидающих Японию военнопленных была привлечена едва ли не целая флотилия зафрахтованных Российским правительством и Международным Красным Крестом кораблей. Японцы, к немалому удивлению россиян, провожали своих невольных гостей весьма тепло и явно старались оставить у них только хорошее впечатление. Для офицеров и нижних чинов устраивались банкеты, делегации военных и гражданских осыпали их подарками, цветами и сувенирами.
А тут…
Послышались реплики:
– Вот это да… Вот тебе и родные пенаты…
– Братцы, а может, нам обратно к самураям податься? От греха подальше, а?
– Рожи-то, рожи какие, глядите! Так бы и загрызли…
Итальянские матросы из палубной вахты, видя замешательство портовой команды у швартовочных тумб, по приказу боцмана ловко выбрались на причал и, без особых церемоний оттеснив в сторону истеричных дам, закрепили на тумбах канаты. Возмущенные дамочки обратили теперь свой гнев на итальянцев, на их плечи и головы посыпались удары зонтиками. Итальянцы в долгу не остались: выхватив у женщин зонтики, они побросали их в воду. Однако, видя угрожающе зароптавшую после этого демарша толпу, они поспешили поскорее убраться на свое судно.
Только теперь военная команда на причале словно очнулась от летаргии, придвинулась к толпе и стала уговаривать протестующих разойтись. Однако толпу, как говорится, понесло. В сторону все еще стоявших на палубе вчерашних военнопленных вместе с оскорблениями полетело несколько некрупных камней. Зазвенело разбитое стекло иллюминатора. Помощник капитана метался по палубе, уговаривая офицеров разойтись по каютам до тех пор, пока на причале не будет наведен порядок.
У офицеров растерянность и ошеломление от столь неласковой встречи вскоре сменилось гневом, и многие уходить с палубы нипочем не желали.
Скандал мало-помалу затих только после появления на причале вызванного конного казачьего разъезда. При виде помахивающих нагайками чубатых казаков обыватели без всяких уговоров стали расходиться. Дождавшись, когда причал опустел, капитан «Генуи» приказал спустить пассажирский трап и поспешил распрощаться с военнопленными.
Однако их злоключения на родных берегах только начинались. На причале появились две коляски, в которых прибыл помощник военного коменданта Владивостока Антипов с группой офицеров. Сахалинцев быстро рассортировали: нижних чинов, несмотря на протесты итальянского капитана, снова загнали на «Геную» до «особых указаний», а офицерам предложили построиться в колонну и пешим маршем следовать в комендатуру.
Офицеры зароптали:
– Па-азвольте, господа! Нешто мы арестанты?
– Благодарим покорно за этакую встречу!
– С чемоданами прикажете маршировать, господин штабс-капитан?
Вспомнили и о своем генерале, о Ляпунове.
– Позвольте, а где же его высокопревосходительство? Неужто он допустит этакий конфуз?
Штабс-капитан Антипов, похлопывая стеком по надраенному до зеркального блеска «хромачу», снисходительно выслушал возмущенные возгласы и выступил вперед:
– Э-э, послушайте-ка меня, господа новоприбывшие! Да-да, я хотел сказать – новоприбывшие господа офицеры, разумеется! Я представляю здесь военного коменданта города Владивостока, его превосходительство полковника Стрельникова, и действую от его имени и по его указаниям. А он, в свою очередь, руководствуется приказаниями своего начальства и его высокопревосходительства, господина Наместника! Не в ваших интересах, господа, и не в вашем положении проявлять свое неудовольствие! Да-с! Насколько мне известно, все вы попали в японский плен не на поле битвы, а перешли на милость врага российской короны вполне добровольно-с! Попутно ставлю вас в известность, милостивые государи, что по высочайшему распоряжению верховного главнокомандующего, в отношении вашего воинского начальника, генерал-лейтенанта Ляпунова возбуждено судебное дело. И специальная комиссия Ставки в настоящее время разбирает все обстоятельства позорной сдачи в плен…
Антипов переждал вторую волну ропота, поднял стек, призывая ко вниманию, и продолжил:
– Прошу понять меня правильно, господа! Я только выполняю данное мне приказание. Я никого и ни в чем не обвиняю, а просто ввожу вас в курс дела. А суть сего дела такова: сейчас вы все проследуете в комендатуру, где будут составлены уточненные списки прибывших. Вы будете размещены в казармах Резервного Приамурского полка, и с завтрашнего дня в установленном порядке предстанете перед полномочной комиссией для дачи показаний. А сейчас я попрошу вас, не привлекая дальнейшего внимания к своим персонам, выполнить мои указания и проследовать в комендатуру. Ваш багаж можете оставить здесь, он будет доставлен прямо в казармы. Попрошу также воздержаться пока от всяческих вопросов – ответы вы все равно получите только в комендатуре! Прошу построиться, господа офицеры! Для господина генерал-лейтенанта и начальника штаба чуть позже будет подана коляска, разумеется!
Делать было нечего. Офицеры нехотя выстроились в походную колонну и, скользя по обледенелым мостовым приморской столицы, побрели вслед за коляской помощника военного коменданта, на ходу переговариваясь.
– М-да, господа! Дела-с! Положение-то у нас, как говорится, хуже губернаторского!
– Наш-то «судебный генерал» наверняка знал обо всем этом! Как вы считаете, господа?
– Несомненно! То-то его штаб и в Фусими писал что-то целыми днями, не покладая рук!
– Господа, а кто и когда в последний раз видел его высокопревосходительство?
– Как где? В порту при погрузке, разумеется! Его высокопревосходительство со своим штабом прибыли на причал последними, генерал сразу прошел в свою каюту, и на палубу ни разу не выходил, по-моему. Так, господа?
– Кстати, я позавчера попытался попасть на прием к его высокопревосходительству – не допустили-с! Сказали – нездоров.
– Откуда ж тут здоровье будет, господа, ежели следственное дело возбуждено? Тут