Жуга снова пошёл другим путём, чем дядька. Если они встретятся, всё пропадёт, но Мантюр ходил всегда одной и той же дорогой, а Жуга тут все тропинки излазил.
* * *
Проклятая девчонка была всё ещё там, где Жуга её оставил, и заплетала в косу хвост серого жеребца. Грива уже была заплетена и украшена. Жуга по-прежнему не рискнул подходить. При виде девчонки Увар его выпустил и сейчас мальчик поспешно отступал в лес. Связываться с эдаким «гостем» вовсе не хотелось! Обманешь такого, как же!
— Ну, здравствуй, Эрлейн, — позвал Увар девчонку каким-то чужим непонятным именем.
Она оглянулась, ахнула, выронила гребень.
— Дядюшка Увар! — просияла она и бросилась в объятья чужака. Тот схватил девчонку и закружил в объятьях. — Дядюшка Увар! Как я рада! А ты надолго к нам? А маму ты видел? Как она? Как Львёнок? Как Гертелейн? Ты видел их? А тётушка Агнета? Анико? Бертилейн? А Вирелейн? А…
Жуга никогда не видел, чтобы проклятая девчонка так светилась и тараторила. Он едва разбирал закатную речь и непонятные чужие имена. Лейн, лейн, лейн… зачем ей этот Лейн[31] нужен?... Непохоже, чтобы этот Увар хотел продать ведьму. Вон, как обнимает. Или прикидывается?
— Матушка твоя тебе передаёт привет, — отозвался Увар, ласково улыбаясь девчонке. — У неё и твоих братьев всё хорошо. Бертилейн осталась в Тафелоне, Ирохухайт[32] взяла её в свою свиту. А тётушку Агнету я взял с собой. Анико уже давно моём в отряде, Вирелейн в этом году поехал с нами.
Девчонка снова ахнула от восторга и схватила Увара за руки.
— Дядюшка, миленький, можно мне к вам?
Дальше Жуга слушать не стал. По-взрослому сплюнул себе под ноги. Ну их к бесам в болото! Он-то думал… дядюшки, тётушки, тьфу!
Он отошёл уже далеко, когда проклятая девчонка спросила:
— А как ты меня нашёл?..
Мальчишка подумал и припустил быстрее. Чтобы он ещё раз с ведьмой связался!
* * *
Так ничего у Жуги и не вышло. Проклятая девчонка ушла к чужакам и плясала с ними до утра под странные песни, то протяжные, то быстрые. А Жугу Кабан заставил на тележке возить мёд и привезённое откуда-то из закатных стран вино — и не один раз, а туда-сюда пришлось ходить и ходить, а тележка тяжёлая. Ну и здоровы чужаки пить! Под утро уже его поймала страшная уродливая баба, сказала что-то непонятное, мол, мальчонку заездили, напоила чем-то горьким (попробуй откажись!) и уложила спать в круглом доме из шкур. Он спорить-то побоялся, но решил — убежит! Как бы не так! Все они тут ведьмы, он и не понял, как уснул, проснулся — уже рассвело давно, Кабан ему потом всыпал, что ночью не вернулся и что тележку попортил, пока возил.
А девчонка так и осталась у них. Никуда Увар её не повёз. «Дядюшка»! Тьфу на них!
* * *
А потом стали пропадать яйца из курятника. И только по ночам. Днём яйца есть, а утренних — нету. И насиживать курам нечего стало — всё начисто вор отбирает. Жугу Кабан утром пошлёт — собери. Жуга приходит — а под курицами и нет ничего. Куда пропало?... Кабан, конечно, и тут Жуге всыпал. Сам, мол, украл. Жуга отпирался, но куда там! И то верно — хорёк там или лиса одни яйца бы не утащили. Да и крысы. Хоть цыплёнка-то бы заели. И куры бы волновались, петух бы кричал. А тут… всё тихо! Собака — злющая, похожая на рыжего волка, которая вечно норовила Жугу цапнуть за голую пятку, — и та не гавкала! Колдовство, не иначе! Но Кабан взъелся на Жугу. А куда тому деваться? Бежать-то некуда, кто его одного примет? К тятьке, что ли, вернуться? Так забьёт его тятька-то. А тут Кабан жизни не даст.
Жуга решил выследить вора. Спрятался ночью, выскользнул, прокрался в курятник. Ночь была тёплая, летняя, даже жарко, так что дверь он открыл, чтоб не вовсе темно-то было. Не огонь же зажигать, тут соломы полно, сгорит вместе с курами. Ничего, никуда вор не денется, устережётся. А ежли побоится в открытую-то дверь соваться, так и того лучше будет. Жуга притаился в углу и принялся щипать себя, чтоб не сморил сон-то. Колотилось сердце. Вор не шёл. Помогло, помогло! Вот рассветёт, Жуга яйца соберёт и Кабану отдаст. И тот поймёт, что Жуга-то не вор! Был бы вором, так ведь раньше б отдал. Кому охота колотушки-то терпеть?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Жуга ждал, ждал… уже почти рассвело, летом-то быстро светает. А потом — услышал. И не от двери вовсе, а откуда-то сверху, с той стороны, где курятник примыкал стеной к дому. Шорох. У мальчика заколотилось сердце. Из дома лезет. Кто ж это? Кабан, что ли, сам своих куриц обкрадывает? Да где ж ему на крышу-то влезть, он вон какой большой да тяжёлый. Вор открыл щель в соломенной крыше и ужом проскользнул в курятник. Проскользнула. Так Жуга и знал! Девчонка проклятущая! Вот змея! Ведьма! Гадюка! Она нарочно! Назло ему! Чтобы его Кабан колотил!
Будь там кто незнакомый, Жуга бы поступил, как собирался: поднял бы крик, собирая людей. А тут… девчонка. Он и замешкался. А девчонка заметила открытую дверь, огляделась, прислушалась и быстро высмотрела Жугу в его углу.
— Оплошала я, — усмехнулась Аталеле, кивая на тусклый предутренний свет, льющийся из двери. — С крыши незаметно.
Она подошла ближе и Жуга шарахнулся в сторону. Её спокойная наглость пугала. Она же воровка! Она должна бояться! Почему она не боится?!
— Молодец, — продолжала девчонка. — Выследил. Подерёмся?
— Зачем мне с тобой драться? — буркнул Жуга. Вот привязалась! Откажешься — на смех подымет, согласишься — стыда не оберёшься. С девчонкой связался!
— Как же? — непонятно засмеялась Аталеле. — Ты же защитник. Вот и защищай. А то зачем сторожил?
— Я людей позову, — пригрозил Жуга, пробираясь по стенке к двери. — Пусть они тебя поколотят.
— Меня? — гаденько улыбнулась проклятая девчонка. — Ты же сам меня сюда позвал, один сторожить побоялся…
— Неправда!
— А под утро надулся и решил на меня всё свалить, — безжалостно закончила девчонка. — Зови людей-то, рассудят нас.
— Гадина ты! — в лицо ей выкрикнул Жуга, но ведьма только расхохоталась. — Зачем тебе воровать яйца, тебя Кабан досыта кормит, вон, какая ты белая, круглая стала.
— Ах ты бедненький! — ухмылялась девчонка. — Тебя-то колотушками Кабан кормит, а? Так тебе и надо, болван трусливый.
— Кто трусливый, я?!
Они всё-таки подрались. И Жуге, конечно, потом всыпали, будто мало, что его девчонка отлупила. И ведь никто не спросил, что она там делала, ночью-то. Но яйца воровать бросила и на том спасибо.
* * *
А потом приехал тот страшный чёрный человек. Бледный, щёки впалые, весь в чёрном, глаза светлые. Недобрые, как у проклятущей девчонки. Явился, в дом зашёл, не поклонился, сел за стол да покатил по нему кругляш серебра, такие пришлые за товар отдавали да за вино и ночлег. Вроде мирно зашёл, а видно — страшный человек. Кабан сразу подскочил, а пришлый шепнул что-то странное. Про свободу что-то. И Кабан тоже про свободу ответил. И братьями назвались. Побратимы, небось, видно же, не одной они крови. Жугу, конечно, за едой услали на кухню. Но он и оттуда их разговор слышал.
— Какой ветер тебя сюда занёс, Лонгин? — подозрительно спросил Кабан.
— Попутный, Кабан, попутный, — усмехнулся чёрный гость. — Есть одно дельце…
— На востоке, — ядовито подхватил Кабан.
— Где ж ещё? — усмехнулся Лонгин. — У вас тут один человек живёт… если не врут рассказы, то волшебник. А, может, и колдун. Только он дикий какой-то… пора бы ему влиться в культурное сообщество… пока предлагают.
— Крайвите? — спросил Кабан. Жуга на кухне вздрогнул и уронил нож. Крайвите! Это же сам Князь-Жрец, самый главный, который общается с богами! Говорят, зимой он седлает небесного коня, чтобы привезти солнце и вернуть весну! «Один человек»! «Дикий какой-то!». Да что эти чужаки понимают?!
А чужак тем временем заговорил о другом.
— Где девочка, Кабан?