Что может человек противопоставить мощи Корабля?
И все же вопросы теснились в его мозгу, а Корабль порой отвечал на вопросы.
— Долго я пролежал в гибернации?
— Промежуток времени не имеет для тебя смысла.
— А ты испытай меня.
— Я тебя испытываю.
— Скажи мне, сколько я пролежал в баке!
Слова не успели слететь с его языка, как Раджу захлестнул панический ужас. К Богу так не обращаются… и к Сатане тоже.
— А почему нет, Радж?
Голос Корабля звучал почти по-приятельски, но столь выверенными были его интонации, что мурашки бежали по коже.
— Потому что… потому…
— Потому что я многое могу сотворить с тобой?
— Да.
— Ох-х-х, Радж, когда же ты проснешься?
— Я не сплю.
— Неважно. Ты очень долго пролежал в гибернации, если мерить время твоими мерками.
— Сколько?
Он чувствовал, что ответ на этот вопрос жизненно важен для него. Он должен был знать.
— Ты должен воспринять концепцию повторов, Радж. Для меня Земля повторяла свою историю снова и снова, воспроизводясь по моему приказу.
— Повторяясь… все так же, каждый раз?
— Приблизительно.
Флэттери услышал в голосе Корабля интонации неизбежной истины.
— Но зачем?! — вырвалось у него.
— Тебе не понять.
— Столько боли…
— И радости. Никогда не забывай о радости, Радж.
— Но… повторы?
— Так ты мог бы ставить в проигрыватель запись любимого концерта, Радж, или голокассету классического театра. Так Лунбаза повторяла проект «Сознание» снова и снова, каждый раз получая новые капли знаний.
— Так зачем же ты вызвал меня из спячки?
— Ты мой любимый инструмент, Радж.
— Но Бикель…
— О, Бикель! Да, он подарил мне свой гений. Он был шкатулкой фокусника, откуда вы достали меня, но дружба требует большего, Радж. Ты мой лучший друг.
— Я бы уничтожил тебя, Корабль.
— Как же плохо ты понимаешь дружбу.
— Так я… инструмент. И ты проигрываешь меня заново?
— Нет, Радж. Нет. — Сколько печали в этом страшном голосе. — Инструменты играют.
— Почему я должен позволять тебе играть на мне?
— Хорошо! Прекрасно, Радж!
— Это можно считать ответом?
— Считай это одобрением. Ты и вправду лучший мой друг. Мой лучший инструмент.
— Я, наверное, никогда этого не пойму.
— Это, полагаю, оттого, что играть тебе нравится.
Флэттери не смог удержать смешок. — Веселье тебе идет, Радж.
«Веселье?» Он и не помнил, чтобы ему приходилось веселиться — разве что в горьком самоуничижении посмеиваться над собой. Но теперь он помнил, как погружался в гибер — не один раз, а множество, больше, чем мог или хотел сосчитать. Были и другие пробуждения… другие игры и… да, другие поражения. Но он ощущал, что Корабль забавляют его метания, и знал, что от него ждут ответа.
— И что мы играем на этот раз?
— Мои требования остаются неисполненными, Радж. Люди почему-то не в силах решить, как им богоТворить меня. Поэтому людей больше нет.
Раджу словно окатило ледяной водой.
— Больше нет… Что ты сотворил?!
— Земля сгинула в провалах бесконечности, Радж. Все Земли. Прошло много времени, ты не забыл? Остались только корабельники… и ты.
— Я — человек?
— Ты — мой изначальный материал.
— Клон, двойник, дубль — изначальный материал?
— Именно так.
— Кто такие корабельники?
— Те, кто пережил несколько последних повторов, — это была не совсем та Земля, которую ты помнишь.
— Они не люди?
— Ты можешь с ними скрещиваться.
— Чем они отличаются от меня?
— Их расовая память идентична твоей, но они были подобраны с Земель в разных фазах социального развития.
Флэттери послышалась уклончивость в этом ответе, и он решил оставить эту тему… пока, а подойти с другой стороны.
— Что значит — подобраны?
— Они считают это спасением. В каждом случае их солнце должно было взорваться.
— Опять твои проделки?
— К твоему прибытию они были подготовлены очень тщательно, Радж.
— Как подготовлены?
— У них есть капеллан-психиатр, который учит ненависти. У них есть Сай Мердок, который хорошо усвоил его уроки. У них есть женщина по имени Хэмилл, чья необыкновенная сила уходит корнями глубже, чем догадывается кто-либо. У них есть старик по имени Ферри, который думает, будто все покупается и продается. У них есть Ваэла, и вот за ней стоит присмотреть, да повнимательнее! У них есть молодой поэт по имени Керро Паниль и есть Хали Экель, которая думает, будто влюблена в поэта. У них есть люди, клонированные и приспособленные для исполнения странных задач. У них есть страхи, и стремления, и радости…
— Ты называешь это подготовкой?
— Да, а еще — участием.
— И ты требуешь того же и от меня?
— Участия? Безусловно.
— Приведи мне хоть одну вескую причину, по которой я обязан согласиться.
— Я тебя не обязываю к подобному.
Ответ ничего не объяснял, но Флэттери знал, что настаивать дальше было бы опасно.
— Значит, я должен явиться. Куда и когда?
— Мы кружим над планетой. Большая часть корабельников высадилась на ее поверхности — колонисты.
— И они должны решить, как им богоТворить тебя?
— Ты все так же догадлив, Радж.
— И что они сказали, когда ты задал им свой вопрос?
— Я не задавал им вопросов. Это, надеюсь, станет твоей задачей.
Флэттери содрогнулся. Эту игру он знал. Ему хотелось бесноваться, орать, отвергать все, навлекая на свою голову все кары Корабля. Но что-то в словах машины остановило его.
— А что случится, если они не преуспеют и на этот раз?
— Я сломаю… запись.
Попирай упрямыми стопами Землю. Куда она уйдет?
Керро Паниль, «Избранное».
Керро Паниль добил последнюю сводку по пандоранской геологии и отключил голопроектор. Время второй трапезы давно прошло, но поэт не чувствовал голода. Воздух в тесной учебной каюте был спертым, и Керро машинально удивился этому, прежде чем сообразил, что сам запер потайной люк и воздух мог поступать только через вентиляционную решетку в полу. «А на ней я сижу».
Посмеявшись над собой, он поднялся, потянулся, вспоминая усвоенные уроки. Воображение его уже так давно играло образами настоящей земли, настоящего моря, настоящего ветра, что поэт опасался, не разочарует ли его реальность. У него был большой опыт в строительстве воздушных замков… и большой запас разочарований за плечами.
В такие минуты он ощущал себя куда старше своих двадцати анно. Керро поискал глазами уверенности в какой-нибудь отражающей поверхности и наткнулся взглядом на кромку люка, отполированную до блеска множеством касаний его собственной руки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});