Читать интересную книгу Корона Тафелона (СИ) - Авербух Наталья Владимировна

История вторая

Девчонка

Во всём была виновата проклятая девчонка. Какой бес её сюда притащил только?...   если бы не она — Жуга мог бы поклясться! — всё было бы хорошо. Всё было бы по-другому. Ведьма она, не иначе, и не из тех знахарок, которых в любом селище найдёшь, а из колдуний, которые по оврагам прячутся да на добрых людей порчу наводят.

Жуга никогда не знал хорошей-то жизни. Маманя у него из семьи не шибко богатой была, а главное — людьми бедной. Поэтому и повадился тятька сперва поколачивать, а после и бить жену смертным боем. А что? Родичей нет — заступиться некому. Так бы и вовсе заколотил, а с ней и сына, щуплого от вечного страха и недоедания мальчишку, да только вернулся из княжьей дружины материн дядька[26], седой косматый Мантю́р. Был дядька у князя Галлаю́та конезнатцем в дружине, да только рассорился с кем-то да и ушёл, пока кости целы. Только того и унёс Мантюр с княжьей службы, что заплаты да шрамы. Но, какой ни на есть, а всё ж — родич. Заступился за свою кровь, тятьке голову проломил да и ушёл, забрав племянницу с сыном в своё селище. Да только кому там нужен конезнатец? Кто через болота верхом скакать-то будет? Самым бедным человеком стал дядька Мантюр, а с ним и Альгер, его племянница, и маленький Жуга так и не ел досыта.

А потом пришли люди из закатной стороны, откуда прежде только оборотни набегали, добро отнимали, девушек к себе уводили. Думал Жуга — оборотни на краю света живут, но нет, за ними тоже люди обнаружились. Заключили договор с князьями и принялись дороги прокладывать. Ровно им ворожил кто — всегда знали, где топи обойти, где высушить, где коней кормить, где воду хорошую брать. В селище дядькином тогда спор возник. Одни кричали — нечего с чужаками знаться. Из-за оборотней явились, сами, небось, оборотни, а то и вовсе нелюди, злобные духи. А другие говорили — новые люди, новое знание, новое богатство, надо поближе подойти, поучиться. Так ни к чему и не пришли. Старики ушли подальше в болота, из молодёжи увели, кто потише, а кто покрепче да побойчее — к дороге вышел. Так и сложилось новое поселение. Не только местные, но и пришлые, бывает, оставались тут, возле гостевого двора, который поставил один из пришлых, чтобы проезжающие могли поесть-поспать под крышей. Хозяин двора был человек страшный. Сильный, плечистый, неповоротливый, а потом глянешь, половчее другого стройного юнош будет. Откуда взялся — никто не знал. Звали его чужим именем Цендеребен, а кое-кто из пришлых Кабаном его кликал на своём языке. Жуга-то быстро выучил этот язык. Как не выучишь, когда то и дело слышишь? Дядька-то его со смелыми был, сразу бросил родное селище и с племянницей да с Жугой к гостевому двору перебрался. Там-то конезнатцу сразу обрадовались. И вот жить бы теперь и всё б хорошо было. Жуга ел вволю, досыта, одёжку ему новую дали, дядька в ученики принял. Правда, не лежала у Жуги душа к коням-то, но тут уж что поделаешь. Небось привык бы, приспособился. Только вот девчонка.

Сперва-то Жуга на неё и не смотрел даже. Вот ещё. Через гостевой-то двор сколько всяких людей проходит, каждого и не упомнишь. А она зачастила. То на день-два останется, то на пять, на десять, а то целыми месяцами жить принялась. Цен… Ценде… тьфу, язык сломаешь! Кабан говорил — дочка, мол. Все кивали. Видно же, не его кровь, но кому какое дело? В их краях с родством просто было. Все то и дело детей от голода из селища в селище отправляли. Где накормят, где научат чему полезному. Привыкли — если ребёнок в чьём доме живёт, хозяина тятькой зовёт, жену его — маманей. А что не они его родили, так не кровные же. Это пусть князья родством считаются, у них, дядька рассказывал, для брата отца одно слово, для брата матери другое. И понятно, один князю соперник, другой помощник верный и друг. Но это дела княжьи, куда Жуге-то до них? Дочка и дочка. В доме Кабана жила, его хлеб ела, помогала опять же и на кухне и когда вечерами люди поесть собирались. Кто не семейный, они у Кабана ели, если никто по дороге не являлся. Жуга как-то для смеха с ней столкнулся, когда она пустые горшки несла. Думал — выронит горшки-то, вот умора будет! А она как-то ловко так увернулась да взгляд на Жугу подняла. Ух, он и вздрогнул! В их-то краях у всех глаза тёмные, крапчатые, а у этой — как небо пасмурное или озеро в дождь. Так и утонешь в них. Посмотрела, а у Жуги руки-ноги отнялись. Отца не боялся, когда тот, выпивши, за палку брался. А тут — струсил. А она посмотрела, хмыкнула, да и пошла себе. Жуга её потом за косу дёрнул, чтобы не воображала. И тоже приметил. У всех волосы либо тёмные либо русые, а то, бывает, как трава жухлая. А у этой — светлые да цвета какого-то холодного нелюдского. Как есть, ведьма из лесной чащи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А потом случилось то, что случилось. Дядька Жуге-то поручил коня почистить. И конь был смирный, и работа привычная. Да только едва Жуга начал, конь как взбесился. Куда мальчишке с ним сладить! Жуга уж думал — прибьёт его конь копытами-то или загрызёт, а тут девчонка проклятая, вынырнула откуда-то, коня по морде погладила — и как только дотянулась?...   — по гриве рукой провела — он и успокоился. Дядька прибежал, Жуге уздечкой погрозил, а девчонку принялся нахваливать. Рука, мол, у неё хорошая, а чего ещё умеет, пусть покажет.

Девчонка и показала! И почистила, и копыта осмотрела, конь ей сам ноги подавал, и гриву с хвостом расчесала, в косы заплела и даже заговоренные бусины как надо подвесила. То-то смеху было! Над Жугой всё селище хохотало. И местные, и пришлые и даже тот кривоногий старик из полуденной страны, где нет деревьев — этот громче всех заливался. Сказали — если девчонка лучше тебя умеет, меняйся-ка ты с ней работой! Будешь горшки мыть да плошки, еду разносить, а она вместо тебя за конями ходить станет. Жуга спорить пытался — куда там! Маманя просила, да дядька сказал, уж два года Жуга за конями ходит, а толку всё меньше, чем от этой девочки. Аталеле её звали. А она глазки-то потупила, вроде как скромничает, а сама в руках что-то вертит. Потом отбросила, Жуга место приметил, всё обыскал, перещупал — нашёл! Колючка там была, вот что! Небось, подсунула коню, а потом вынула. А то и заговорила её сначала. Да кто ж Жуге теперь поверит? Скажут — свою оплошку на девчонку свалить хочет.

* * *

Жить стало худо. Кабан девчонку-то жалел, когда она ему помогала, а Жугу гонять принялся. То подай, то принеси, это сделай, да поживее, да поторапливайся, да всё с колотушками. Ещё бы! Кто ж за него заступится? Маманя? Или дядька, который в девчонке души не чает да каждый день нахваливает? Жуга даже думал, может, к тятьке вернуться, но потом струсил. Кто ж его проводить одного согласится? Умнее надо быть. Или уйти с большим обозом или глаза всем на девчонку открыть проклятущую. Так и стал присматриваться. Она то и дело к Кабану забегала, на Жугу и не смотрела. За косу он её дёргать теперь остерегался. А ну как пожалуется? Кабан его вовсе заколотит.

А потом пришли люди из закатной стороны, не двое, не трое, а целое селище, да все на конях, да с телегами. Всё больше воины, но и женщины с ними и даже детишки мелкие. Только стариков старых нету. Жуга аж испугался, куда Кабан их всех поселит? А они отошли в сторону, в поле дома из тряпок да кожи да шкур поставили и ничего. Все поселились. Ух, и строго там было! Жуга только хотел поближе подобраться, интересно же! — так его какой-то злой человек в странной шапке высмотрел и велел убираться, покуда цел, мол. Говорили они между собой на языке закатной страны, а кто-то и вовсе непонятно. Похоже на то как кривоногий старик ругается, но не то всё же.

Главный-то их за всем проследил, присмотрел, а потом к Кабану пошёл. Странные они. Жуга-то думал, главный в дружине — самый сильный, самый высокий, самый красивый, одет лучше всех и непременно с серебряной гривной[27] на шее. Краше него только князь! А тут — невысокий неказистый дядька, рожа рябая, брови белёсые, ни роста, ни стати, ни красоты, ни нарядов. Но все его слушались, видать, чем другим взял. Жуге-то любопытно, какие дела у пришлого с Кабаном. Место у них не сказать чтобы тихое, на дороге стоят. Своей дружины нет, только несколько человек, которых Кабан кормит да поит, да одевает. До города, где князь стоит, через лес ехать день, два, а, может, и больше. Налетят враги, так пожечь успеют всё селище, покуда до князя гонец дойдёт. Раньше-то так и было. То оборотни с заката наскакивали, то нагабары[28] с полуночи приходили, разоряли селища, уводили пленников. А то и вовсе князь с кем поссорится, чужой князь придёт — хуже оборотня лютует!